За те несколько лет, что я занимаюсь собой, заметила, что утром народ в основном занимается на улице, а вечером – в тренажёрке. Вот и сегодня, придя туда, я увидела практически пустой зал. Идеально!

В полупустом помещении каждый звук отдавался эхом. Стук блинов, негромкие разговоры и играющая фоном музыка. Но эти звуки действовали, как бальзам на душу. Они не нервировали, не били по мозгам, а звучали гармонично с атмосферой, да и настроением.

Начала, как обычно, с десятиминутной пробежки на дорожке. Когда я уже перешла к скамье для пресса, заметила, что молодой парень с рыжей копной волос постоянно поглядывает на меня. Я его ещё в зеркале видела, когда на дорожке бегала. Тогда не обратила внимания. А теперь мы были почти напротив друг друга.

Он сидел боком и качал бицепс, но постоянно поворачивал голову, словно пытался вспомнить, где мог меня видеть. На вид он совсем мальчишка – не старше, чем должен сейчас быть мой Антошка. Только рыжий.

Парень опустил гантелю и повернулся ко мне, широко улыбаясь. Надо сказать, у него красивая улыбка. И лицо очень добродушное. Даже ямочка на подбородке, которая обычно считается признаком мужественности, ему придавала ещё больше миловидности. Повезёт какой-то девчонке. Но сейчас его улыбка была обращена ко мне.

– Извините, – он встал и подошёл. – Вы же… мама Антона Шевцова? – с некоторой осторожной паузой произнёс рыжеволосый парень.

Внутри всё оборвалось, как всегда при упоминании сына. Моего мальчика, который – я верю – жив и просто не может никак вернуться домой. Я села, пытаясь отдышаться после упражнения, и внимательно разглядывала парня. Не помню я его! Видимо, он уловил мои немые попытки.

– Я Глеб, – он протянул руку. – Степанов Глеб, мы в параллельных классах учились, но дружили класса с седьмого. Это я тогда организовывал рассылку Тохиных фото по Интернету…

Вот тут в памяти начал всплывать образ. Но, честно говоря, во мне тогда постоянно было столько успокоительного, что иногда даже речь становилась вялой. А иначе просто накрывало. Я не помнила половины лиц и событий. Всё очень туманно.

– Кажется, – неуверенно произнесла я, – что-то вспоминаю. Ты был коротко стрижен и немного полнее, да?

– Да-да, – радостно улыбнулся парень. – Я же тогда тоже только демобилизовался. Мы с Тохой собирались вместе поехать поступать. А тут так получилось, – он опустил глаза. – Новостей так и не было?

Тема сына была невыносимо болезненной. Мне и так каждое утро чуть ли не силой приходилось заставлять себя встать с постели, ехать на работу, что-то делать, с кем-то говорить… Да просто – жить! Я не знаю, как и когда эта чёрная дыра затянется. Да, настроение от нахлынувших воспоминаний испортилось. Но и увидеть человека, который помогал и искренне переживал за моего мальчика, я была рада.

– Нет, – я задумчиво посмотрела на приятеля сына. – Да учитывая, как велись поиски, они скорее никак не велись.

– Слушайте, – Глеб скрестил руки на груди, – здесь есть кофейня. Давайте после тренировки посидим, пообщаемся. Я, правда, – он приложил руку к груди, – так рад Вас встретить!

Я улыбнулась. Но как-то больше вымученно. Меня рад видеть? Наивный мальчик. Я сама себя порой не рада видеть. Ну да ладно:

– Неплохая идея. Я ещё минут сорок позанимаюсь, и можно будет посидеть.

– Отлично. Я тогда чуть раньше закончу, в душ, и займу нам столик, – он снова широко улыбнулся и ушёл в другой конец зала.

Я тоже продолжила тренировку, но сосредоточиться на ней уже не получалось. Перед глазами из воспоминаний мельтешили люди в полицейской форме, я слышала собственный истеричный вой, монотонный голос мужа, пытавшегося меня успокоить. Лица, фигуры… их было много, но всё было туманно. Из-за слёз и стресса. И долгие месяцы депрессии, одинаковые и пустые. Из этого состояния я выбиралась медленно и неохотно. Да и выбралась ли?

Да уж, тренировка полетела к чертям. Продолжать смысла не было, поэтому я закончила раньше, чем планировала. Огляделась – рыжего парнишки нигде не было видно. Похоже, тоже решил закончить пораньше.

Я вышла из зала и торопливо направилась к раздевалке по узкому коридору, в котором в левой стороне находилась мужская душевая комната, а в правой – женская. Я настолько ушла в свои мысли, что, когда дверь мужской душевой открылась, вскрикнула от неожиданности.

Округлёнными от испуга глазами я смотрела на вышедшего парня с полотенцем на плечах. Он был ещё окутан паром, исходящим из душевой. Тот самый рыжий. Правда сейчас, когда его волосы были мокрыми и прилипали к лицу, они казались темнее. Он заметно смутился:

– Простите, напугал?

– Н-ничего, – я махнула рукой и поспешила дальше.

Было стыдно признаться самой себе, но я поймала себя на том, что рассматривала этого юнца. Он вышел с голым торсом. И фигура, должна отметить, очень даже ничего. В отличие от моего Валеры, успевшего обзавестись небольшим пузиком. И у парня на груди не было ни единой волосинки.

Гладенький накачанный торс с каплями воды и в клубах пара… Боже, о чём я думаю? Он совсем ребёнок! Мальчишка! Похоже, Викуся права. Мне пора что-то делать со своей неудовлетворённостью. А то ещё немного, и начну кидаться на проходящих мимо мужиков.

Прохладный душ и женский трёп в раздевалке отвлёк от внезапного наваждения. Настолько, что я, к слову, чуть не забыла про ожидающего в кофейне, на первом этаже этого же дома, Глеба. Вовремя спохватившись, развернулась и пошла… Как оказалось, – на встречу с собственным безумием.

Войдя внутрь, я уже целенаправленно искала густой рыжий чуб. Да, его было невозможно не заметить. Глеб сидел практически в самом конце помещения, на небольшом диванчике. Высокий, солнечный – и по цвету волос и по исходящей от него ауре. Чувствовалось, что это добрый и искренний парень. Я махнула ему и подошла к стойке сделать заказ. Глеб тут же оказался у меня за спиной.

– Девушка, – загадочным тоном начал он, – а вы знали, что в этом кафе самые вкусные оладьи? И, между прочим, – с важным видом добавил он, – овсяные.

Я вопросительно глянула на девушку за стойкой. Она утвердительно кивнула. Не успела я согласиться заказать их, как Глеб меня опередил.

– Нам по два, милая барышня, – и достал карту из чехла телефона. Я не успевала и слова вставить, только хлопала глазами, как девчонка. – Что у нас там выходит?

Девушка-бармен озвучила сумму, и Глеб приложил карту к терминалу. А сам смотрел на меня, радостно улыбаясь.

– Вообще-то, – я строго приподняла бровь, – я привыкла сама за себя платить.

– Ну правильно, вы же не со мной кофе пили, – обезоруживающе улыбнулся Глеб.

В общении парень оказался довольно лёгким. Постоянно шутил – на удивление смешно и не по́шло. Зелёные глаза так красиво контрастировали с его многочисленными веснушками. И он так смешно рассказывал истории: про себя, про друзей, про маму и младшего брата-школьника. Я и не заметила, что мы проболтали больше получаса, пока телефон не издал громкий звук входящего сообщения. Я бегло глянула. Точно! Совсем забыла: мы же с Валерой собирались на открытие выставки современной живописи, и пришедший электронный билет напомнил об этом. Я даже обрадовалась, хоть виду и не подала, лишь едва заметно улыбнулась.

Эта выставка может стать нашим вторым шансом. Мы наверняка сможем поговорить. Честно говоря, я уже готова была простить ему эту минутную слабость и принять обратно. Да, надо будет держать себя в руках и, когда он подойдёт просить прощение, проявить немного снисходительности. Всё-таки столько лет вместе. Глупо отдавать готового успешного мужика какой-то мажорке.

Теперь мне хотелось поскорее попрощаться с юным Глебом и подготовиться к встрече с более значимым человеком в моей жизни. И он будто прочитал мои мысли. Не Глеб. А Валера. На входящем вызове высветилось его имя.

– Извини, я отойду, – говорить при практически незнакомом мне юнце совсем не хотелось.

Оставив в качестве заложника свой спортивный рюкзак, поспешила выйти на улицу.