– Не может быть!

Брент приподнимает куртку, берется за резинку спортивных штанов, будто собирается их спустить.

– Хочешь посмотреть?

Я не уверена, говорит ли он серьезно, и бросаю взгляд на Кертиса.

Кертис разводит руками.

– Не смотри на меня. И с чего ты взяла, что я видел его задницу?

Брент смеется и снова садится. Он очень уверен в себе, и причина такой наглой самоуверенности – его исключительное мастерство в спорте, причем не любом виде, а в том, в котором требуется летать по воздуху на большой высоте. Но при этом он забавный. И это не говоря о том, что он симпатичный, часто улыбается, и у него невероятные темные глаза.

Перед тем как приехать сюда, я видела его в одной утренней телепередаче. Ведущая – Анна Как-там-ее, привлекательная женщина сорока с небольшим лет – спросила его, какие мышцы необходимо развивать для сноубординга. Он ответил, что все. Она убедила его снять рубашку, он разделся, и она разве что не набросилась на парня. Второму ведущему, мужчине, практически пришлось ее оттаскивать!

Это был смешной пример сексизма наоборот. Если бы каждый из них был противоположного пола – мужчина-ведущий и девушка-спортсменка – подобное поведение вызвало бы негодование в национальных масштабах. А так половина зрителей над ней смеялась, а вторая половина пришла в такой же экстаз. А Брент сидел и воспринимал происходящее, как должное.

И да, тело у него впечатляющее. Я их понимаю. Тем не менее он не действует на меня так, как Кертис.

Я хватаюсь за сиденье, когда нас снова бросает из стороны в сторону. Потом кабинка замедляет ход.

– Знаешь, сегодня утром Дейл попросил меня дать ему банку «Смэш», – сообщает Брент Кертису.

– Правда?

– Вчера вечером он отправился домой с барменшей.

– С Хизер?

– Я не знаю, как ее зовут.

– Длинные темные волосы?

– Она.

– Они живут вместе с моей сестрой, – сообщает Кертис. – Она его вымотала? Тебе повезло.

Они смеются.

– А Дейл какое место занял? – спрашиваю я.

– Седьмое, – сообщает Кертис.

Мне интересны отношения Брента и Кертиса. Они соперники, но видно, что они еще и друзья. Кертис старше. Вероятно, ему двадцать четыре, а то и двадцать пять, а это уже многовато для профессионального сноубордиста. Сейчас крупнейшие зимние старты выигрывают пятнадцатилетние подростки, и лишь немногие продолжают участвовать в соревнованиях, когда им переваливает за двадцать пять. Мягкие молодые кости не так легко ломаются. Чувствует ли Кертис угрозу от быстро набирающего обороты Брента? Наверняка.

Меня бросает вперед, когда «пузырь» останавливается. Проклятье! Мы добрались только до середины крутого склона.

– Ходят слухи, что однажды с этой скалы прыгнул кто-то из лыжников, – говорит Кертис.

Я смотрю на голые камни под нами.

– Серьезно? А ты бы прыгнул?

– Разве что с парашютом.

Из громкоговорителя раздается треск, потом объявление на французском.

– Что он сказал? – спрашивает Брент.

– Держитесь! Держитесь!

– Ну даешь, Милла! – смеется Кертис.

– А что на самом деле сказали? – опять спрашивает Брент.

– Какая-то техническая неполадка. Извиняются за задержку, – переводит Кертис.

Брент выражается непечатно.

– У кого-нибудь есть хоть какая-нибудь еда? – интересуется он.

Я копаюсь в рюкзаке и достаю батончик мюсли.

– Возьми.

– Отлично.

Кабинка качается из стороны в сторону, ощущения – будто мы на карусели. В щель у окна задувает ледяной ветер. Я притягиваю колени к груди.

– Как здесь холодно-то, черт побери!

Кертис пересаживается на мою сторону и устраивается рядом. Не проходит и минуты, как Брент делает то же самое и садится с другой стороны. Теперь я зажата между ними. Это уже похоже на интимную близость, и я – не единственная, кто это чувствует, потому что мы все замолкаем.

Низко висящее над горизонтом солнце освещает снег, и под его лучами он кажется золотистым. Покрытые снегом склоны наверху прорезаны петляющими линиями – следами тысяч спусков. Мне сейчас следовало бы спрашивать этих парней про трюки, просить советов и подсказок, но я не могу ни о чем думать, кроме как о ноге Кертиса, которая прижимается к моей.

Он снова ловит мой взгляд.

– Так получше?

– Ага.

Мне нужно отсюда выбираться. Я не выдержу, если он и дальше так будет на меня смотреть. Мне такие сложности этой зимой совсем не нужны. Я не должна ни на что отвлекаться.

Из громкоговорителя опять слышится треск и еще одно объявление.

– Проклятье! – восклицает Кертис. – Из-за ветра система автоматически отключилась. Они собираются эвакуировать нас из «пузырей» по одному. Устраивайтесь поудобнее. Нам тут предстоит посидеть какое-то время.

Над нашими головами жужжит вертолет. Мы вытягиваем шеи, чтобы его увидеть. Вертолет зависает над одной из кабинок гораздо ниже по склону. Из нее вылезает мужчина. Я пытаюсь согреть пальцы своим дыханием. Это будет длиться целую вечность.

– Хочешь мою куртку? – спрашивает у меня Кертис.

– Нет, спасибо, – благодарю я.

– А мою хочешь? – спрашивает Брент.

Я ловлю взгляд, который Кертис бросает на Брента.

«Отвали», – говорит этот взгляд.

– Нет, – отвечаю я. – Кто-нибудь из вас хочет мою куртку? Нет? Отлично, потому что вы ее не получите.

Мы смеемся, и это снимает напряжение. Мы прекращаем флиртовать и говорим о сноубординге. О местах, где мы катались; о хороших днях и плохих днях; о рекорде амплитуды прыжка в высоту – 9,8 метра, установленном Терье Хааконеном[19] на соревнованиях Arctic Challenge. Тем временем цвет неба меняется с розового на пурпурный, а потом на темно-синий.

– Вы давно знакомы? – спрашиваю я.

– Мы познакомились на соревнованиях Burton US Open – открытом чемпионате США, спонсором которого была компания Burton, несколько лет назад, – отвечает Кертис. – А в прошлом сезоне вместе снимали квартиру.

– С его сестрой, – добавляет Брент.

Они с Кертисом снова переглядываются. В чем дело? Но прямо сейчас я не хочу о ней думать. Я рада, что застряла в кабинке с ними двумя, а не с ней.

Звучит еще одно объявление.

– Уже недолго, – переводит нам Кертис.

– Ты бегло говоришь на французском? – спрашиваю я.

– Я бы так не сказал.

– Он еще говорит на немецком, – вставляет Брент. – Если бы я знал, что буду этим заниматься, я бы посильнее налегал на языки в школе.

– И я бы тоже, – признаюсь я. – В прошлом году я весь сезон провела в Швейцарии, в Лаксе, и знала только две фразы на немецком.

– Какие? – интересуется Кертис.

Я собираюсь с силами, чтобы произнести их на правильном немецком.

– Ich verstehe nicht. – При виде полного непонимания на лице Брента, я перевожу: – Я не понимаю.

– А вторая фраза? – спрашивает Кертис.

– Wo ist der Krankenhaus? Где больница?

Кертис смеется.

– Прекрасный выбор. Только надо говорить «das Krankenhaus».

Я делаю вид, что сейчас врежу ему в бок.

У нас над головами слышится характерный злобный звук, вертолет зависает над нашей кабинкой, и из него внутрь направляют луч мощного фонаря.

– Вот и вертолет, – говорит Брент.

По веревке спускается человек, которого мы пока не можем четко рассмотреть. Мы отступаем назад, когда этот мужчина с силой раскрывает дверь кабинки и делает шаг внутрь. Он спрашивает что-то по-французски.

– Кто пойдет первым? – переводит Кертис.

– Я! – Я поднимаю руку.

Мне всегда нужно себе что-то доказывать. Это глупо, но мне это необходимо. Я должна демонстрировать бесстрашие. Я виню в этом своего брата. Джейк с друзьями чего только не вытворяли в лесах вокруг нашего дома в годы нашего детства. И они позволяли мне носиться по округе в их компании только потому, что я делала самые безумные вещи. «Давай, Милла. Попробуй». Я ломала кости, пытаясь ни в чем не отставать от мальчишек. Я всегда принимала вызовы, а не уходила от них – и я до сих пор остаюсь такой. Теперь это вошло в привычку. Безбашенная Милла. Люди ждут от меня подобного поведения.