Конечно, она злилась на родных. За то, что оставили ее, словно позабытый в багажном отделении чемодан. За то, что ей пришлось расти среди равнодушных песков пустыни и недружелюбных к чужакам арабов. За то, что ее жизнь сложилась именно так, как сложилась в результате. Страшно было представить, как бы обошлись с беззащитным маленьким ребенком довольно жестокие местные жители, если бы не покровительство циничного, старого поляка Войцека Гловача, державшего в поселке лавку старьевщика, где Поль и пара других сирот трудились за корку хлеба и кров.

Именно там она познакомилась с Фалихом, таким же оборванцем, без фамилии, семьи и определенной национальности. Темнокожий парень как мог оберегал свою маленькую подругу от нападок хищных, до беззащитных и незамужних женщин мужчин. Вместе они сбежали из поселка, раздобыли денег на переправу через Гибралтар и отправились во Францию, когда им только исполнилось по шестнадцать лет. Чтобы начать в Париже совсем другую жизнь, отыскать свое место, получить образование, выбраться из пыльной и душной пустыни…

И какую новую жизнь им удалось найти? Поль плакала бы от бессилия, но привыкшие в темноте глаза стали сухими, словно в них набился тот самый проклятый песок. Вот где, значит ее место? В застенке, в ожидании скорой расплаты?

– Полли? – девушка не сразу смогла понять, где находится, когда испуганный Рудольф потряс ее за плечи, пытаясь привести в чувство. Лампа в комнате по-прежнему не горела, но были настежь распахнуты ставни и помещение заливал яркий свет фонарей с улицы. Портье метался по помещению, причитая что-то на гремучей смеси итальянского и французского.

– Сеньора, простите! – затараторил он, заметив, что девушка пришла в себя, – вызвать вам доктора…

– Нет, – медленно покачала головой Поль и грубо сбросила с себя руки Рудольфа. Она до сих пор ненавидела прикосновения.

Она встала с кресла, в которое ее усадили, и вышла на балкон. За ее спиной Рудольф и портье обсуждали проблемы с проводкой в отеле и время, которое понадобится для ремонта. Если Поль не ослышалась, портье предлагал временно перебраться в другую комнату – более тесную, но со свежим электроснабжением. Отель был старым, еще довоенным и хозяева не имели достаточно средств, чтобы сделать ремонт во всем здании. Рудольф что-то отвечал, но Поль сейчас это не волновало.

Она достала портсигар и закурила, облокотившись на перила. Балкон выходил прямо на площадь и в метре от него рос раскидистый каштан, только руку протяни и можно дотронуться до белых пирамидок соцветий. Ставший прохладным, но все еще пропитанный всеми этими великолепными ароматами, воздух постепенно возвращал Поль ощущение реальности.

Она потерла переносицу свободной рукой и несколько раз снова закрыла и открыла глаза – темноты не было, зрение никуда не делось. Вокруг – прекрасный древний город, витиеватая архитектура, бурно пробуждавшаяся после зимы зелень. Внизу гуляли редкие прохожие, где-то далеко шумели автомобили и поезда, которые отсюда было почти не слышно, не смотря на близость Термини.

Пользуясь тем, что Рудольф отправился куда-то вместе с портье, видимо, смотреть другую предложенную комнату, Поль извлекла из кармана записку и наконец-то решилась ознакомиться с ее содержанием, прежде чем придать огню вместе со всеми своими омерзительными воспоминаниями.

«Мы вышли на след. Нужно поговорить. Найди меня в отеле «Санто-Стефано». Комната 402. П. А.»

Глава вторая.

Ночью начался дождь. Поль расценила это погодное явление, как настоящий подарок судьбы, потому что долго ворочалась и не могла уснуть. Она снова вышла на балкон и подставила лицо и ладони прохладным каплям, не беспокоясь о том, что тонкая батистовая рубашка намокнет и прилипнет к телу, порочно очеркивая все его контуры. Она уже давно не боялась наготы, но одна только мысль об этом пустила по позвоночнику неприятный импульс, заставивший девушку обнять себя за плечи.

Нежный весенний дождь легко обернулся новым кошмаром – воспоминанием о ледяных струях, беспристрастно скользящих по измученным голодом скелетам, уже мало напоминающим людей, жмущимся к стенам, друг к другу; лишь бы хоть немного сохранить ускользающее тепло. В те мгновения казалось, что от отсутствия пищи и солнечного света кожа превратилась в папиросную бумагу, которую легко может содрать жестокое прикосновение студеной воды. Воды, сдирающей не кожу, но частички души, как огрубевшие мозоли, вырывающей воспоминания, осколки целостности крушащейся личности. Воды, которая была такой желанной в темных застенках, где можно было продать родную мать хотя бы за одну драгоценную каплю; но в итоге оказавшейся такой жестокой.

Поль отдернула руки от дождевых капель и спряталась под козырек. Ей стало зябко, захотелось вернуться в теплую постель, замотаться с головой в одеяло и не выглядывать оттуда как минимум месяц. Но, к несчастью, простыни были влажными от пота и хранили в себе осколки душных тяжелых кошмаров.

Был, впрочем, способ покинуть весь этот замкнутый круг – коробочка с пилюлями на дне чемодана, рядом с тщательно завернутым в белье револьвером. Но сделать это, означало пасть духом. Все-таки пасть духом. А она привыкла быть сильной девочкой. Вопреки всему. И если однажды смогла пройти через ад и сохранить себя, то теперь, не могла позволить себе подобной трусости, уже будучи в раю, пусть и отравленном горькими ошметками прошлого.

Тот маститый психиатр в Женеве был прав: всего лишь нужно время. Немного больше времени. Намного больше времени.

Поль вернулась в комнату и села на краешек постели. Ее взгляд невольно скользнул по лицу спящего на диване Рудольфа, и она испытала укол вины и грустной беспомощной нежности.

Милый Рудольф! Какой еще мужчина стал бы так носиться с ней, ее кошмарами и призраками прошлого? Какой мужчина согласился бы спустя уже три месяца после свадьбы по-прежнему спать раздельно, потому что она «еще не готова»? Если будет когда-нибудь вообще готова. Если сможет пересилить отвращение и страх, которые в ней вызывают человеческие прикосновения. Или дело было не в этом?

Поль откинулась на подушки, брезгливо оттолкнув все еще мокрое одеяло, и прикрыла глаза, надеясь на маленькую возможность провалиться в глубокий сон без сновидений. Тело было истощено долгой дорогой, сменой климата, путешествием и новыми впечатлениями, но беспокойный разум никак не соглашался позволить ему заслуженный отдых. Впрочем, Поль все-таки задремала. И снились ей не кошмары. Ей снился Фалих.

Было лето, в городе стояла жуткая жара, но для двух детей, выросших в пустыне температура была более, чем комфортной. Они сидели на той самой набережной Сены, где река раздваивается, огибая острова, и открывается отличный вид на причудливые шпили и башни Нотр-Дама. Между друзьями прямо на каменном парапете стояла бутылка дешевого лимонада, и они пили из нее по очереди.

Это был первый день, который они провели порознь и теперь наконец-то снова встретились, потому что оба оказались в разных учебных заведениях вольными слушателями – Фалих в школе искусств, Поль в маленьком и не очень престижном медицинском колледже. Они наперебой делились впечатлениями, которых было так много, словно за время разлуки каждый из них пережил как минимум одну человеческую жизнь.

– Я познакомился с отличными ребятами, – говорил Фалих и Поль почувствовала едкий укол ревности, – я хотел бы представить тебя им… Этот парень, Паскаль, он такой общительный, хочет стать писателем. Рассказывал, что встречался с Генри Миллером и даже показывал свои наброски самой Гертруде Стайн… и ей понравилось…

– Я не понимаю, о ком ты говоришь, – тихо и обиженно вздохнула Поль. Тогда сияющие темные глаза Фалиха погасли, он разволновался и схватил девушку за руку. В те времена она еще не избегала тактильных контактов, а с лучшим другом они и вовсе привыкли постоянно притрагиваться друг к другу. Это было чем-то вроде привычки. – Я же не такая образованная, как ты, – добавила девушка совсем мрачно.