После завершения новых испытаний мы отправились домой в обратный путь. Первой остановкой был французский порт Брест. Когда поздно вечером я вернулся из города в порт, то не обнаружил «Боа» на прежнем месте. Через некоторое время я увидел тот самый кран на пирсе, возле которого пришвартовался наш корабль. А затем я увидел и «Боа» в глубине гавани. Всему виной был необычайно высокий прилив в Бресте, вода поднималась до более 12 м. Ранее я не встречался с таким явлением, в Пуле уровень моря повышался всего на несколько сантиметров.
На нашем обратном пути погода была неблагоприятная, Бискайский залив бушевал. Волны перекатывались через палубу, и на протяжении четырех дней не было и речи о горячей пище. Старались только не сбиться с курса. Мы вздохнули с облегчением, когда на горизонте возник Лиссабон: наконец-то можно было отдохнуть и познакомиться с этим прекрасным городом. Чтобы добраться до Синтры, где находился древний замок рода Браганса, пришлось нанимать лошадей. Вдоль южного побережья тянулись рыбацкие поселки. Я и не подозревал, при каких обстоятельствах мне придется оказаться в Лиссабоне во второй раз.
Мне вспоминается посещение оперы, когда в ложе находился король Португалии. Я был удивлен тем, как мало на него обращали внимание, а когда среди публики появился известный матадор, зал взорвался бурными овациями.
Хотя для всех небританских судов было обычным вставать на открытом рейде, командующий флотом метрополии адмирал князь Баттенберг сообщил нам, что по причине плохой погоды мы можем встать на якорь в защищенном месте неподалеку от его флагманского корабля «Мажестик». Он был настолько любезен, что пригласил нас на корабль и показал его нам до последней снасти.
После визитов в Алжир, Палермо и на остров Корфу мы вернулись в Пулу. Мне сразу же было поручено заняться подготовкой матросов. Я не могу сказать, что это вызвало у меня приступ энтузиазма, но у меня не было повода жаловаться. Всего несколько месяцев спустя я был назначен, к своему удивлению, капитаном на «Артемисию». Это был парусник, сошедший со стапелей полтора века назад, и одним из моих предшественников на нем был капитан Тегетхоф. Это был очень маневренный корабль, один из трех кораблей с экипажами исключительно из юнг. Наиболее способные из них были отобраны в училище для подготовки на должности младших офицеров.
Когда я получил назначение в училище в Шибенике, первый офицер сообщил мне, что есть у них один учащийся, к которому они никак не могли найти нужного подхода. Он был сыном зажиточного венгерского фермера; у мальчишки, начитавшегося книг о море, сложилось романтическое представление о службе на флоте. Действительность оказалась иной, чем он ее себе представлял. Окружавшие его люди не понимали его родного языка, и он отказывался выполнять приказы. Во время занятий в море он бросил грести, и сразу же получил пощечину, и в ответ на это прыгнул в воду. Он не умел плавать, и его еле спасли. Мне предложили заняться с ним.
Прибыв на корабль, я узнал, что курсанта подвергли наказанию: он должен был стоять на вантах в течение шести часов без пищи и воды. Я велел привести его и сказал ему, что он может оставить училище и я подготовлю все бумаги, необходимые для его отчисления. Однако это займет некоторое время, а пока он должен выполнять все приказы, иначе ему будет только хуже. «Разве ты не понимаешь, – сказал я ему, – что военно-морской флот Австро-Венгрии не может капитулировать перед одним своевольным кадетом?»
Он понял и обещал выполнять все приказы и распоряжения, и он сдержал свое обещание. В течение всего лишь нескольких месяцев он овладел немецким, итальянским и отчасти хорватским языками и добился больших успехов в учебе. Когда пришло разрешение, он не захотел им воспользоваться. Я и позже продолжал следить за его успехами. После двенадцати лет безупречной службы он стал шкипером на пароходе, ходившем по Дунаю.
После возвращения из учебного похода я, к моему удивлению, обнаружил, что в Шибенике меня уже ждал приказ, назначавший меня начальником училища на ближайший год. Я был в отчаянии. Шибеник, конечно, был живописным городком, но наслаждаться в течение года его красотами, сочетая это занятие с преподаванием, означало для меня заживо похоронить себя, что меня нисколько не привлекало. Однако странным для меня было ощущать, что мне все же понравилась преподавательская работа. И меня нисколько не обрадовало, когда спустя четыре месяца я получил неожиданный приказ явиться для продолжения службы в военно-морской департамент министерства обороны в Вене. Я уезжал из Триеста на пароходе, и воспитанники училища сопровождали меня некоторое время в лодках в качестве эскорта.
Я стал работать переводчиком: мне был поручен перевод с немецкого на венгерский язык текста бюджета военно-морского флота. Я также выполнял обязанности переводчика на совместных рабочих заседаниях делегаций австрийского и венгерского парламентов. Точный перевод – всегда ответственная и сложная задача. Поскольку венгерский язык наряду с финским и турецким относятся к урало-алтайской языковой семье (научный взгляд конца XIX – начала XX в.)[15], а немецкий, английский, французский и итальянский – к индоевропейской языковой семье, возникали специфические трудности перевода. Невозможно давать его дословно, и переводчик должен был прослушать речь до последнего слова, прежде чем начать переводить.
В конце обеда, который дал его величество делегатам в Мраморном зале Королевского дворца в Будапеште, когда подали кофе, я оказался за одним столом с графом Тиса, премьер-министром, старым другом нашей семьи, и несколькими ведущими венгерскими политиками. Разговор зашел о Хорватии, и поскольку я хорошо знал эту страну и ее народ, то высказался несколько критически по поводу проводимой в отношении ее политики. Я рискнул предположить, что было бы гораздо лучше, если бы Хорватия, Далмация, Босния и Герцеговина, страны одного языка, объединились в одно государство. В любом случае следовало бы избегать мелочных провокаций против хорватов. В качестве примера я привел такой факт: все указатели на железнодорожных станциях Хорватии даны только на венгерском языке. В таких обстоятельствах даже самые необходимые меры, предпринимаемые правительством, особенно в области финансов, были обречены. Однако мои собеседники заявили, что подобные предложения могут не найти отклика в парламенте. Когда в 1918 г. во время уличных беспорядков император Карл обратился к графу Тисе с просьбой лично расследовать их причины, тот попросил командование флота выделить ему корабль для того, чтобы добраться до Каттаро (Котора). Я приказал выделить ему наш самый быстроходный эсминец и своего флаг-капитана Вуковича в качестве адъютанта и переводчика. Вуковичу я вручил письмо для графа, в котором я напомнил ему о том прошлом разговоре и выразил свои опасения, что многолетняя пансербская пропаганда сведет на нет предпринимаемые им усилия и заставит хорватов принять противоположную точку зрения. Вукович, который был рядом с графом на протяжении всей его поездки, привез мне от него обширный ответ, написанный в Будапеште. В нем Тиса рассказывал о своих впечатлениях и с сожалением подтвердил мою правоту. Положение в Сараево он описывал как особенно безнадежное.
Заседания делегатов закончились, надобность в моих услугах отпала, и я провел предоставленный мне отпуск дома. Мне было тогда 32 года. Я начал подумывать о женитьбе, но затем, как мне казалось, окончательно решил, что морской офицер не должен связывать себя узами брака. Однако эта тщательно выстроенная теория сразу же терпит крах, как только ты встречаешь того единственного человека, без которого ты не представляешь свою жизнь.
Я намеревался навестить сестру в Мишкольце, однако, когда я вышел на вокзальную платформу, меня встретил мой зять, гусарский полк которого был расквартирован в городе. Моя сестра, как оказалось, уехала в Будапешт. А он сам получил приглашение от старых друзей моего старшего брата приехать к ним в гости и не мог отказать им. Почему бы нам не поехать туда вместе? Подумав, что визит займет всего лишь один день, я согласился. Я был сильно удивлен, когда на станции нас встретил экипаж, что свидетельствовало о том, что путь до пункта назначения был не совсем близким. И это так и было. Мне следовало бы отказаться от поездки в Хейёбаба. Ситуация была довольно неловкой, у меня сложилось впечатление, что, несмотря на сердечность встречи, хозяин поместья, его жена и ее удивительно красивая младшая сестра были несколько ошарашены, когда увидели совершенно незнакомого морского офицера, выходившего из экипажа. Я попросил прощения за невольное вторжение, но они и слышать не хотели никаких оправданий, и в итоге я провел в Хейёбаба три счастливейших дня.
