Линг не вернулась домой к полуночи, и когда он пробормотал что-то насчет отбоя, было очевидно, что он беспокоится о ней. Я задумалась, почему бы ему просто не позвонить ей и не потребовать, чтобы она вернулась домой. В конце концов, он был ее боссом.

Но это не мое дело. Мое дело было в том, что произошло, когда я вошла в спальню. Я ждала чего-то.

Но ничего не было.

Вообще ничего.

Он не приковал меня к себе, не приковал к изголовью кровати, не угрожал мне словесно, он просто оставил меня в покое. Тем не менее, Юлий запер нас обоих в своей спальне, и хотя я ожидала, что он прочитает мне лекцию о том, что произойдет, если я сбегу, он просто разделся, переоделся в пижамные штаны, выключил свет и скользнул в постель, не глядя на меня и не говоря ни слова, повернувшись ко мне спиной, как будто меня там и не было.

Моя эмоциональная реакция была, по меньшей мере, озадачивающей. То, что он не обращал на меня внимания, игнорировал меня, как будто я была ничем, начинало вызывать у меня любопытную реакцию.

Я скучала по его взгляду, по тому, как они крепко держали меня, приклеенной к месту. Сильное чувство желания заставило мою грудь болеть.

Его безразличие было не только поразительным, но и обидным. Совершенно нелепо и иррационально, я знаю. И частичка моего разума задумалась, не начинается ли у меня Стокгольмский синдром.

Так не пойдет.

У меня был план, и я его придерживалась, в какой-то степени. Если я собиралась довести дело до конца, то не могла начать привязываться к иногда страшному, но чаще внимательному мужчине.

Это было нечестно. Из всех мужчин, с которыми мне приходилось иметь дело, я выбрала того, кто будоражил бабочек в моем животе смиренным взглядом этих бурных голубых глаз.

Как может человек просто перестать испытывать к кому-то влечение?

Я не была уверена, что это возможно.

Моя мать часто говорила, что когда мужчина может завладеть вниманием женщины, не сказав ни слова, это приведет к катастрофе. А для меня это был Юлий. Несмотря на советы моей матери, я хотела раздвинуть границы. Мне нечего было терять. Буквально нечего.

Моя собственная жизнь была потеряна. У меня не осталось ничего, на что играть… кроме моего тела.

Это было похоже на катастрофу, так как я знала, что все закончится трагедией, но не заботилась об этом ни в малейшей степени.

Это было безрассудно и безответственно, и я не была уверена, что мне есть дело до последствий, какими бы они ни были.

Когда я лежала в темноте, легкая улыбка тронула мои губы. Расширение границ звучало все более и более волнующе с каждой минутой.

Было очень волнующе делать что-то, что не было на благо семьи.

Я была сама по себе, не отвечала ни за кого и ни за что, кроме собственной задницы, и я сделаю все, что нужно, чтобы прожить еще один день.

Завтра я упрусь руками в стену, которая называется Юлий, и буду толкать ее.

Линг возвращается сразу после рассвета, и видимое облегчение в движениях Юлия приводит меня в ярость.

Я просыпаюсь вскоре после восхода солнца и не собираюсь будить Юлия. Вместо этого выскальзываю из кровати и бесшумно двигаюсь в ванную, оставив дверь приоткрытой лишь чуть-чуть. Я быстро принимаю душ, заметив, что кто-то поставил кондиционер для волос там, где его не было накануне. Возблагодарив небеса, я наношу целую кучу кондиционера на свои густые волосы, массируя их и оставляя их работать в течение минуты, пока я намыливаюсь и ополаскиваюсь.

После того, как смываю кондиционер и выхожу из душа, настает время, чтобы начать толкать.

Я не спеша вытираюсь большим банным полотенцем, висевшим у душевой кабинки, а запасное использую в качестве тюрбана для своих мокрых волос. Подойдя к туалетному столику, вытираю рукой конденсат с зеркала и смотрю на себя.

Мое тело… Ну, это не очень приятно. Оно повреждено большим количеством способов, чем человек может сосчитать, и не все травмы видны невооруженным глазом. Язык тела имеет большое влияние на то, что я собираюсь сделать, и мне нужно быть деликатной.

Обернув полотенце вокруг себя высоко на груди, я замечаю зубную щетку, висящую у раковины, и улыбаюсь. Пролив на нее воду, я наношу небольшое количество зубной пасты и, все еще ухмыляясь, кладу в рот, чтобы почистить зубы. Заставив себя протрезветь, я окликаю Юлия, намеренно используя прозвище, которым называла его сестра.

— Джей?

Он отвечает сразу же, грубо, давая мне понять, что хорошо знает, где я нахожусь.

— Да.

Ноги сами несут меня к двери ванной, и, взявшись за ручку, я слегка приоткрываю ее, выглядывая. С нейтральным выражением лица я говорю ему:

— У меня нет нижнего белья.

Юлий встал, не глядя на меня, и выходит из комнаты. Я знаю, куда он направляется, и, клянусь богом, он собирается уделить мне свое внимание, когда вернется.

Я сбросаю полотенце с головы, провожу пальцами по длинным волнистым прядям и смотрю на себя в зеркало. Полотенце на груди я слегка ослабляю, ровно настолько, чтобы открылась ложбинка между грудями. Я слизываю остатки зубной пасты с губ, оставив их блестящими и розовыми.

Когда Юлий возвращается в комнату и поворачивается, чтобы оставить одежду в шкафу, как я просила накануне, я кричу:

— Сюда, пожалуйста.

Мгновение спустя дверь открывается шире, и его сонные глаза встречаются с моими, слегка расширяясь, прежде чем двинуться вниз, затем еще дальше, к моему теперь уже сколотому педикюру, затем снова вверх, останавливаясь на моем почти несуществующем декольте, прежде чем достичь моего лица.

Угу. Не обращай на меня внимания, сукин сын.

Но затем на его лице мелькает легкое раздражение.

— Это моя зубная щетка.

Я оставляю ее во рту, когдаберу предложенную одежду из его протянутой руки. Держа сверток в руках, я невинно моргаю, вынимая синюю зубную щетку изо рта, прежде чем очень, очень медленно облизать губы.

— У меня ее тоже нет.

Я знаю, что привлекательна. И не потому, что я напыщенная стерва, а потому что это факт. Это была единственная вещь, которую мне говорили за все годы моей жизни. Кому какое дело, что я была круглой отличницей в старшей школе? Точно не моей семье. Я всегда была хорошенькой, что бы это ни значило.

Трудно было не заметить, как мужчины смотрели на меня. Эти взгляды обычно заставляли меня чувствовать себя неловко. Именно так Юлий смотрел на меня во время нашей первой встречи в доме, в тот день, когда Дино был вычеркнут из моей жизни, впервые эти взгляды были встречены с радостью. В тот день Юлий больше не бросал на меня таких взглядов, и я буду проклинать его вечно.

Он приходит в себя.

Черт, он уже надел маску.

Притвориться, что я не вижу, как его глаза блуждают по мне, трудно, но я возвращаюсь к зеркалу, больше не глядя на него, позволяя ему смотреть на себя.

— Спасибо за кондиционер.

Нет ответа.

— Мне понадобится несколько вещей, если ты не возражаешь.

По-прежнему никакого ответа.

— Ничего особенного, просто бритва для ног и подмышек, может быть, какой-нибудь женский дезодорант, — говорю я, взяв его дезодорант и обильно опрыскивая подмышки: — Бюстгальтеры, трусики и ножницы, чтобы я могла подстричься.

Гул гнева в воздухе заставляет меня подавить понимающую усмешку. Я намеренно веду себя, как избалованная девочка. Мне нужна реакция, и я совсем не была готова к той, которую собиралась получить.

Юлий делает один угрожающий шаг в ванную, и я поворачиваюсь спиной к туалетному столику, ожидая его приближения. От короткого взгляда на его босые ступни и длинные мускулистые ноги мое сердце бьется быстрее. Нахмурившись, он всматривается в мое лицо, и тишина убивает меня.

— Ты думаешь, это чертов отель?

Еще один шаг ближе, и когда я отступаю, моя прикрытая полотенцем нижняя часть спины соприкасается с прохладным мрамором туалетного столика. Я поймана. Отступать уже некуда.

Мои губы приоткрываются в удивлении от агрессии, которая исходит от этого спокойно произнесенного вопроса.