— Это я без клепки?! Да если б я… если б не я… Красотка, скажи ей!

Я сидела между Лайзой и Эдом, для чего при посадке за столик пришлось совершить виртуозную фигуру высшего пилотажа. Пако остался страшно недоволен, теперь ему оставалось только нежно наступать мне на ноги под столом своими огромными лапищами. Но я его уже не боялась. Лайза строила этого квадратного мулата, как недоразвитого мальчишку, и, в сущности, была права. Я сразу же начала ей подыгрывать, и вдвоем мы совершенно его деморализовали еще до того, как нам принесли аперитив. Несмотря на мужскую солидарность в виде восхищенных глаз Эда.

— Сеньор Пако, — серьезно сказал он, — я вам очень благодарен, честно. Если бы не вы, я бы никогда не познакомился с сеньором Санчесом Но вы уверены, что?..

Коричневая рука Пако с размаху хлопнула его по плечу.

— Если старик сказал — железно! Да не будь я. За это надо выпить, и где, черт побери, мои креветки?!

Мы сидели вчетвером на веранде ночного бара под названием не то «Бенито», не то «Бонита», с видом на море, перечерченное лунной дорожкой, с жареными, в общем-то аппетитными запахами и грустной латиноамериканской музыкой, наполовину заглушаемой хором сверчков и цикад. Странноватая, но, наверное, вполне типичная для этого города компания: Пако — вышедший в тираж бейсболист и прожигатель жизни, Лайза — судя по всему, женщина легкого поведения, вовсе не такая молодая, как мне показалось на набережной, я — юная авантюристка в игуановом платье и тот, ради кого я, собственно, и пристала к этой живописной группе — Эд, наивный мальчик максимум семнадцати-восемнадцати лет, спортивный и по-северному белокожий. Он был на лестничной площадке, и он появился там — теперь я вспомнила — из той самой квартиры с нацарапанным на дверях пасификом, куда затем так ринулась Ольга. А здесь, в тропическом городе Сайта-Моника-Бич, он не мог оказаться иначе, как с помощью машины профессора Странтона.

С Эдом надо было поговорить наедине, но это не входило в планы ни Пако, ни Лайзы. Моя нога под столом снова подверглась нападению, и на этот раз щиколотку явственно царапнул каблучок. Лайза ошиблась ногой, но раскрывать ей на это глаза я не собиралась

— Ма-а-аленький, — томно протянула она, почесывая набойкой мои икры. Пако на другом конце столика злорадно ухмыльнулся.

— Оставь его в покое, подруга. Чемпионам не положено, режим, понимаешь! У старика с этим железно, сам-то он небось давно не по этим делам, а парням отдуваться. Не, нормально? Один раз прошелся с красоткой по набережной, и.

Лайза расхохоталась:

— Про один раз своей бабушке расскажешь. Хочу мартини! Маленький, а ты его не слушай, он у нас пожизненный неудачник, а ты перспекти-и-ивный…

Я задвинула ноги поглубже под стул. Эд барабанил пальцами по столу, он чуть было не опрокинул высокий бокал с коктейлем и вообще выглядел неправдоподобно нервным и измотанным для такого юного спортивного мальчика. Его лицо заметно, даже под слегка обгоревшей, облупленной на щеках и носу кожей, пошло красными пятнами. В какой-то момент мне даже показалось, что он сейчас расплачется. Но Эд отпил большой глоток, вскинул глаза и сказал еще серьезнее, чем раньше:

— Ну и пусть. Наш тренер в колледже тоже говорил, что девчонки только мешают нормально тренироваться. А мне и не надо, я бейсбол люблю, и если сеньор Санчес требует…

Пако громко загоготал, шутовски указывая пальцем на Лайзу, и снова с размаху похлопал Эда по плечу:

— Молодец, парень! Только это ты сейчас так говоришь, а потом помянешь мое слово, да, подруга?

— Кретин, — бросила Лайза и отвернулась. Мне вдруг стало ее жалко. Стареющая, явно давно разочарованная в жизни женщина. В ее слегка комичных поползновениях в сторону Эда было что-то трогательное, почти материнское — а этот пацаненок вел себя так, словно она приставила к его горлу кинжал. А впрочем, меня интересовало нечто иное, нежели их взаимоотношения. Лайза демонстративно смотрела в сторону и, воспользовавшись этим, я наклонилась поближе к Эду. Конечно, поговорить с ним откровенно здесь и сейчас не представлялось возможным, но надо было хоть как-то идти на контакт.

— Кто такой этот сеньор Санчес? — спросила я вполголоса.

Эд вздрогнул — столько нервов в таком здоровом парне — и повернулся ко мне. Он меня не узнал и продолжал не узнавать, пребывая где-то на своей волне. Но имя этого самого Санчеса действовало на мальчика магнетически. Его лицо просветлело, в глазах зажглось тихое восхищение.

— Вы не знаете? Федерико Санчес, у него школа олимпийского резерва, он воспитал Пабло Луэгоса и даже самого Бомбу Мак-Дугала!.

— Вредный старик, — ввязался в наш разговор Пако, но Эд его не слышал:

— Он посмотрел, как я играю, представляете, а я, если честно, я даже не знал, что он тут живет, что его школа в этом городе, он посмотрел, и сказал… сказал… — Эд набрал побольше воздуха для точной цитаты, — «техника слабовата, но перспективы есть»! Перспективы есть, понимаете! Может… он не обещал, но если бы он взял меня в свою школу…

— Возьмет! — снова громогласно встрял Пако. — Старик сказал — старик сделает. А кто тебя с ним познакомил, а? Пако познакомил, Пако любит делать людям добро, а толку? Кстати, мне креветки принесут или как? А ну их, знаешь что, красотка, потопали-ка отсюда, Пако покажет тебе одну штуку… А эти двое пусть тут потреплются про звезды, га-га-га!

Эд снова вспыхнул и все-таки опрокинул почти полный бокал, несколько капель коктейля угодили мне на платье, и я непроизвольно вскочила, а Лайза медленно, как очковая кобра, повернула голову и с достоинством кинула:

— Козел!

— Шлюха, — привычно, словно на автопилоте, отреагировал Пако.

И вот тут все началось.

Как хорошо, что я вскочила минутой раньше, теперь осталось только отпрыгнуть как можно дальше от резко опрокинутого стола, от брызнувших во все стороны закусок, напитков и осколков стекла, от смертельно побледневшего, разъяренного, неуправляемого Эда. В следующую секунду он настиг на мгновение растерявшегося Пако и засыпал его серией хаотичных, бессистемных, отчаянных ударов. Тупо хлопая глазами, Пако машинально поднял для защиты толстую узловатую руку, постепенно проникаясь происходящим, в его бычьих зрачках вспыхнули красные огоньки и, внезапно изловчившись, он схватил Эда за горло. Пронзительно закричала Лайза, на ее щеке выступили капельки крови от пореза стеклом. С душераздирающим визгом, схватив с пола чудом уцелевшую бутылку, она тоже ринулась в драку.

Я отскочила к самому выходу с террасы. Звать на помощь было как-то неудобно и глупо, тем более что из подсобных помещений уже высыпала небольшая группка официантов, одну девушку послали вызывать полицию, но остальные явно наслаждались зрелищем. Лайза уже успела разбить бутылку о курчавую голову Пако, по его лицу потекли струйки крови, но шеи Эда он не выпускал, а парень, одной рукой пытаясь сорвать с горла коричневые пальцы, другой продолжал беспорядочно бить куда попало. А на море мерцала серебристая лунная дорожка, и громко стрекотали цикады, и хотелось улетучиться незаметно из этого бара под названием не то «Бонита», не то «Бенито».

Но Эд.

И машина.

Из темноты вырвалось резкое противное гудение полицейской сирены, заглушив цикад, сверчков, крики, ругательства, звуки ударов и звон стекла. Полиция в Санта-Моника-Бич работала довольно оперативно, трое здоровых негров, ворвавшихся на террасу, не застали там ни одного трупа, хотя уже все шло к тому. Увидев полицейских, Лайза тут же выпуталась из клубка тел и, грустно усмехнувшись расплывшейся на губах помадой, сама протянула руки, сложив вместе запястья. Пако тоже не стал оказывать сопротивления, и только Эд несколько раз вырывался из рук блюстителей закона, что-то выкрикивая и стараясь еще раз ударить мулата.

Вот сейчас мальчика увезут — и где я буду его искать?

Хотя, в общем-то, это не должно быть слишком сложно. Полицейский участок в таком городке наверняка один, и тюрьма одна, выясню, где это, и буду караулить, как невеста, около решетчатого выхода. Ага, а сколько тут дают за драку? Может, месяца три, и что тогда? Добиваться свидания? А если машина у мальчика в кармане, навряд ли, конечно, но все-таки, предположим, — он вполне может уйти из тюрьмы совсем в другую сторону…