Участники застолья снова рассмеялись. Услышав смех, свидетельствовавший о хорошем расположении духа, собака под розовым кустом нервно зевнула, потянулась, далеко выбросив передние лапы, и переместилась на несколько сантиметров ближе к людям. Потом нерешительно приподнялась, нюхая напоенный сытным мясным ароматом воздух, потопталась на месте и, поджав хвост, вернулась в углубление под кустом – страх перед оружием оказался сильнее голода, да и не так уж она была голодна, чтобы рисковать жизнью ради пары обглоданных бараньих ребрышек.

– Так что поведал тебе твой московский друг, уважаемый Золтан? – спросил хозяин дома, густо дымя сигаретой и сквозь дым с пытливым прищуром глядя на вожака.

– Он подтвердил прежнюю информацию, – сказал Золтан. – Наш замысел не дал ожидаемого эффекта. Русским удалось замять скандал. Думаю, у них бы ничего не вышло, если бы этого не хотели сами итальянцы.

– Клянусь аллахом, я не понимаю неверных, – задумчиво произнес коренастый бородач с обширной лысиной на макушке. – Этот Берлускони – разве он не такой же человек, как все? Конечно, положение не позволяет ему поехать в Москву и застрелить Путина, но продолжать вести с ним дела, как будто ничего не случилось… Нет, этого я не понимаю!

– Поэтому ты сидишь здесь, и твои штаны прохудились сзади, а Берлускони возглавляет кабинет министров, – ответил ему Золтан. – Большая политика глуха к голосу крови, запомни это на будущее. Мы допустили ошибку, но ее еще не поздно исправить.

– Ты опять об этой выставке? – пренебрежительно уточнил бородач, положение которого позволяло ему говорить с Золтаном почти на равных.

– Да, – терпеливо подтвердил Золтан, – именно о ней. Пойми, уничтожив того итальянца, мы нанесли обиду Берлускони, который обязан хотя бы делать вид, что ставит интересы страны выше своих личных. Это могло сработать, но не сработало. А если мы сумеем уничтожить эту груду испачканного краской полотна, кровная обида будет нанесена всей России…

– Ты уже говорил об этом, – перебил Золтана разговорчивый бородач. Остальные молчали, прислушиваясь к спору, и по их лицам было невозможно понять, к какому из двух мнений они склоняются. – И я с тобой не спорил. Не спорю я с тобой и сейчас. Но скажи, во имя аллаха, зачем снова обсуждать то, что уже решено? Перехватить в горах один несчастный грузовик, облить его бензином и поджечь – да с такой работой любой из наших людей способен справиться в одиночку!

– Я не совсем с тобой согласен, – ответил Золтан. – Зато русские, похоже, думают точно так же, как ты.

– Они отменили выставку? Тем лучше! Сэкономим десяток патронов.

– Выставку не отменили, и сэкономить патроны нам вряд ли удастся. Дело в том, что картины решено отправить морем.

Бородач озадаченно поскреб лысину.

– Морем?

– Здесь что, эхо? – спросил Золтан. – Да, вот именно, морем! Из России через Украину до Одессы, а оттуда морем до самого Пьомбино. Никаких таможен. Никаких гор. Никаких перевалов. Никаких засад. Очень удобно и почти совершенно безопасно. Средиземное море полностью контролируется военными кораблями НАТО. Теоретически мы можем проскочить мимо них на рыбацких лодках или быстроходных катерах и попытаться захватить русское судно, но этот вариант может рассматриваться только в качестве запасного.

– По-моему, это вообще не вариант, – задумчиво пробормотал бородач.

– А что ты предлагаешь?

– Отказаться от этой затеи.

– Отказаться?! Хорошо, давай откажемся. В самом деле, в Риме и так навалом картин. Что изменится, если их станет немного больше? Только учти, что вслед за картинами, как правило, едут дипломаты, за дипломатами – промышленники и торговцы, а позади них незримо, но неотлучно присутствуют военные. Ты и оглянуться не успеешь, как прямо здесь, – Золтан с силой постучал указательным пальцем по крышке стола, – на этом самом месте, всем будут распоряжаться русские миротворцы. Ты знаешь, на чьей стороне их симпатии, и можешь не сомневаться: когда хозяин дома, в котором ты сейчас живешь, вернется и захочет перерезать тебе глотку, они отвернутся и подождут, пока он закончит.

Бородач с силой провел ладонью по лысине, как будто пытаясь пригладить несуществующие волосы.

– Все это мне известно, – с горечью сказал он, – но я не вижу, что тут можно сделать. Поверь, я не трушу. Я готов выйти в море и попытаться перехватить или даже утопить русский корабль, но что получится из этой затеи, известно одному аллаху.

– Повторяю, нападение на корабль может рассматриваться только в качестве запасного варианта, – жестко произнес Золтан. – И дело даже не в натовских кораблях, которым давно уже стало тесно в Адриатике. Дело в том, что гибель картин в море спишут либо на несчастный случай, либо на нападение пиратов – скорее всего албанских. Картины нужно уничтожить на итальянской территории.

Бородатый с сомнением покачал головой. Хозяин дома никак не выразил своего отношения к этому безумному плану: он задумчиво смотрел в свой пустой стакан, любуясь игрой солнечных лучей в стеклянных гранях. Строить планы и прогнозировать развитие ситуации он не привык; он хорошо умел стрелять, отменно управлялся с ножом и мог толково, хладнокровно командовать небольшой группой даже в самых сложных боевых условиях. Поэтому в данный момент он просто ждал, к какому решению придут умные головы. Ему было безразлично, что жечь: грузовики с картинами, пустующие дома или автобусы с живыми людьми, лишь бы это было одобрено командирами, шло на пользу будущей великой Албании и способствовало росту его личного благосостояния. Красивыми словами он никогда не прикрывался, поскольку просто не умел их произносить и не понимал, зачем это нужно: кровь всегда кровь, деньги всегда деньги, как их ни назови, а правых и виноватых рассудит на том свете всемогущий Аллах.

– Действовать на итальянской территории нам еще не приходилось, – выражая общее мнение, осторожно заговорил бородач. – Если русские отправляют выставку морем, значит, они что-то заподозрили. Думаю, они поделятся своими опасениями с итальянцами, и те прямо в порту возьмут грузовик под усиленную охрану, мимо которой муха не пролетит. Нет, уважаемый Золтан, твоя затея кажется мне безнадежной. Мы только зря потеряем людей и погибнем сами, а потом нас посмертно обвинят в терроризме, и тогда миротворцы – неважно, натовские или российские, – войдут в каждый дом, отсюда и до самой границы с Грецией. Разве это будет хорошо для нашего народа? Нас не просто выбросят из Косово и Метохии; чужие танки будут стоять на улицах Тираны, и чужие солдаты будут бесстыдно заглядывать нашим женам под платки. Ты этого хочешь, уважаемый Золтан?

– Ты не можешь знать, чего я хочу, – надменно ответил Золтан, – зато я отлично вижу, чего хочешь ты. Ты хочешь сидеть под лозой, запивать баранину молодым вином и, похлопывая себя по животу, рассказывать женщинам, какой ты герой. Чаша поражения горька, но бывают люди, чей желудок просто не в состоянии переварить победу.

Коричневые кулаки бородача сжались так, что побелели костяшки.

– Уважение, которое я испытываю к тебе, – прожигая Золтана свирепым взглядом из-под насупленных бровей, сквозь зубы процедил он, – не дает тебе права меня оскорблять.

– А это было оскорбление? – преувеличенно изумился Золтан. Его правая рука уже давно лежала не на столе, а на бедре, поближе к расстегнутой кобуре. – Мне казалось, что я всего лишь излагаю твою собственную точку зрения. Кто хочет сделать дело, ищет для этого способы; кто не хочет – ищет причины, чтобы ничего не делать. Но если я ошибся, прошу меня извинить. Мы пришли сюда не для того, чтобы ссориться, и я последний, кто хотел бы тебя обидеть.

– Ты знаешь, что я хоть сейчас готов идти в бой, – понемногу остывая, проворчал бородач. – Я не боюсь умереть, но должна же быть от моей смерти хоть какая-то польза! Ты держишься так уверенно, как будто видишь яркий свет там, где остальные беспомощно блуждают в кромешном мраке.

– Имеющий глаза да увидит, – сказал Золтан. – Ведь на самом деле все очень просто! Я не предлагаю объявить войну Италии и взять штурмом Пьомбино. Наши люди должны въехать в Италию в кабине грузовика с картинами, только и всего.