В парке стало совсем темно. Время будто остановилось и стало вязким, как и воздух, пропитанный запахом хвои и еще каких-то испарений, характерных для таких мест. Где-то недалеко загромыхало, раскаты повторились, но уже ближе, повеяло прохладой, разговора больше не было слышно. Лолита попыталась просочиться сквозь кусты на соседнюю аллею, но это было не просто в ее тонком платье и высоких каблуках. Рискуя оставить платье на кустах, а туфли в вязкой почве, она все же умудрилась это сделать, но там никого уже не было. Лишь в воздухе стоял какой-то странный запах не то одеколона, не то цветов, определить которых Лолита не смогла.

Писатель… Но какой из него писатель. Очевидно такой же, как и поэт. После выхода из лечебницы Иван, все свободное время проводил либо в библиотеке, либо дома, выходя из квартиры только по необходимости. Все кто окружал его в свое время, остались за воротами психиатрической больницы. В основном это были собратья по перу из Дома писателей на Пушкинской, пожар в котором, являлся единственным свидетельством той истории. С течением времени известные события стали и ему самому казаться фантазией больного человека и порою настолько нереальными, что сомнения в их подлинности все чаще посещали его. Однако именно они подвинули его на то, чтоб заняться историей. Он часто пропадал в библиотеках, используя для этого каждую свободную минуту. И чем больше он узнавал, тем сильнее ощущал, что все, что называется историческим фактом меньше всего связано с историей. К примеру, история Воланда о Понтии Пилате, вряд ли была бы принята, как факт, историческими летописцами.

Мысли о прошлых событиях все реже беспокоили его. И если бы не приступы депрессии и неустойчивости, повторяющиеся с поразительной синхронностью, можно было бы говорить о полном излечении. Но луна была его наказанием и надеждой. С ее появлением его рассудок становился восприимчивым и ранимым. Все то, что казалось, ушло, возвращалось с удивительной реальностью. Он видел образы, разговаривал с тенями и бродил вместе с Мастером по лунной дорожке. И это было лучшее время в его жизни, поскольку тогда он соприкасался с ними и был почти счастлив. И если бы можно было задержать эти мгновения, он бы оставался там, но луна неумолимо уменьшалась, и вместе с нею уходило состояния беспокойства. Мысли входили в свое обычное однообразное русло, сны прекращались, как действие наркотика, наступало «выздоровление» и, в общем, он становился нормальным несчастным человеком.

Сегодняшняя встреча всколыхнула его душу и, несмотря на то, что до очередного кризиса было еще далеко, его эмоциональное состояние было неустойчиво. Его лихорадило, и в этом не был виноват ливень, под который он все-таки попал. Тот незнакомец, что-то в нем было от того прошлого, что помутило его разум и привело в лечебницу. Иван одновременно и пугался этой встречи и тут же инстинктивно понимал, что она была ему необходима для того, что бы проснуться. Ведь все это время, после выхода из больницы, он практически спал. Как он мог забыть, как позволил себе успокоиться и признать, что все было сном, между тем, как напротив, сном являлась вся его жизнь до той встречи.

Где сейчас этот человек? Тот, кто ему рассказал о Понтии Пилате. Иван вспомнил их последнюю встречу в больнице. Они пришли вместе, он и его спутница. Какая же она красивая, он до сих пор чувствовал поцелуй ее холодных губ у себя на лбу. Бушевала страшная гроза. Он просил не писать стихов, а написать продолжение.

Продолжение… О чем? Да и как он может? Он же – не Мастер. И теперь этот незнакомец. Его совет начать писать. Совпадение? Случайность? Иван улыбнулся. Он вспомнил ту фразу Волонда, которая показалась ему тогда абсурдной: «Кирпич ни с того ни с сего, случайно, на голову кому угодно не падает». Берлиоз поплатился за свое неверие. Стоит ли сомневаться и повторять его ошибку? Дождь перестал барабанить по стеклам, в комнате посветлело. Невесело вздохнув, Иван вышел на балкон. Гроза прошла, дождь прекратился. Улицы снова ожили. Появились прохожие, загнанные непогодой в подъезды и магазины. Он был, как всегда один. Сначала это даже нравилось ему, но теперь одиночество угнетало. Теперь он был бы рад любому живому существу. С женой, как-то сразу все пошло не так. И порою, он сам не понимал, как вообще рядом с ним оказалась это крикливое, истеричное, лишенное какой-либо логики создание. После признания его душевно больным, все окончательно осложнилось, хотя теперь они, по меньшей мере, находились в равном психологическом состоянии. Оба были по-своему больны, только в отличие от него, ее считали нормальной. В тот момент, когда он покинул лечебницу, жена покинула его, уведомив его об этом официально, и по истечении, определенного законом времени, их недолгий брак был успешно расторгнут. После развода Иван жил в квартире, которая досталась ему наперекор фамилии, когда он был еще подающим надежды поэтом Иваном Бездомным.

По странной случайности или же на это наложили печать определенные события, темой его диссертации был не кто иной, как тот, кого Пилат послал на казнь. Иван был убежден, что тот вариант библии, который мы имеем сейчас, в лучшем случае неполон, в худшем – не верен. Библия написана языком символов, которые не следует понимать буквально. Также нет определенно никаких сведений, где был Христос до 33 лет. В библии описан лишь последний эпизод жизни с момента въезда в Иерусалим до распятия на кресте. Где же он был с 12 лет до этих событий? Нет, теперь уже Иван не ставил под сомнения очевидность самого факта существования Христа. История с Берлиозом его многому научила. Мастер лишь подтвердил то, что он услышал тогда на Патриарших прудах. Его тревожило сейчас другое, одна мысль не давала ему покоя. Он не понимал, во имя чего произошло распятие. Если целью является искупление грехов человечества кровью спасителя, то после самого акта распятия, мы должны быть чисты и безгрешны. Между тем, вот уже почти две тысячи лет спустя человечество не выглядит чище и лучше. Урок прошел даром? Жертва была напрасна? Что же пошло не так? И должен ли был распят тот, кто пришел спасти? Кто победил? Добро или зло? Бог в лице мессии или дьявол – в лице фарисеев? Иван вспомнил стихотворение, написанное неизвенстным автором, но черезвычайно поразившее его:

В который раз Христос распят

Стал мир заложником сюжета,

Как сотни лет тому назад

Свершилась страшная вендетта.

И бесконечно длиться казнь

И жертвы кровь – цена спасенья

Для той толпы, чья неприязнь

Жила еще до воскресенья.

И смертью сотворен обряд,

Как символ святости традиций

Тысячелетия подряд

Вбивают гвозди в плоть, убийцы.

И стоит помянуть Христа

Тотчас рождается картина

Палящий зной и тень креста

Над окружающей равниной.

И невозможно поменять

Земной рассказ о божьем сыне

С креста его пора бы снять

И не терзать уже отныне.

Ведь в этом акте лишь чудес

Толпа желала, как обычно,

Но бог, спустившийся с небес,

Поговорить желал с ней лично.

И сын отца благую весть

Принес на землю, чтоб услышал

Народ, что царство божье есть,

К нему навстречу каждый вышел

Чтоб человек познал не смерть,

А бесконечность возрожденья,

Чтоб жизни тяжкой круговерть

Сменилась даром от рожденья.

Чтоб душу встретила любовь,

Утраченная в дни паденья

Адама, и воскресла вновь

В живом источнике творенья.

Избежать дождя не удалось. Пока она выбиралась из парка, ливень уже бушевал в полную силу. Лолита промокла до нитки. Ее ситцевое платье, наполнившись влагой, прилипло к телу, соблазнительно обрисовав его прекрасные контуры. Она некогда не выглядела на тридцать три, а сейчас тем более. Редкие прохожие, прикрываясь на бегу от проливного дождя всем, чем придется, спасались на остановках и в магазинах. Квартира была рядом, но бежать уже не имело смысла, на ней не было сухого места. Дождь был теплый, Лолита сняла туфли и с наслаждением зашлепала босыми ногами по мокрому, разогретому дневным зноем, асфальту. Вот и ее дом. Заходить не хотелось. Квартира была пуста, а обычные домашние заботы в отсутствии мужа, временно стали неактуальны. Она посмотрела на свой балкон, ну конечно белье она не сняла, теперь уже и не нужно. Зато на соседнем балконе, облокотившись о поручни, стоял сосед по лестничной клетке. Кажется, его зовут Иван Николаевич. Говорят, что его бросила жена. По крайней мере, так утверждают «бабульки», а уж они-то, знают все. Ему было на вид лет сорок. Они здоровались из вежливости, как обычно приветствуют друг друга живущие на одной площадке и, вынужденные ежедневно встречаться по необходимости. Ей казалось, что он несчастен. Взгляд его был всегда отсутствующим, как будто он все-время о чем-то думал. Лолиту это не то, чтобы оскорбляло, но, во всяком случае, раздражало, одновременно вызывая резкое любопытство, чисто женское. Она привыкла к вниманию незнакомых мужчин, которые старались при встрече уловить ее взгляд, оценить ее фигурку и с восхищением оборачивались вслед. Этот был другой. Может он женоненавистник? Лолита ухмыльнулась, вспомнив, что его бросила жена.