Самые могущественные Покровители обретаются на пересечении лей-линий[25], послабее – вблизи. Род со слабым Покровителем – всё равно что не воронёный доспех: рано или поздно заржавеет.
Только члены семьи знают, как призвать своего замкового духа, и это, конечно, держится в большой тайне. Когда-нибудь это знание перешло бы по наследству от отца к Людо, но теперь этого уже не произойдёт.
Многие изображают своего Покровителя на гербе, но действительно ли он выглядит именно так, проверить, по понятным причинам, невозможно.
Скальгерды потому и правят испокон веков, что на их стороне слишком многое: один из древнейших Покровителей, природные и рукотворные укрепления, легенда о водяном чудовище, которое спит на дне озера Хидрос, зарывшись в ил, но пробудится в случае опасности, и мощный дар. Лес вблизи замка не случаен. Каждый из обитающих в нём зверей – дополнительное звено в цепи их власти. Если нас, Морхольтов, в народе называют «перекидышами» или «хамелеонами», то Скальгерды известны как «звероусты»: их дар в умении общаться с животными, управлять ими. Говорят, много веков назад кому-то все же взбрело в голову напасть на замок. Часть армии двинулась с севера, через лес. Из более чем пятисот воинов, вошедших в него, не вышел ни один. Те, кого послали следом, не смогли разглядеть траву под ковром из чисто обглоданных костей своих товарищей.
Поэтому надо быть непроходимым тупицей, чтобы атаковать в открытую.
Мы погрузились в ладью и отчалили от берега. Люди короля были все, как один, одеты в цвета рода – красный с золотом. Мы с Людо, единственные темноволосые на судне, выделялись, как вороны среди аистов. Даже леди Йоса, с её белокурыми локонами и в здешнем платье, уже казалась одной из них. На неё, как всегда, глазели. В открытую не осмеливались, но по лицам воинов ясно читалось, что красота будущей королевы им по вкусу. Красота вообще везде в почёте. Это уродам приходится нести ответ за свои изъяны.
Её Светлость больно стиснула мою руку, не отрывая напряжённого взгляда от замка. Утки и лебеди скользили с нами наперегонки, а в чёрной воде отражались лохматые низко плывущие облака, подсвеченные закатными лучами. Казалось, герб Скальгердов отпечатался даже на небе: солнце затопило его кипящим золотом до самого горизонта, оставив на границе стихий три багровые полосы, дрожащие в воде дорожками пролитой киновари[26].
Меня охватила дрожь, в висках застучало, а во рту появился противный кисло-металлический привкус. Гребцы завели ритмичную песню, отдававшуюся в ушах буханьем набата. Я больше не различала лиц, мрачных красот этого места и пылающих на небе красок, а вместо длинношеих лебедей видела плывущих по рекам покойников, сделавших воду непригодной для питья. Ещё видела наши фамильные поля, сожжённые, кормилицу, как-то по-глупому завалившуюся набок, со стеклянными глазами и обиженно оттопыренной губой – конечно, она обижена, ведь за всю жизнь и мухи не обидела и не заслужила быть зарубленной на пороге моей спальни… видела отцовские пальцы с вздувшимися костяшками, судорожно комкающие простыни, и кровяную жижу, с бульканьем стекающую из почерневшего рта, мать, загораживающую его постель с мечом в руках. Она успела ранить двоих… Я снова слышала гул огненной стихии, треск проваливающейся крыши, скрежет гранёных когтей по стене трофейной и вой, с которым огромная туша срывается вниз, проламывая плиты, извивается, раздирает шпалеры в борьбе за свою и наши жизни. А следом – внезапная оглушающая выворачивающая внутренности тишина…
Малиновый воздух дрожит и рассыпается искрами, свинцовые наличники текут от жара, Артур катается по полу, прижимая ладони к лицу и рыдая от боли, а языки пламени сжирают мой прежний мир…
– Праматерь Покровителей! Вы хотите мне пальцы сломать?! – Этот раздражённый возглас возвращает меня обратно на ладью. Ещё какое-то время я тупо смотрю на леди Йосу, недовольно потирающую руку. – Вам-то что волноваться, – шёпотом бросает она, – не вы обречены чахнуть в этой тюрьме. Разок раздвинете ноги, и станете потом свободны и богаты, будь вы прокляты за это!
Я, тяжело дыша, оглядываюсь вокруг, удивлённая, что озеро всё ещё на месте: не вскипело и не испарилось от огненного ада моих воспоминаний. Провожу слабой рукой по лбу, платье противно липнет к спине.
В этот момент массивная решётка надвратной башни со скрипом поднимается над головой, роняя на разгорячённое лицо холодные капли, и мы проезжаем под «смоляными носами» и бойницами. Короткий тёмный тоннель выводит в передний двор к доку и выстроившейся вдоль канала толпе. Люди приветственно кричат, раскручивают трещотки, машут зажжёнными лучинами, напирают друг на друга, пытаясь разглядеть будущую королеву и прибывших с ней гостей. Всё это видится мне словно бы в тумане, картинка расплывается по краям, а звуки приглушены. Всюду мельтешение, в небо срываются нестройной стаей оранжевые фонарики, в нас летят ленты и венки из барвинка[27]. Потом ещё одна надвратная решётка, и канал сворачивает к трёхэтажному паласу, за которым высится донжон.
Здесь людей уже на порядок меньше, и ведут они себя более сдержанно.
Это канал для почётных гостей, оканчивающийся возле центрального жилища. Ступени спускаются до самой воды, где лестницу стерегут два мраморных грифона.
На верхней площадке у входа в палас застыли четыре фигуры в богатых одеждах: король, смазливая девушка лет четырнадцати, наверное, его сестра Бланка, юноша с каштановыми кудрями и серьёзным лицом с правильными мягкими чертами… Мой взгляд остановился на четвёртом, облачённом в тёмно-изумрудный упелянд[28] до земли, отороченный соболиным мехом, и сердце исступлённо забилось. Я-то думала, что едва его узнаю. Что годы согнули его, иссушили, убелили сединами и превратили в дряхлого старика, ведь с нашей последней встречи для меня прошла целая жизнь. Но он совершенно не изменился: те же золотистые без единой серебряной нити волосы, короткая борода, скорее даже щетина, высокая широкоплечая фигура, проникнутая небрежным спокойствием, и внимательные серые глаза. Когда они скользнули по мне, я забыла дышать. Узнает ли он девочку, некогда отчаянно молившую взять её в жены?
Но взор регента быстро перебежал на будущую королеву и сосредоточился на ней. Почувствовав руку, я обернулась. Людо. Он успокаивающе сжал моё плечо, и в лихорадочном блеске глаз брата я увидела отражение разрывавшего меня чувства.
Взгляд снова притянуло к стоящему на крыльце человеку – все прочие перестали существовать. Казалось, я сейчас упаду или закричу, или ладья перевернётся от сотрясающей меня дрожи. Слава Праматери, он дожил до этого дня, не преставился от какой-нибудь глупой болезни или несчастного случая!
Ведь целых семь лет каждую ночь я видела его во снах и, просыпаясь, разбитая, опустошённая, грезила о встрече. Мечтала о том мгновении, когда всажу кинжал в его чёрное сердце по самую рукоять и скажу:
«Ты пришёл в наш дом, как гость, и подло ударил в спину. Ты убил всё, что было мне дорого, лишил будущего, семьи и веры – и за это умрёшь».
Людо, когда я с ним поделилась, сказал, что речь слишком длинная, а клинок может соскользнуть с рёбер, поэтому лучше молча ударить в печень, как он меня учил, и провернуть. Для него важен сам факт, но только не для меня, мне этого мало.
В моём воображении из развёрстой раны текла тёмная и густая, как смола, кровь. Руки шарили по груди, тщась выдернуть кинжал, а в глазах метались ужас и стыд. О, Бодуэн Скальгерд непременно умрёт, но сперва увидит свой дом в руинах, королевский род угасшим, а всех, кого любит, отбывшими в Скорбные Чертоги. Если такие, как он, вообще способны любить.
Ещё в моих мечтах у него был сын, гордость и надежда отца: красивый золотоволосый сероглазый малыш, которому я перережу глотку у него на глазах, потому что нет ничего больнее, чем терять тех, в ком течёт твоя кровь. А регент должен страдать стократ сильнее, чем страдала я. Из-за него прежняя Лора умерла семь лет назад, сошла с ума от горя, и вместо неё на свет появилась новая, та, в чьих жилах – ненависть, а в душе вечная ночь. С того дня прежний мир раскололся на два: первый тесен, в нём есть место только для меня и Людо, а второй населён всеми остальными людьми, считающими нас с братом проклятыми выродками. А когда люди во что-то верят, их нельзя разочаровывать.
