Наконец тропа вывела меня на дорогу. Теперь надо было решить, куда идти – вправо или влево. Я стал ждать собаку, но она долго не возвращалась. Тогда я пошёл вправо. Минут через пять появился Леший. Собака бежала мне навстречу. Я нагнулся к ней. В это время она встряхнулась и всего меня обдала водою. Но я не рассердился, погладил её и пошёл следом.

Идти стало немного легче: тропа меньше кружила и не так была завалена буреломом. В одном месте пришлось ещё раз переходить вброд речку. Перебираясь через неё, я поскользнулся и упал в воду, но одежда моя не стала мокрее.

Наконец я совершенно выбился из сил и сел на пень. Руки и ноги болели от заноз и ушибов, голова отяжелела, веки закрывались сами собой. Я стал дремать. Мне грезилось, что где-то далеко между деревьями мелькает огонь. Я сделал над собой усилие и открыл глаза. Было темно; холод и сырость пронизывали до костей. Чтобы не простудиться, я вскочил и начал топтаться на месте, но в это время увидел свет между деревьями. Я решил, что это мне показалось. Но нет, огонь появился снова. Сонливость моя разом пропала. Я бросил тропу и пошёл прямо к огню. Когда ночью видишь огонь, трудно определить, близко он или далеко, низко или высоко над землёй.

Вскоре я подошёл настолько близко к огню, что мог рассмотреть всё около него. Прежде всего я увидел, что это не наш бивак. Меня поразило, что около костра не было людей. Уйти с бивака ночью во время дождя они не могли. Очевидно, они спрятались за деревьями. Мне стало страшно. Идти к огню или нет?.. Хорошо, если это охотники, а если я наткнулся на лихих людей?

Вдруг из чащи сзади меня выскочил Леший. Он смело подбежал к огню и остановился, озираясь по сторонам. Казалось, собака тоже была удивлена отсутствием людей. Она обошла вокруг костра, обнюхивая землю, направилась к ближайшему дереву, остановилась около него и завиляла хвостом. Значит, там был кто-то из своих, иначе собака подняла бы лай. Тогда я решил подойти к огню, но спрятавшийся опередил меня. Это оказался Мурзин. Он тоже заблудился и, разведя костёр, решил ждать утра. Услышав, что по тайге идёт кто-то, он спрятался за дерево. Его больше всего смутило, что я не подошёл прямо к огню, а остановился в отдалении.

Тотчас же мы стали греться. От намокшей одежды клубами повалил пар. Дым костра относило то в одну сторону, то в другую. Это был верный признак, что дождь скоро перестанет. Действительно, через полчаса он превратился в изморось, но с деревьев ещё продолжали падать крупные капли.

Лианы – это вьющиеся растения; они находят вертикальную опору, по которой с помощью усиков и дополнительных корней поднимаются вверх. У них тонкие стебельки, и, чтобы поднять листочки к лучам солнца, они вынуждены цепляться за деревья. В дальневосточной тайге можно встретить такие лианы, как актинидия, амурский виноград, лимонник.

Днём определить, в каком направлении течёт река, достаточно просто. Это хорошо видно по проплывающим мимо листьям деревьев, веткам, по направлению водных растений. Совсем другое дело в темноте. Чтобы определить направление течения реки, надо опустить в воду руку, и куда будет бить струя воды – в том направлении и течёт река.

Ночью, особенно осенью в горах, очень темно. Небо и земля сливаются в одно тёмное пятно. Даже если ночью горит костёр, трудно разглядеть, что находится рядом с ним. Поэтому сложно определить, как далеко идти до этого огня.

Уссурийская пантера

1902 году с охотничьей командой я пробирался вверх по реке, впадающей в Уссурийский залив.

Мой отряд состоял из шести сибирских стрелков и четырёх лошадей с вьюками.

Долину, по которой протекает река, называют Стеклянной падью. Тогда в Уссурийском крае не было ни одного стекольного завода, и в глухих местах стекло ценилось особенно дорого. В глубине гор и лесов пустую бутылку можно было выменять на муку, соль и даже на пушнину. Старожилы рассказывают, что, поссорившись, люди старались проникнуть друг к другу в дом и перебить самое дорогое – стеклянную посуду.

Решетчатые окна в китайских фанзах обычно оклеивали тонкой бумагой. О стёклах не было и помину. А здесь, в долине, стояла фанза, в окне которой красовалось настоящее стёклышко. Этот кусочек стекла так поразил первых переселенцев, что они назвали Стеклянной не только фанзу и речку, но и всю прилегающую местность.

Путеводной нитью в лесу нам служила маленькая тропинка, проложенная охотниками. Дня через два мы достигли того места, где когда-то была Стеклянная фанза, но нашли здесь только её развалины.

Дальше тропинка становилась все хуже и хуже. Видно было, что по ней давно уже не ходили люди. Она заросла травой и во многих местах была завалена буреломом. Вскоре мы её совсем потеряли. Встречались нам и зверовые тропы; мы пользовались ими, пока они тянулись в нужном для нас направлении, но больше шли напролом. На третий день к вечеру мы подошли к горному хребту.

Свой поход я никогда не затягивал до сумерек и останавливался на бивак ещё засветло, чтобы до темноты можно было поставить палатки и заготовить дрова на ночь. Пока стрелки возились на биваке, я воспользовался свободным временем и отправился осматривать окрестности. Постоянным моим спутником в такого рода экскурсиях был Поликарп Олентьев. Сделав нужные распоряжения, мы взяли с ним ружья и пошли на разведку.

Солнце только что успело скрыться за горизонтом; в то время, когда лучи его ещё золотили верхушки гор, в долинах появились сумеречные тени. На фоне бледного неба резко выделялись вершины деревьев с пожелтевшими листьями.

Всюду, даже в воздухе, уже чувствовалось приближение осени.

Перейдя через невысокий хребет, мы попали в соседнюю долину, поросшую густым лесом. Широкое и сухое ложе горного ручья пересекало её поперёк. Тут мы разошлись. Я отправился по галечниковой отмели влево, а Олентьев – вправо. Не прошло и двух минут, как вдруг в его стороне грянул выстрел. Я обернулся и в это мгновение увидел, как что-то гибкое и пёстрое мелькнуло в воздухе. Я бросился к Олентьеву. Он поспешно заряжал винтовку, но, как на грех, один патрон застрял в магазинной коробке и затвор не закрывался.

– Кого ты стрелял? – спросил я.

– Кажется, тигра, – отвечал он. – Зверь сидел на дереве. Я хорошо прицелился и, наверное, попал.

Наконец застрявший патрон был вынут. Олентьев вновь зарядил ружьё, и мы осторожно двинулись к тому месту, где скрылось животное. Кровь на сухой траве указывала, что зверь действительно был ранен. Вдруг Олентьев остановился и стал прислушиваться. Впереди, немного вправо от нас, ясно слышался храп.

Сквозь заросли папоротников ничего нельзя было увидеть. Большое поваленное дерево преграждало нам путь. Олентьев хотел было уже перелезть через валежник, но раненое животное предупредило его и стремительно бросилось навстречу. Олентьев второпях выстрелил в упор, даже не приставляя приклада ружья к плечу, – и очень удачно. Пуля попала прямо в голову зверя. Он упал на дерево и повис на нём; голова и передние лапы свесились по одну сторону ствола, а задняя часть тела – по другую. Зверь сделал ещё несколько судорожных движений и начал грызть землю. В это время центр тяжести переместился – тело животного медленно подалось вперёд и грузно свалилось к ногам охотника.

С первого же взгляда я узнал маньчжурскую пантеру, которая среди местных жителей зовётся барсом. Этот великолепный представитель кошачьих был из числа крупных. Длина его тела от носа до корня хвоста была почти полтора метра.