—Прости, что перебиваю, — встрял Рихард, — но что значит украдет? Почему она не заявила на него в полицию?
—Сейчас объясню, — Рами вымыла руки, достала большой лист из духовки и выложила на него разделанного цыпленка, повернулась к Рихарду и спросила, — что ты знаешь о Кавказе?
—В общем-то, ничего, — Рихард развел ладони в стороны. — Это горы, довольно высокие. Но я там никогда не бывал.
—Кавказ не только горы, это еще и люди, со своими устоями, оставшимися с древних времен. Умыкание невесты это древняя традиция, которая не потеряла свою актуальность у некоторых кавказских народов. — Рамиля встала к нему спиной и принялась за разделку второй курицы. — Что касается законов, то местная полиция обычно закрывает глаза на это, и похищение невесты на Кавказе не считается преступлением. К тому же, кому девушка станет жаловаться, если ее после такого запирают в доме и не позволяют общаться ни с кем, кроме мужа и его родных.
Рами умолкла, чтобы перевести дыхание и Рихард тут же спросил:
—Ты хочешь сказать, что полиция знает об этой ситуации и ничего не делает?
—Именно это я и хочу сказать, — Рами кивнула и выложила второго цыпленка на лист. — Но давай не отвлекаться, закончим с этим как можно быстрее.
Она помыла руки, посыпала цыпленка специями, включила духовку, убрала туда первую порцию и вернулась к супу. Бульон уже закипел, и нужно было закинуть в него пассерованные овощи. Используя лопатку Рами, справилась с этой задачей, бросила сковороду в мойку, тяжело вздохнула и повернулась к Круспе.
—Соня боялась этого парня, но я успокоила ее, сказала, что такого не может случиться в Адлере. Никто не посмеет похищать людей здесь, в крупном городе, где за похищение можно получить реальный срок и кажется, это подействовало. По крайней мере, больше Соня не волновалась, — Рамиля горько усмехнулась. — Погода была чудесная, и мы решили прогуляться по набережной, а после отметить успешную сдачу в нашем любимом кафе. Мне показалось, будто за нами едет черная «БМВ», но вскоре я потеряла ее из виду и решила, что напрасно беспокоюсь из-за пустяков.
Теперь на лице Рихарда не осталось скуки, напротив, он ловил каждое ее слово и внимательно смотрел прямо в глаза. Кажется, он начал догадываться к чему все идет.
—Мы погуляли, а потом сели на открытой веранде на втором этаже в нашем кафе и заказали пару коктейлей. Стемнело. Ночи у нас на юге темные, не то, что тут. Соня предложила после кафе поехать в клуб, потанцевать, но я хотела домой, ведь на утро нужно было сдавать другой зачет, а я даже не начала готовиться, — она снова умолкла, стараясь хоть ненадолго оттянуть неприятный момент.
Рихард не торопил. Он закусил нижнюю губу, переплел пальцы на коленях и терпеливо ждал, когда Рами продолжит. Кухню наполняли ароматы жареного лука, и куриного бульона, затем Рами поняла, что ничего не ела с самого утра. Но при мыслях о еде начало подташнивать. Рамиля собралась с силами и продолжила:
—Я выпила два коктейля и спустилась на первый этаж в туалет. В том кафе туалеты находились на улице в отдельном здании. У нас в провинции такое бывает. В общем, до туалета я не дошла. Меня ударили чем-то по голове, я потеряла сознание, а когда пришла в себя, лежала в багажнике машины со связанными за спиной руками.
Она произнесла это на одном дыхании, а сейчас пришлось сделать несколько глубоких вдохов. Рихард крепко стиснул зубы и молчал. По его лицу сложно было понять, что он чувствует, но Рами полагала, сейчас он сильно пожалел, что заставил ее рассказать все это. Она могла бы не пугать его, не вдаваться в подробности и обойтись общими фразами о следующих десяти годах своей жизни, но почувствовала, как в груди закипает гнев. Он вынудил ее рассказать, используя грязный шантаж, так пускай теперь расхлебывает. Она сжала кулаки и выпалила:
—Меня привезли в большой дом в горах и стали готовить к свадьбе. Они поняли, что ошиблись и украли не ту девушку, но уже не могли ничего сделать, потому отец Мансура решил, что я тоже подойду на роль жены. Я не хотела и первое время пыталась сбежать. Сначала меня не трогали, а только запирали в сыром чулане на ночь, а потом, когда провели церемонию, Мансур лично стал учить меня покорности, — Рами ощутила, как глаза наполняются слезами, но уже не могла остановиться. — Он приковывал меня наручниками к батареям, насиловал, а после избивал розгами. Бил, пока я не теряла сознание. После несколько дней не трогал, а потом все повторялось с самого начала. Они забрали у меня все, чем я могла бы причинить себе вред. В моей комнате не было ни веревок, ни острых предметов, ни крюков, к которым я могла бы привязать простынь, чтобы повеситься. Первый год мне вообще не позволяли выходить из комнаты, а потом со мной ходила его тетушка. Старая сука. Я думала, что никто не знает, что он со мной творит и рассказала ей, просила помощи, а уже ночью пожалела об этом. Лишь через два года с момента похищения мне удалось заполучить нож. Старший брат Мансура женился, устроили застолье, и все напились, а я смогла незаметно взять столовый нож. Он ведь совсем тупой, с зазубринами и безопасным закругленным кончиком. Спрятала его в подоле юбки, а потом засунула под матрас в своей комнате. Я долго не решалась убить себя. Моя жизнь была адом, но, черт побери, мне было всего двадцать один, и я не хотела умирать, понимаешь?! Я не хотела себя убивать!
Рихард молча кивнул, и Рами утерев рукой слезы продолжила:
—Нож пролежал там целый месяц, а потом Мансур пришел домой пьяный и мучал меня до утра. Мы жили в разных частях дома, у них там так положено. Когда он ушел к себе, я поняла, что больше не выдержу такого, достала этот сраный нож и попыталась вскрыть вену. Это было очень непросто и зверски больно. Но я смогла. Наверное, если бы нож был острый, то такого шрама бы не осталось, — Рами сглотнула. — Я легла на кровать и ждала конца, но тут этот гондон вернулся. Сука, он никогда не возвращался, но в то утро зачем-то пришел и нашел меня в полуобморочном состоянии. Я потеряла много крови, там все было в кровище: белье, матрас, ковры. Они потом заставили меня отмывать это, твари. В то утро мне не дали умереть. И знаешь, что сделали его родственники после этого случая?
Рихард лишь пожал плечами, он был бледен и судя по взгляду, шокирован ее откровениями, но Рамиле было уже все равно.
—Да нихера они не сделали. Все продолжилось, только стало еще хуже, — она задрала левый рукав и ткнула пальцем в один из круглых ожогов. — Мансур сделал это со мной, сказал, что раз я уже испортила кожу на одной руке, то теперь нечего ее и беречь. Он получал удовольствие, от моих мучений и никому до этого не было дела.
Она чуть подняла подол и указала на переплетение шрамов на бедре:
—А это он сделал, когда я в очередной раз попыталась убежать. На пятый год, когда он начал бить меня еще и за то, что не могу родить ему наследника. Его дом стоял на отшибе в горной деревне. До ближайшего поселка двадцать километров, но я надеялась, что смогу уйти. Ночью вылезла через окно с третьего этажа. Я страшно рисковала, если бы сорвалась, то наверняка сломала бы позвоночник, но мне уже было плевать. Потом перебралась через забор, забравшись на крышу микроавтобуса. У меня не было удобной одежды и обуви, только юбки до пола и ужасные туфли, которые натирали ноги. Но я все равно побежала и бежала всю ночь, а на утро меня заметила какая-то женщина из поселка, она ехала за продуктами на машине. Эта мразь даже не подумала помочь мне, а позвонила Мансуру.
Рами снова умолкла. Нужно было прекращать, иначе она не сможет совладать с эмоциями и разревётся прямо перед Круспе. Он уже ничего не спрашивал, лишь смотрел на нее из-под низко нависающих бровей, а в его взгляде был неподдельный ужас.
—Они поймали меня в пяти километрах от города, — сказала Рами тихо. — Закинули в машину и повезли назад. На людях меня не били, потому я ехала эти пятнадцать километров в полной тишине, и это оказалось еще страшнее, чем, если бы Мансур орал. А дома он завел меня в конюшню, снял хлыст с крючка и лупил по ноге, рассекая кожу. Молча бил, зло, пока я не поклялась ему, что стану послушной, — она подняла на Рихарда взгляд. — Ты это хотел узнать, да?!