-- Думаешь, зверь, увидев твою петлю, захочет повеситься? Или съест приманку и уснет прямо в яме от обжорства?
Всякого рода подтрунивания вмиг потеряли свою актуальность, когда Джон приволок на поляну нечто похожее на летучую мышь и еще пару зайцев с длинными, что у зайцев особенно в моде, ушами.
-- Беру свои мерзкие слова обратно. -- Антонов схватил одного зайца за уши и долго разглядывал, потом принялся ставить над ним научные эксперименты.
Оказывается, что зверь совершенно не реагирует на видимую часть светового спектра. Либо ориентируется, как мышь, по ультразвуку, либо воспринимает окружающие его мистификации в инфракрасном диапазоне. Как бы там ни было, но появление на поляне настоящего мяса являлось таким же настоящим праздником.
-- Кажется, я кое-что могу объяснить, -- Антонов щелкнул зайца по носу и отправил в вольер. -- Нам не надо опасаться крупных хищников по самой тривиальной причине: в лесу их попросту нет. Никакой крупный плотоядный зверь не выживет в абсолютных потемках.
-- Ты нас сказочно обрадовал, -- Джон принялся строгать вертела.
-- А это... -- Антонов еще раз указал на маленького затравленного зверька, -- и не заяц вовсе. Какой-то неудавшийся клон или мутант. Глядите, его зрачки покрыты матовой пеленой. Ч-черт... все здесь как-то не то и чего-то не так. А давайте договоримся, кто из нас первый сойдет с ума, тот скажет об этом остальным.
-- А кто из нас первый помрет, тот тоже даст как-нибудь знать, что он помер, -- в тему ответил Джон, даже не задумываясь над тем, что он сказал.
Долгое и, казалось бы, совершенно бессмысленное плетение каната начало приносить любопытные результаты. Первым об этом сообщил Вайклер. Как-то он вернулся со своей смены и сказал, что во тьме слышал какой-то отдаленный шум -- столь слабый, что он, пожалуй, граничил с незатейливой слуховой галлюцинацией. Следующей была смена Джона. Он вернулся, расхохотался своему бывшему штурману прямо в лицо и громогласно заявил, что у того первая степень идиосинкразии. Никакого шума нет. Как оказалось впоследствии, Джон попросту был глуховат на оба уха. Что немудрено: привычка постоянно орать на своих подчиненных должна была ему вылезти каким-то боком. Антонов подтвердил, что из глубины мрака действительно доносится слабый загадочный гул. Это либо река, либо... страшно подумать: долгожданный шум цивилизации?
Один лишь факт и одно робкое предположение, и плетение каната сразу превратилось из добровольной каторги в нездоровую страсть. Все ломились в глубину Тьмы, спешно сплетали лианы, лишь бы поскорее узнать, что ночь грядущая им готовит. Загадочные звуки, похожие на легкий звон в ушах, стал слышать даже Джон. Жизнь снова обрела Смысл, который не стыдно было написать с большой буквы. Все разговоры на поляне были только на одну тему. Каждый раз, когда кто-либо возвращался со смены, ему задавали один и тот же вопрос: "что слышно?"
Была смена Вайклера. Он добрался до конца каната и, прежде чем начать работу, отдышался и вслушался в обманчивую тишину. Вот опять этот шум. И чем длиннее становился канат, тем ближе они находились к его источнику. Порой шум казался бесконечно далекой мелодией, порой работой двигателя, а иногда просто завываниями шаловливых ветров. Но в этот раз Вайклер вслушался с особенной тщательностью и впервые различил отчетливые всплески воды... Да, именно воды. Значит, изначальная версия, что это все-таки река, оказалась единственно верной. Значит...
Вайклер даже не сообразил, радоваться этому или огорчаться. Он нагнулся к земле, нашарил кусты лиан и принялся выдирать их вместе с непрочными корнями. Руки уже ловко научились сплетать их между собой, а зрительные восприятия для этого дела, казалось, стали совершенно ни к чему. Проблемой было и оставалось найти недалеко растущее дерево, чтобы перекинуть к нему канат и надежно закрепить на какой-нибудь ветке.
Отдаленные всплески волн слышались еще много раз. У него уже не оставалось сомнений, источник шума -- бегущая масса воды. Вайклер часто отрывался от работы и подолгу вглядывался в черное никуда. Вода все-таки могла быть и признаком цивилизации. К примеру, гидроэлектростанция (до ужаса смешно звучит) или, если уж река, то с поселениями людей. На небе продолжали тлеть ничем не обеспокоенные звезды, но на земле не было видно ни огонька. Вайклер набрался мужества и громко закричал. Что-то придурковатое, типа "э-ге-гей!" Звучное, раскатистое как гром эхо передразнило его возглас и запуталось в бескрайней глуши. В ответ -- ничего. В ответ -- никого. Даже зверь никакой не рыкнул. Всяко веселее было бы.
Время, отведенное на плетение каната, никаким способом не поддавалось измерению, поэтому каждый работал ровно столько, сколько ему подсказывала совесть. Вайклер зацепил концы сплетенных лиан за толстый сучок и, облегченно вздохнув, двинулся в обратный путь. Канат был словно живым нервом, связывающим крохотный мирок света и целую бездну темноты. Движение здесь было немыслимо, если ты не коснешься рукой лиан и не заскользишь по ним своими влажными ладонями. Так, к примеру, троллейбус не двинется с места, если не коснется проводов, дающих и энергию, и направление пути. Вайклер шел и чтобы убить время, он его, как ни странно, творил: считал в уме секунды, складывал их в минуты, которые тоже имели непрерывный счет. Если не брать во внимание погрешность, то путь от края каната до Зоны существования составил час и пятьдесят три с половиной минуты. Поздравлять себя с этим событием было совершенно бессмысленно, так как дата совершенно некруглая. Кстати, кое-что о зонах. Их было всего три. И эти понятия в местный сленг ввел Антонов. Зоной видимости считалась сама поляна и та область в вокруг нее, где можно было различить хотя бы собственные пальцы. Зона существования -- это та область, откуда еще видать костер, даже если он кажется крохотной точкой. В Зоне существования, в принципе, можно обходиться и без каната, так как имеется ориентир для возвращения назад. И наконец, Зона небытия -- это весь окружающий мир. Сказать громче: вся окружающая вселенная. Впрочем, громко говори об этом или тихо, беспощадная и угнетающая действительность от этого никак не изменится.
-- Река! -- Вайклер вышел на поляну и уставший свалился на землю, для чего-то добавив: -- Можно будет искупаться, кстати.
Антонов запустил пальцы в свою изрядно отросшую бороду, потеребил ее, подергал в разные стороны, и лишь потом стало ясно, что он таким вот образом нервничает.
-- Та-ак, друзья мои... Если мы с двух сторон окружены реками, то положение наше, я бы сказал, хре-но-вень-ко-е... -- последнее слово он произнес с особой эмфазой. -- А может оказаться еще хуже: мы находимся на огромном острове.