-- Чего вы так кричите? Вы даже не представляете, как мне хорошо! Как приятно! Душа и тело отдыхают! Сядьте... расслабьтесь...
Лейтенант глянул на Лаудвига, уловив в его глазах тот же отблеск тревоги, что испытал сам. Хозяин таверны уже не просил, умолял:
-- Господа франзарцы, я не возьму с вас никаких денег. Только уходите и заберите с собой ведьму!
Поведение князя становилось все более странным. Он вдруг начал хохотать, блаженно опрокидывал голову и вздыхал, будто совокуплялся с невидимой партнершей. Его огромные руки распластались по бревнам, а пальцы начали царапать кору. Все остальные с нарастающим страхом наблюдали за ним, не отводя глаз. Вдруг он громко произнес:
-- Братья! Убейте меня! -- и сказал это с таким торжеством в голосе, словно просил отправить его не в гроб, а на царский трон. Потом еще пуще засмеялся.
Среди перезвона его могучего голоса послышался звон битого хрусталя. Толстушка выронила из рук хрустальную вазу и она превратилась в множество стеклянных брызг. Потом упала на колени и истерически воскликнула:
-- Предвечная Темнота!! Это параксидная чума!
Хозяин схватил ее за руку, и обоих вынесло с таверны как ураганом. Остальные посетители, поопрокинув столы и скамейки, исчезли следом. Они долго и безостановочно бежали по мрачным улицам, крича во все концы:
-- В наш город пришла чума! Пророчества бога начали сбываться! Чума! Чума!
Пока князь, купаясь в волнах нестерпимого блаженства, говорил как прекрасна жизнь и какое это сумасшествие -- вкусить настоящего счастья! Пока его тело извивалось по бревнам, а изо рта шла пена, лейтенант хмуро посмотрел на Лаудвига.
-- Сомнений нет. Это правда.
-- Убейте! Убейте меня, что вы стоите?! -- и тут же сам достал свой меч и поднес его к горлу. На какой-то момент сознание его слегка прояснилось, взор обрел трезвость, он глянул на принца и, извергая слова подобные шипению змеи, произнес: -- Поклянитесь! Поклянитесь мне, что довезете ее до царя!
Ему никто не ответил, так как разговаривать с носителями вируса тождественно смерти. Ольга, спотыкаясь, кинулась к нему:
-- Князь!!
Лейтенант вовремя схватил ее за шиворот и отбросил в сторону. В этот же момент Мельник, держа меч обеими руками за лезвие, провел им себе по горлу. Кровь хлынула прямо на стол, по белой скатерти поползли расширяющиеся красные пятна. Его тело не мучилось в предсмертной агонии, а блаженная улыбка не покинула лицо до последнего дыхания. Он так и замер, словно ушел в мир вечной радости, и теперь смотрел оттуда с широко распахнутыми глазами, в коих пустота читалась как самозабвенный покой. Потом его правая рука медленно соскользнула со скамейки и упала на бездыханную грудь.
-- Уходим! Уходим! -- лейтенант вытолкал всех в спину, и таверна стала пуста. Ее заполнял лишь траурный свет двух настенных канделябров. Свет являлся немым эхом пламени, а капающий воск остался здесь единственным проявлением жизни.
Оставшись в окружении недругов, Ольга впервые почувствовала жуткое одиночество. Лаудвиг презрительно кинул ей поводья лошади и сказал:
-- Ну что, ведьма, теперь некому тебя будет защищать! Теперь сожжем тебя при первом удобном случае, а царь Василий нам за это еще спасибо скажет.
-- И в придачу денег даст на обратную дорогу! -- весело подхватил Карл. -- И напоит до отвала! И девицами потешит! Э-эх, скорей бы...
глава третья
"Душа моя! Ты целый мир,
Который у меня внутри.
Где под немые звуки лир
Бывает ночь и свет зари".
Шум реки являлся самой настоящей музыкой со своей внутренней гармонией, хлюпающими аккордами и звучными переливами. Антонов от души наслаждался этим неумолкаемым концертом природной стихии всякий раз, когда была его очередь идти за водой. Река, впрочем, протекала недалеко от поляны. Идти нужно было осторожно, выставив руки вперед, чтобы какая невидимая ветка не ткнула в лицо. Блуждание в потемках стало для них делом столь привычным, что иного мира, кроме как мира из черных красок небытия, уже и представить было трудно.
Антонов почувствовал, что подошел к берегу и, совершенно не различая взором бегущей воды, как не различая ничего абсолютно, опустил сачок вниз. Шум слегка изменился. Мышцы чуточку напряглись -- емкость была наполнена. Теперь оставалось перекинуть сачок через плечо и осторожно возвращаться назад. Именно осторожно! Ибо, если судьбой тебе уготовано будет споткнуться и разлить воду, опять возвращайся к реке, и опять все сначала. Впрочем, идти назад было намного легче. Свет костра, прорезающий тьму маленьким живым огоньком, указывал кратчайший путь к поляне. Это, кстати, Джон придумал сделать из парашютной ткани большой сачок, похожий на тот, каким ловят бабочек, и черпать им воду. Эту воду хранили в бочке, которую они создали совместно с природой. Прямо около поляны лежало поваленное грозой дерево. Возле него торчал широкий пень в половину человеческого роста. Оставалось только выдолбить в нем сердцевину -- вот тебе и бочка. Причем, так надежно вросшая корнями в землю, что можно быть уверенным: ее никто никогда не украдет. Кстати, этот же самый сачок выполнял и роль котелка. Вода в нем, как ни странно, закипала с превеликим удовольствием. Кружки и ложки вырезали из дерева -- спасибо тому же Джону. Он еще на "Безумце" сообразил кинуть за пояс охотничий кинжал. Тот самый, с помощью которого они собирались охотиться на инопланетных медведей.
Антонов с облегчением душевным наблюдал, как становится все светлей и светлей. Огниво приближающегося костра заменяло им утреннюю зарю: ту самую, которая исчезла для них навсегда. Контуры деревьев становились контрастнее. Мрак наливался цветами, набухал формами и объемами. Плоская темнота обретала третье измерение. Поляна казалась островком бунтующей жизни в вымершей вселенной.
