Ноги сами понесли его на улицу Коммунальщиков. Эта дрянь, наверное, как раз только проснулась! Вчера примерно в это же время она нежилась на солнышке, попивая кофеек. И сегодня он не уйдет просто так, выскажет ей все, что думает! Это из-за нее он оказался в тюрьме, из-за нее впустую потратил восемь лет жизни, а теперь и саму жизнь наладить не может. Из-за нее у него ничего нет. Ни семьи, ни работы, даже жить негде. Некогда она хорошо наварилась на нем, благодаря тому, что выступила в роли жертвы, и сейчас живет припеваючи. Будет справедливо потребовать от нее…

Деревянный забор был низким, местами доски и вовсе болтались, поэтому проникнуть на участок не составило труда. Погода стояла не по-весеннему жаркой, и окно на первом этаже было открыто нараспашку. Ловко уцепившись за подоконник, Крест подтянулся и вскоре уже оказался в небольшой комнатке.

Половину ее занимала кровать, в данный момент с небрежно откинутым одеялом и помятой подушкой, шкаф-купе и комод. В доме было тихо, лишь в ванной шумела вода. Похоже, девица снова плескалась в душе. Осторожно Крест прошелся по дому. Комната на первом этаже была всего одна, рядом кухня, просторная и светлая за счет того, что окна располагались с двух сторон. Прихожая. Никаких мужских вещей, лишь женская да детская одежда и обувь. Затем поднялся по лестнице, ведущей на второй этаж. Там на всю площадь простиралась одна большая комната, судя по обстановке, детская. В это время дочка, видимо, была в школе, как и сказала соседка. Так же тихо спустившись обратно, Крест вернулся в спальню, сел на край незаправленной кровати и принялся терпеливо ждать.

Вскоре шум воды стих, послышались легкие торопливые шаги, и на пороге комнаты появилась мадам Таюрских, в халате и с полотенцем в руках. Она усиленно промокала волосы, поэтому не сразу заметила нежданного гостя, а заметив, застыла на месте. И по ее глазам он понял – она узнала.

– Ты? – вырвалось у нее от изумления.

– Я, – просто ответил Крест и улыбнулся совсем не по-доброму. Скорее, наоборот.

– Тебя выпустили? – пробормотала она и вроде бы испугалась, что произнесла это вслух.

– А ты надеялась, что я никогда не выйду? – усмехнулся он, медленно обводя ее взглядом с головы до ног и обратно.

Она под его взглядом будто съежилась, крепче прижала полотенце к груди. Попятилась было, но, натолкнувшись на стоявший позади комод, застыла.

– Радует, что ты меня помнишь, – искренне удивился он, – а вот я тебя совсем не помню. Как и не помню того, что у нас с тобой вообще что-то было, – его лицо окаменело, превратилось в бесстрастную маску. – Нах*ра ты на меня заяву накатала?! – в его голосе зазвучали угрожающие нотки.

Девица еще больше смутилась. Глаза ее забегали, но отвечать на прямой вопрос в лоб она не стала. По какой причине, неизвестно.

– Ну и как тебе живется? – Крест встал с кровати, медленно шагнул к ней. – По ночам спокойно спишь? Совесть не мучает?

Она вся подобралась. Все так же пряча глаза, отшатнулась от него, тем самым давая ему возможность зайти ей за спину и остаться там.

– А… а за что она меня должна мучить? – неуверенно пробормотала она, косым взглядом отслеживая его перемещения.

– Вот прямо совсем не за что, да? – из-за ее плеча Крест заглянул ей в лицо. Она была выше среднего роста, и ему даже наклоняться не пришлось. В нос сразу же ударил едва уловимый, но дразнящий запах либо геля для душа, либо шампуня. И кожа щеки перед глазами казалась мягкой, бархатистой.

– Мне… мне сказали, что ты преступник…

Она вздернула голову, глядя прямо перед собой, и Крест не удержался, заскользил глазами по нежной шее вниз. Туда, где разъезжающаяся ткань халатика угрожала обнажить грудь.

– Да сказать можно что угодно, – слегка нараспев парировал он, не отрывая взгляда от ее округлостей. В горле пересохло, и он, сглотнув, облизал губы. Черт, у него давно не было секса! Усилием воли Крест заставил себя снова взглянуть ей в лицо. – А если я сейчас про тебя скажу, что ты шлюха подзаборная, ты, что, ею автоматически становишься?! – вызывающе и громко спросил он.

Она не ответила, лишь губы поджала и слегка покраснела. Крест усмехнулся. Неужели у нее еще совесть есть? Вот только поздно! Поздно, милая моя!

– Ну что? Много бабла на мне заработала? – он снова вернулся на кровать и сверлил ее взглядом. Пристальным взглядом, в котором сочетались ненависть и презрение и таилась угроза.

– Нет, – твердо ответила она и, мимолетно стрельнув по нему глазами, запахнула плотнее халат. Видимо, почувствовала на себе его раздевающий взгляд.

Крест ухмыльнулся, еще раз облизал губы. А что? И фигурка у нее классная, и ноги стройные, и грудь имеется. И на мордашку симпатичная, большеглазая.

И дома никого, кроме них, нет…

– Зачем ты пришел?! – она резко скрестила руки на груди, с вызовом посмотрела на него и больше глаз не отводила. Почуяла опасность…

Его ухмылка стала еще шире.

– Я за бабками пришел, которые ты на мне заработала.

– Денег у меня нет! – ее голос, несмотря на то, что звучал возмущенно, все-таки задрожал от волнения.

– А что есть? – его взгляд снова заскользил по ней сверху вниз и обратно.

– Ничего нет!

– Ну, смотри, – он рывком вскочил с кровати, моментально оказался рядом с ней. Заговорил, нашептывая в ухо: – Я сидел? Сидел. Изнасилование совершал? Не совершал, – помолчав, продолжил объяснять ей, словно неразумному ребенку: – Значит, что у нас выходит? Преступления не было, а наказание я понес. То есть ты мне должна.

– Что ты хочешь? – нервно сглотнув, повторила она.

– Хочу забрать свое, – спокойно и твердо заявил Крест вкрадчивым голосом, наслаждаясь видом ее испуга. Она это заслужила! О, так она и сзади ничего! – Ну, что, отдадим долги?! – его рука легла ей на ягодицу.

И тут она рванулась к выходу из комнаты в надежде на его промедление. Но не тут-то было. Крест оказался резвее. Его рука вцепилась ей в волосы, и он с силой дернул ее на себя, нисколько не заботясь о том, что ей может быть больно. Дернул и припечатал ее к стене, сам навалился сверху.

Она вскрикнула от боли, зажмурилась, и Крест увидел, как ресницы ее повлажнели. Ну, ничего, так ей и надо. Не жалко. Единственное, что прошептал ей, прижавшись теснее:

– Т-ш-ш…

Это чтобы не орала – окно все-таки открыто. Мало ли что.

Халатик на ней окончательно распахнулся, сама она дышала тяжело, гневно глядя на него, и это возбуждало. Черт возьми, это было охрененно!

Крест потянул за поясок халата.

– Подожди! Послушай! – она забилась под ним. – Давай я тебе все объясню… – говорила умоляюще, сбивчиво.

И это тоже возбуждало…

Крепко схватив ладонью ее за подбородок, Крест сильнее навалился телом и, глядя ей прямо в глаза, грубо спросил:

– Нах*р мне твои объяснения?! – и свободной рукой полез под резинку трусиков.

– Настя! – громко выдохнула вдруг девица и забилась сильнее. Заорала истошно: – Бл*ть, отпусти!!!

Знакомое имя подействовало. Крест ослабил напор и услышал доносящийся со двора через раскрытое окно детский плачущий голосок:

– Мама! Мама!

Вот тут он ослабил хватку, и его несостоявшаяся жертва понеслась к двери, на ходу запахивая халат.

– Настя! – позабыв про «гостя», она распахнула дверь, раскрыла объятия девочке лет семи. – Ты почему здесь?! Кто тебе разрешал уходить из школы?! Что случилось?! – сбивчиво вопрошала она, нервно осматривая дочь, словно сомневаясь, что та в целости и сохранности.

Девчонка плакать перестала. Ее глаза, похожие на материнские, неотрывно следили за Крестом.

– Настя, я сколько раз тебе говорила, чтобы ты ждала меня в здании школы и никуда одна не уходила?

– Мам, я ждала-ждала, всех уже забрали, а тебя все не было, – пожала плечами девочка. – Я пошла домой одна, но за мной собака побежала и я испугалась, – она перевела взгляд на мать и, вспомнив свой недавний страх, всхлипнула.

Та, со вздохом облегчения, снова прижала ее к себе.