Гасан принял из рук Мамеда Тагирова дорогую игрушку, к которой уже несколько дней не притрагивался – не до того было. Пожалуй, Интернет, действительно, лучшее, чем он сейчас сможет себя занять. Новости получал, как обычно, по излюбленным начальством официальным адресам. Текст скопировал в специальную папку, даты и фамилии выделил синим и желтым. Теперь можно связаться с Белой.

В этот раз оба откровенничали – один признался, что час назад потерял друга и коллегу, работать без которого будет невыносимо тяжело. Жизни, хрупкие, мало стоящие жизни солдат, обесценятся совсем, потому что он, Гасан, не имеет ни хороших лекарств, ни надежных коллег.

Бела, всегда пропускающий личное «мимо ушей», на этот раз отреагировал неожиданно. Он ответил «по существу»: хорошие лекарства и время всегда находятся слишком поздно, когда они уже не могут помочь. Его брату, единственному по-настоящему любимому человеку, в нужный момент не досталось ни того, ни другого. Малыш ждал и надеялся, что старший изобретет эликсир молодости, что-нибудь волшебное, магическое, умеющее поворачивать время вспять. Иштван был маленьким и дряхлым одновременно, он страдал от боли и ужаса, понимал, что движется к концу существования быстрее всех старших, которых когда-либо знал. И Бела не успел. Брат умер в девять лет, от старости. А эликсир остался ненайденным. И, в продолжение разговора, венгр завел речь о предсказанном гениальным советским биологом Оловниковым явлении, которое сейчас называют концевой недорепликацией хромосом. О том, что в процессе образования похожей на сосиску хромосомы, укороченные концы ДНК оказываются расположенными на ее краях – теломерах. Сегодня, не без участия Белы, доказано, что укорачивание теломер как раз и является теми молекулярными часами, которые отсчитывают число клеточных делений. За десять лет кропотливых исследований венгр успел выяснить, что на концах нитей ДНК не закодированы важные для клетки белки. Теломеры состоят из одинаковых, уныло повторяющихся последовательностей нуклеотидов, длина которых указывает на количество делений, которые еще может осуществить клетка. Как только теломеры в результате пройденных циклов копирования хромосом достигают некоей критической длины, клетка перестает делиться – наступает репликативное старение. Клетки детей, страдающих прогерией, имеют укороченные теломеры. Почему – ответа он не нашел. Никто пока не нашел. Мутация не наследственна – Каролина и Шандор, родители других больных детей были в полном порядке. Слишком мало времени отпустила природа Иштвану и ему подобным, чтобы изучить их страдание. Потеряв брата, Бела Меснер переключился в своей исследовательской деятельности на созвучную, но более доступную тему. От изучения синдрома Хатчинсона – Гилфорда к прионным болезням человека: болезни Крейцфельда – Якоба и синдрому Герстмана-Штраусслера – Шейнкера.

О последнем направлении работы Меснера Гасан знал, но о первопричине – гибели малыша от неизвестной науке генной мутации – слышал впервые.

Всю ночь, до восхода раннего солнца и утреннего намаза Гасан общался с Белой. Буквы на мониторе воспринимались каждым из них как участливый заинтересованный голос, звучащий по-венгерски или по-чеченски. В эту весеннюю ночь Меснер окончательно убедился, что его виртуальный собеседник – участник настоящих военных действий, а Гасан – что венгр стоит на пороге изобретения уникального препарата, который в богатых и сильных руках может превратиться в биологическое оружие нового поколения. Захар, заглянувший в медицинскую палатку, застал товарища, лихорадочно выстукивающего последние фразы научной полемики. О том, что Джагаев сносно понимает английский, Гасан не знал, как не знал и о том, что Захар тренировался в Сирии, в специальном исламском лагере, где готовят военных инструкторов. Зато тот, пробежав глазами по строкам, сделал верные выводы о том, что доктор Сабитов действует в правильном направлении.

Высокие технологии – это и хорошо, и плохо. Одним поворотом рубильника Глеб Сиверов вывел из строя телефонную сеть в здании пансионата и хозяйственных постройках. Пострадали от этой «шалости» только интернет-пользователи и обслуживающий персонал, решающий рабочие проблемы посредством обычных телефонов. Следующая акция оказалась более болезненной для всех без исключения – вслед за стандартной связью исчезла сотовая. Секретный агент по кличке Слепой, во имя соблюдения политических интересов чужой родины и правил по взаимозачетам своей, нарушил жизненные интересы сотен простых людей, на несколько часов лишив их возможности общения. Почему-то именно в такие моменты возникает самая острая необходимость справиться о чьем-то здоровье, вызвать врача, дать указание о переводе денег.

Раньше Сиверов почему-то не задумывался об этом, но сейчас госпожа совесть больно грызла его где-то внутри. Маленьким утешением служило то, что он, так же, как и все, лишился возможности связаться с кем бы то ни было.

Через несколько минут «специалисты по гештальт-продажам» сопоставят факты и поймут, что обе аварии не случайны. И тогда, схватив драгоценного венгра в охапку, они бросятся вон из «Астории» или усилят и без того немалую охрану. Но пока господа брюнеты трясут около ушей телефонными трубками, переходят из номера в номер, обсуждая план действий. Вот яркий красавец из триста девятого помчался вниз по лестнице, хочет предупредить тех, кто под видом братьев Рустемовых наращивает в тренажерном зале мышечную массу.

Сейчас, лучшего момента не будет! Но Потапчук говорил, что никто не должен серьезно пострадать. Несерьезно – это ранение, совместимое с жизнью. Кроме обреченной жертвы в номере еще как минимум трое, заслуживающих, возможно, серьезной кары. Но их надо оставить в живых, а этого, чем-то прогневавшего нынешний венгерский режим, уничтожить. Работа есть работа.

И снова перевоплощение, – кепка Рыжего, очки с чуть затемненными стеклами. Нож и один пистолет в рукаве, другой за поясом. Байка опять мутных серо-коричневых тонов, внутрь яркими швами. Зубную щетку, джинсы, игривую рубашку с платочком, пиджак и сладкий одеколон придется подарить отелю. Свою сумку Сиверов даже не вынимал из багажника. Ключи от машины в глубоком кармане спортивных брюк, там же мобильник, флэш-память и пластиковый ключ…

Опять коридор третьего этажа, лестница, коридор четвертого. Он двигался спокойно, уверенно, но достаточно быстро. Через минуту в двери четыреста пятого громко постучал мужчина в синей фирменной бейсболке. Не дожидаясь ответа, отпер сам, воспользовавшись универсальной карточкой-отмычкой. Навстречу ему в зеркальный предбанник выпрыгнули двое настороженных, плохо выбритых парня. Руки каждого из них выразительно прятались за лацканы расстегнутых пиджаков.

– В чем дело? – они заслоняли широкими спинами дверной проем.

– Телефон пришел чинить, авария у нас.

– Это кстати, нам связь нужна, – мужчины миролюбиво отступили.

Глеб вошел в нарядную гостиную, отметив про себя, что носить гражданское встретившие его охранники не умеют. Не отвыкли, а именно не умеют, оно сидит на них нелепо и явно стесняет.

Белы в гостиной не было. Возможно, он в спальне или в ванной. Сиверов сосредоточился на кабеле, ведущем от базы радиотелефона, двинулся вдоль него, надеясь беспрепятственно войти в смежную комнату. В этот момент дверь с треском распахнулась и ворвались братья Вахитовы.

– Где, черт побери, этот венгр? Мы уезжаем! – они метались по номеру и не сразу заметили постороннего. Было ясно, что окружающие не понимают по-английски. Реплики Вахитовых остались без ответа. В потоке английской брани Глеб разобрал имена Гасан и Захар – видимо, так звали переводчиков. Из ванной выглянул седой мужчина с умными, выразительными глазами. Одна его щека была в белой пене, в руке – станок безопасной бритвы. Услышав крики на английском, он начал быстро переводить. С балкона в ту же спальню шагнул Бела с непотушенной сигаретой. Он пытался что-то выяснить у главных покупателей.