Джейсон был в шоке.

– Шипы? – шепотом переспросил он. – Но это же самая опасная часть розы!

Но в основном мы говорили о том, что нам нравилось. Все, что мы любили, слушали, читали, распускалось за нашими спинами, как павлиний хвост или, видимо, как веер молочных брызг от лопнувших цыплят. Мы вылепили друг друга из этих бесед, и уже не имело значения, где находятся наши руки, губы или головы. Наши ноги бродили по длинным спискам того, что мы любили, что узнали, без чего не мыслили жизни.

Писателям нравится ощущение собственной бестелесности. Когда люди на двоих успели пожить в двадцати разных городах по всему миру, они ни одно место не воспринимают как родной дом. И пока мы с ним разговаривали, будущее все больше приобретало ясные очертания. Он сказал, что поедет в Огайо – встретиться со мной. А после я вернусь с ним в Колорадо. Я уже как-то была в Колорадо, в местечке, которое называлось Чистилищем, и теперь была намерена увидеть все остальное. Сама не знаю, почему все произошло так стремительно, опрометчиво и даже экстремально, но ничто иное попросту не сработало бы. Словно мы в конце прогулки вдруг очутились перед утесом, и теперь оставалось лишь прыгнуть.

Вы наверняка хотите спросить – обдумала ли я тогда все как следует? Нелепый вопрос. Я никогда и ничего по-настоящему не обдумывала, за исключением разве что «Анекдота с банкой» Уоллеса Стивенса – стихотворения, в котором описывается, как пейзаж штата Теннесси пытается забраться в банку. Скажете, у нас были не все дома? Нам просто было девятнадцать.

Ясное дело – если бы я сказала родителям, что планирую уехать в Колорадо вместе с типом, которого никогда в глаза не видела, они бы точно нашли способ этому помешать. Поэтому я решила начать с простого и сказать им, что собираюсь встретиться с парнем, с которым познакомилась в интернете. Но даже это нужно было преподносить осторожно. На дворе был 2002 год и все верили, что интернет – это некая отдельная страна, где живут одни маньяки.

– Он с форума, где сидят поэты, – заверяла я, – там все постоянно дискутируют о сонетах и смысле окончаний.

Но кажется, мне не удалось до них достучаться.

– Да кто знает, что может сделать какой-то придурок из интернета, – прошипела в ответ моя матушка, и прозвучало это почти как философский коан [8]. И правда, ну кто НА САМОМ ДЕЛЕ знает, на что способны придурки. Мог же Господь создать такого большого придурка, что и сам в итоге не знал, на что будет способно его создание?

– Триша, я собирал компьютеры, – говорил отец. – Я собирал их вот этими самыми руками, так что знаю, о чем говорю, эти типы, которые выходят в интернет…

– Все, что им нужно – это вирт! – встряла мать. – Они тебе какую угодно лапшу на уши навешают, что угодно пообещают, если будут знать, что им можно будет повиртуалить!

Я на мгновение задумалась над тем, что моя матушка подразумевает под этим «виртуалингом». Хакеров в черных перчатках, которые надрачивают друг другу в космосе, в окружении струящихся по воздуху столбцов светящихся зеленых цифр?

– Он тебе скажет, что живет в Тусоне, а на самом деле – в Питтсбурге! Скажет, что его зовут Джек, а на самом деле он Дэйв!

– А потом возьмет, да и прикончит тебя! – припечатала матушка. В ее глазах это, похоже, был некий прыжок абсолютной логики. – Кокнет безо всяких раздумий, а мы потом будем в газетах читать, где да как твое тело нашли!

– Да, пчелка моя, это страшная паутина, настоящая сеть! – вздохнул отец, качая головой. – «Не ведаем, какую сеть себе плетем» [9].

Мы стояли треугольником в гостиной пасторского дома прихода Святого Винсента де Поля, и дом этот был такой древний, каменный и просторный, что в его честь буквально назвали станцию метро. В нескольких шагах вилась лентой река – можно переплыть, можно утонуть. А в самом доме, по слухам, было немало тайных ходов, но нам с братьями и сестрами явно не хватало мозгов, чтобы их найти. Драматизм и напряженность сцены несколько подрывало мамино дизайнерское решение в виде ваз с золотыми шарами. Но мы честно отыгрывали свои роли: мой отец время от времени хватал кулаком по столу с очень патриархальным видом, а матушка старательно-беспомощно отворачивалась к окну, что тоже способствовало общему впечатлению, будто все мы играем в пьесе Теннесси Уильямса, в которой слово «интернет» было своего рода заменой «гомосексуальности».

– Почему я должна доверять интернету? – вопрошала матушка. – Он проник в наш дом, а я даже не знаю, как!

– Так же, как и электричество, – заметила я.

– Оно тоже, знаешь ли, в свое время поджарило немало детишек! – многозначительно парировала она. – Сунешь пальцы не в ту дырку – вот тебе и последствия!

– Твоя мама пытается сказать, – перебил ее отец, – что если ты сунешься туда, с тобой может случиться все, что угодно – буквально все!

Мое сердце раскрылось, как парашют – мне казалось, если я посмотрю наверх, то увижу Иисуса, уносящего меня вдаль. Интересно, зачем еще, по их мнению, я бы туда сунулась?

И только мою младшую сестру Мэри, которая во время этого разговора гоняла по комнате футбольный мяч, казалось, все это нисколечко не беспокоило.

– Да это у нас не все дома, а не у них, – бросила она, походя, сверкая щитками на голенях. – Насколько ужасным может быть человек, которого зовут Джейсон?

– Да уж, это ему стоит опасаться, что я его убью, – добавила я, пытаясь их хоть как-то успокоить. – Причем он бы даже не заметил, я бы просто подождала, пока он уснет…

– Я растила тебя не для того, чтобы ты убивала людей! – отрезала матушка. – А вот другие родители…

– Он из Колорадо, мам. Люди из Колорадо только и делают, что накуриваются, думают про горы да пытаются почувствовать, как у них дреды растут.

– Только через мой труп ты будешь общаться с этим дредастым! – воскликнула мать. – Ты прекрасно знаешь, как я к этому отношусь, не зря люди с дредами похожи на пугала!

– Это подрыв семейных ценностей! – рявкнул мой отец ни с того ни с сего – подозреваю, что на самом деле он нас даже не слушал – и скрылся на втором этаже. Наверное, отправился наглаживать свою коллекцию оружия, втайне попивая сливочный ликер – так он обычно справлялся с горем. Я же побежала обратно в монастырь и принялась собирать свои скромные пожитки, которые включали восемь свитеров унисекс, две пары спадающих джинсов, набор бессмертных рукописей, которые, впрочем, давно уже отправились на тот свет, подборку электронной музыки, которая звучала как зарождение какой-то роборелигии, четыре сотни книг, без которых я просто не представляла себе жизни. Ну и дезодорант.

Некогда монашки коротали свои дни в этих стенах, ожидая пришествия человека, который их спасет. В то утро, когда должен был приехать Джейсон, я проснулась очень рано, приняла душ, оделась, села, скрестив ноги на неудобном диване и присоединилась к их ожиданию. Сквозь утробный гул нефтяных цистерн донесся шорох шин автомобиля, который поднимался по крутому склону к парковке. Я собралась, взяла себя в руки и вышла Джейсону на встречу. Он вынырнул из своей темно-зеленой «Меркьюри Мистик» – машины, перед которой не может устоять НИ ОДНА дама, – и смущенно помахал мне в знак приветствия. В его лице было нечто такое, что казалось, будто этот человек не сможет выглядеть злым. Просто сами его черты не сложатся в сердитое выражение. У него были маленькие, аккуратные, безукоризненные уши – прямо как у плюшевого мишки. На ходу он расправил свои длинные руки и ноги, выпрямился и, подойдя к нижней ступеньке, стройный и легкий, как мелодичный колокольчик, взял меня за руку.

– Ты прямо как из моего сна! – ахнул он вместо приветствия. Оказалось, я снилась ему год назад, когда он снимал квартиру с видом на море в Санкт-Петербурге, штат Флорида. – Ты была ведьмой или колдуньей, очень-очень красивой, но в то же время очень коварной. Твое лицо не выходило у меня из головы.