Чиновник на первой полосе газеты, – Иванко Хорст, – один из немногих, кто выступал за право "Холодный штиля" на отделения. Он же стремился осветить события и ситуацию на Севере. А теперь оказался за решеткой по обвинению в государственной измене, которую, якобы, совершил с десяток лет назад.
Трейлер внезапно затормозил. Я дернулась вперед, еле успела удержать равновесие и придержать папку с документами. Сэм дернулся, машинально ухватился за диван, просыпаясь. Он выпучил глаза, тяжело дыша и оглядываясь. Трейлер вновь тронулся.
– Что происходит? Где мы, Штеф? – Сэм поднялся, потирая глаза. – А, ну да… Всё заспал. Надеюсь, сегодня быстрее управимся.
– Если материала не будет – выспимся, – бросила я в ответ, повернувшись к нему. Мой взгляд привлекла его ядовито–зеленая футболка со странным оранжевым монстром, – Скоро приедем, переодень верх.
Сэм тяжело вздохнул и закатил глаза, а я, вновь отвернувшись к окну, облокотилась о спинку сидения. Мы быстро миновали несколько проспектов, свернули на объездную, где находилась нужная нам больница.
Городок °22-1-20-21-14. Небольшой, провинциальный и рабочий. Казалось бы, что может случиться в таком тихом месте? Но меня ведь заверили, что сюда следует наведаться. Мне стоило лишь довериться. Что я теряла? Время? Не думаю, что верхушки сейчас особенно тщательно гонялись за отступниками и журналистами; проблем хватало и без изданий, возомнивших, что свобода слова вернулась. Да и не могла же я пропустить с главным врачом местной больницы, был доктором медицинских наук, уехавшим из Севера около года назад.
Когда за окном показалась больница, я с удивлением отметила про себя, что это было довольно-таки большое здание (особенно, для такого небольшого города), около которого скопилось невероятное число машин. Сэм тоже в недоумении уставился в окно, смотря на забитую стоянку. Эндрю не сразу нашел место, чтобы припарковаться. Мотор трейлера сначала загудел, а после затих.
– Прибыли! – Эндрю обернулся к нам, – можете выходить.
***
Птицы парили почти у самой земли, на улице было душно, и ветер будто исчез. Пахло сыростью. Там, за зданием больницы, виделись высокие ограждения, стояли военные и полицейские. Вдруг в небе с гулом пролетел вертолет.
Проводив его взглядом, я посмотрела на Эндрю.
– Ты с нами пойдешь, – спросила у мужчины, стоя у двери трейлера и накидывая куртку на плечи, – или ждать будешь?
– Пройдусь чуть позже, – протянул тот в ответ, – ноги хотя бы разомну, да пару блоков сигарет куплю.
Я коротко кивнула. Сэм, впопыхах собрав сумку с аппаратурой и надев более-менее адекватную толстовку поверх излюбленной футболки, следом выскочил из душного трейлера, захлопнув дверь. Я бросила на него быстрый взгляд, затем судорожно вдохнула и выдохнула, осмотревшись вокруг. Нам нужен материал. И мы его получим. Или создадим. Подтолкнув Сэма в бок, я стремительно направилась к дверям больницы, все еще внимательно рассматривая то, что происходит за ее зданием. Выглядело все это тревожно и серьезно, что, несомненно, радовало. Вероятность плодотворной работы росла. Сэм нагнал меня уже на лестнице и недовольно пробубнил что-то себе под нос, открывая передо мной дверь и пропуская вперед.
В больнице пахло всевозможными медикаментами, а в воздухе витало почти осязаемое чувство печали и отчаянья. Я дрогнула, останавливаясь на мгновение и стараясь унять дрожь в теле. Ноги мои окаменели, а ладони взмокли; есть вещи, которые оставляют клеймо на всю нашу жизнь, – можно научиться жить с ним, но избавиться не удастся никогда. Я заставила себя прогнать навязчивые мысли, вспомнить о том, почему и ради чего мы здесь. Шагнула вперед, окидывая взглядом помещение: да, такая же больница, как и сотни других. Врачи в белых халатах все время куда-то бегут, пациенты либо находятся в палатах, либо стоят у окна, с некоторой завистью смотря на людей, что находятся за пределами больницы. Кто-то обязательно плачет, кто-то радуется и покидает больницу, желая боле никогда сюда не возвращаться. В углах, как правило, стоят огромные белые горшки с высокими растениями, зеленый цвет которых, по идее, должен успокаивать. И вся эта тишина, прерываемая тихими голосами, стонами, криками и гудением аппаратов, начинает потихоньку сводить с ума… На потолках висели горизонтальные палки-лампы, от которых исходил синеватый цвет, некоторые из которых перегорели, и участки длинных коридоров погрузились в неприятный, жутковатый, полумрак.
Сэм продолжал зевать, лениво держа под мышкой темную сумку. Ему, похоже, было совершенно плевать на окружающую его обстановку. Он так хотел спать, что даже не заметил моей мимолетной заминки (или решил не делать на ней акцента?), но в любом случае я была уверена: если предложить ему поспать прямо здесь, на больничном холодном полу, он бы без раздумий согласился.
– Ладно, – я обернулась к нему, – иди, снимай что-нибудь. А я пойду, побеседую, меня должно быть уже ждут.
– Так ты действительно нашла себе здесь информатора? – Сэм улыбнулся, а я развернулась и двинулась вперед. – А что снимать-то? – раздался голос парня за моей спиной.
– Будто не знаешь, – фыркнула в ответ. Сэм громко выдохнул, хотя это скорее напоминало стон полнейшего разочарования.
У администратора я уточнила, где находиться кабинет главврача, – половина проходов была заблокирована, полицейские выводили людей из больницы, – услышав мою фамилию, девушка за стойкой сообщила, что меня уже ждут, сказала, куда мне идти, и посоветовала поторопиться, покосившись на людей в форме. Медлить я не стала, тем более что и самой хотелось поскорее покинуть это место, и решительно направилась к главному врачу; благо, его кабинет временно перенесли в это крыло и на первый этаж. Пока я шла, мимо меня периодически пролетали врачи и медсестры; пациентов, судя по всему, в этой стороне не было. Когда, чуть меня не сбив, из-за угла показалась встревоженная медсестра, а вместе с ней еще какой-то полицейский, я на секунду перепугалась. Те быстро пробежали по коридору и свернули за угол, оставив меня в некоторой озадаченности. Я подумала сначала, что все услышанное не байки, и что-то действительно происходит, раз уж в больнице находится защитник правопорядка. Но потом возникла мысль о возможности ранения одного из полицейских и привоза его в больницу. Хотя это не объясняло скопление военных за зданием больницы.
Коридор. Куча закрытых дверей, лестницы, ведущие наверх… И вот уже и кабинет того, кто мне нужен. Выдохнула, выпуская волнение. Постучала. Открыла дверь, делая осторожный шаг.
Мужчина, лет сорока, убирал бумаги в небольшой сейф, стоящий у его стола.
– Можно? – я тихо прикрыла дверь за собой. Врач обернулся, поправляя квадратные очки в аккуратной оправе и быстро закрывая дверцу сейфа, – доктор Гивори, если не ошибаюсь?
– Доброго утра, – кивнул он, бросая ключ на стол и усаживаясь в высокое кожаное кресло, – чем могу быть полезен? – мужчина указал на стул у стола, а я в этот момент обратила внимание на его руку: ладонь была перебинтована, а сам бинт уже поалел от крови
– Спасибо, – я быстро прошла вперед и осторожно опустилась в кресло, под пристальным взглядом мужчины. Затем изящно достала из кармана одну из последних визиток и протянула ее доктору, – Штефани Шайер, журналист. Я бы хотела задать Вам пару вопросов.
Мужчина кивнул и внимательно изучил визитную карточку, о чем-то напряженно думая. Большие часы на стене громко цокали, с улицы через открытое окно доносились обрывки чьего-то разговора.
– Я описывали Вас несколько иначе. Впрочем, это не играет роли, – он небрежно отбросил визитку, пока я испытующе изучала интерьер кабинета. – Врачебная этика не позволяет мне разглашать тайны моих пациентов, – сухо заметил Гивори, – я надеюсь, Вы помните это.
– О, безусловно! – я улыбнулась, посмотрев на него, – не переживайте, мне нет дела до конкретных личностей. Я прибыла к вам совершенно по иному вопросу.
– Я помню,– мужчина издал короткий смешок, – к сожалению, с утра меня оповестили о том, что все материалы о вспышке неизвестного нам заболевания не должны предаваться огласке, – он бросил короткий взгляд сначала в угол кабинета, где я увидела небольшую камеру, на которой горел зеленый индикатор, а затем на сейф, и этого было достаточно, чтобы понять, что именно хранится под замком. – Как вы понимаете, это была далеко не просьба, а разглашение будет иметь серьезные последствия, – он на секунду замолчал. Затем сказал якобы разочаровано, но глаза его выдавали важность этих слов. – Хочу Вас разочаровать, кроме прежне уже озвученных гипотез и предположений Вы не узнаете нечего.