— Хех, ну ты мастер и наглец! Я тебе на якорек свой даже наводку дам, да фиг найдешь. Он не живой, а по всему дому ходит, и злым глазом за всем следит. А вот кошмарю за что? Да, зато! Эти ироды меня на тот свет раньше времени свели! Ради дома да землицы моей в гроб загнали.

Не сам я помер, понимаешь? Задушили во сне. Я ж их любил, души не чаял, все им, все ради них! А как сильно приболел, так стал обузой.

Вырастил Иуд на свою плешивую голову. — Дух сел на погребальный стол, и воззрился на свой скелет. — Понимаешь? Не могу простить я деток своих. И навредить не могу, так, страху только нагнать. Ни то удавил бы всех давно. Но по каким-то неведомым причинам не могу я наказать родню свою. Ни капли родной крови пролить. Если б мог куда отседава, да от дома уйти, ушел бы, чтоб глаза мои на этих паразитов не глядели. Так нет, в двух местах лишь, в доме и этих катакомбах могу обитать.

Иван все слушал, стараясь, ни слова не упустить и собирал с магнита стружку. И про якорь он уже догадался, и чего так ополчился призрак на родню. По сути, поделом им, но работу выполнить он обязан. Контракт есть контракт. И пришла ему на ум странная, и опасная идея.

— Дед, а давай договоримся? — ложа магнит в карман предложил мастер.

— Ты мне эту песню третий день поешь. Опять сейчас буянить будешь? Так я сегодня сильный, я тебя насквозь проморожу, ежели начнешь чудить. Сказал же, раз судьба такая нипочем от них не отстану, и точка!

— Да мне по большому счету на них плевать. Неприятные люди. Просто заказ есть заказ. Взял, не могу не отработать. А уговор у нас с тобой будет таков: если я якорь твой найду, и кровь твоей родни пролью, то ты пойдешь ко мне на службу. Якорь твой я себе заберу, а с ним и тебя.

— Кровь прольешь? — тут же забеспокоился дух, и мастер увидел, что говорить и на самом деле хотеть призрак может разные вещи. — Поубивать их чель собрался? — он прищурился и засветился ярче.

— Все будут живы и относительно здоровы. Слово мастера! Ну, так как? Твое слово полтергейст?

— Слово, значит, даешь? — задумался он. — Ваше слово дорогого стоит. Тогда будет, по-твоему. — Решился дух. — Клянусь!

— Ну, вот и ладушки, — улыбнулся Иван. — А теперь дедуль, иди и похулигань на славу. Посиди на дорожку, так сказать. Завтра ты уедешь со мной.

Рано утром, под слепящими лучами солнца Иван собирался в путь. Сдавать заказ. Он проверял крепление переноски Фомы, рылся в сумках, короче готовил железного коня в долгий путь.

Подмастерье, которому он поведал о том, как все решил, смотрел своему наставнику в широкую спину, думая, на — кой им вредный полтергейст, и не выйдет ли эта затея боком. Братство ликвидирует духов, как и прочую нечисть, но вот таскать с собой старого психа уже перебор.

Грузный, ревущий, будто дракон мотоцикл обогнул бетонные холмы, развалины былой, ушедшей в небытие цивилизации. Клином прошел сквозь убранные поля. Пропылил мимо ряда, собранных из хлама ветряных водокачек, наполнявших поилки для скота и вскоре остановился аккурат у крыльца дома заказчиков.

Парня Иван оставил следить за мотоциклом, чтобы дети работающих в поле батраков, не расковыряли чего и не трогали ленивого филина, а сам нацепил на пояс ножны с огромным тесаком «кукри» и поднялся на порог хозяйских хором.

Вся семья встретила мастера в обитой дубом столовой. Там был хамоватый, обрюзгший от попоек, с мешками под глазами, сын деда. Оплывшая жиром с обвисшими, бульдожьими щеками, и вечно зажеванным между ягодиц потным платьем, сыновья жена. Также, своим присутствием собрание почтила, младшая дочурка деда: наглая, нимфоманка, с засаленными черными кудрями, масляными, свинячьими глазками, и своим кисло — броженым душком.

В этот раз она смотрела на охотника без интереса и тупо напивалась, присосавшись к бутылке дешевого пойла.

При виде этой семейки Ивана всегда коробило, и невольно тянуло скривить грубое иссеченное шрамами лицо. Но он сдерживал себя, как мог, придерживаясь делового вида и тона.

Родичи старика тут же набросились с обвинениями, буквально не давая раскрыть рта. Дед похулиганил на славу. У его дочурки среди сальных волос, явственно проступила седина. Да и остальные выглядели не лучше.

Иван стоически выслушал все, что о нем думают, где советуют побывать, а также мнение о своей родне, которой никогда не знал. Он помолчал, оглядел всех, и с неизменно деловым видом, объявил, что контракт почти выполнен, и потребовал плату на стол.

— Почти, это не выполнен! — возразил глава семейства, положив руку на кошель. — Ты не представляешь, что тут сегодня ночью было! От нас уже бегут батраки! За что я должен платить, скажи на милость? — брызгал он слюной, окатывая Ивана волнами перегара пополам с чесноком.

— Осталась самая малость, — спокойным тоном вещал Иван. — Вы слышали про якоря?

— Слышали, — надменно отозвалась жена хозяина гордо подняв заплывший подбородок вверх, мол, мы из графьев, и не такое знаем холоп.

— Так вот, я выяснил, к чему привязан ваш старик. Якорь здесь, в доме. Эту вещь я должен забрать и уничтожить. И дух вас больше не побеспокоит.

— И за это я тебе буду платить? — вцепившись в деньги, взвился хозяин. — Да мы сами найдем и уничтожим. Ты, мастер, нам тогда на что?

— Тогда не смею вам мешать! Ищите хоть до новых веников. У вас впереди столько чудесных ночей. — Иван саркастично ухмыльнулся и собрался уходить.

Страх переборол жадность. Все трое почти в один голос остановили мастера.

— Стой! Хорошо, будь, по-твоему, вымогатель. — Хозяин бросил мешочек с деньгами Ивану. — Забирай якорь и выметайся!

— Еще один нюанс. Я заберу якорь и то, что под ним.

— Да так ты можешь весь дом оттяпать, с землей и батраками, — икнув возразила сестрица и откинула жирные кудри со лба.

— Земля и дом, и батраки ваши мне нафиг не нужны. Это самая малость, которая уместится в карман.

— Да и пес с тобой, забирай! — нервно бросил хозяин.

— Слово даешь? — уточнил Иван. — Я думаю, ты знаешь, что значит слово, данное члену братства?

— З — знаю, — неуверенно проблеял побледневший хозяин, но тут же взял себя в руки. — Если это малость, то забирай. Даю слово оно твое!

— Ты слово дал, — недобро ухмыльнулся Иван и выхватил из ножен свой тесак.

Подмастерье задремал сидя на мотоцикле, когда в доме вдруг раздался истошный крик, а через мгновенье на крыльцо вышел наставник, сунул свой тесак в ножны и спокойной походкой направился к нему.

Вслед выбежала вся семейка. Бабы причитали, плеская руками, а хозяин, держась за окровавленную руку, взвывал, проклиная Ивана, Братство и покойного отца. Иван, не слушая проклятий и причитаний, спокойно сел на мотоцикл и стал прогревать движок.

Грохот мотоцикла перекрыл вопли хозяев, превратив их в немое кино. из-за плеча парень увидел, как мастер раскрыл ладонь, в которой оказался окровавленный палец. На нем, сверкая рубином, блестел золотой перстенек.

Иван стянул с него перстень, а сам палец покрутил в руке и бросил хозяйскому псу.

Надев перстень на левый безымянный палец, он поддал газу, крикнул: «Ну что дед, погнали?» и рванул мотоцикл вперед.

Позади, таяли крики, мимо уха просвистела пара пуль. Но угнаться за мотоциклом нескольким здоровым лбам из охраны хутора, было не дано.

Пес понюхал палец, скривил морду, фыркнул и припустил вслед за пыльной взвесью, что оставлял за собой мчащийся в сторону степей тяжелый мотоцикл

В полдень путешественники остановились у небольшой речушки, что отделяла выгоревшую, пыльную степь, от густого темного леса.

По эту сторону, из деревьев были лишь растущие чахлыми пучками дикие груши, искореженные яблоньки, терновые и боярышниковые кусты, а на глинистом берегу конкурирующие с низкими камышами заросли ивняка.