Кристиан схватил ее за талию и помог удержаться на ногах. Он спросил:

- Ты в порядке?

Ее нижняя губа задрожала, и Мисти выдавила улыбку – фальшивую улыбку, чтобы сохранить видимость контроля, - и она заикнулась:

- Я–я в порядке.

- Ты уверена? Тебе нужно присесть или что-то в этом роде? Хочешь отдохнуть?

- Нет. Я в порядке, правда.

Кристиан уставился на нее прищуренными глазами, как будто не верил ей. Он решил, что у нее была причина улыбаться. Он неверно принял ее страх за застенчивость и решил, что она стесняется, потому что хочет, чтобы он сделал первый шаг. Он не мог упустить свой шанс осуществить свою мечту. Сделай это, - подумал он, - дай ей понять, что хочешь перейти на следующий уровень.

Возле здания, далеко от переулка, Кристиан остановился и повернул Мисти к себе. Он взял ее за руки и заглянул в ее сверкающие глаза. Мисти уставилась на него в ответ, удивленная и смущенная. Выражение ее лица говорило: Чего он хочет? Кристиан наклонился вперед, и Мисти откинулась назад.

Кристиан прошептал:

- Я... Ты мне нравишься, Мисти. Ты мне всегда нравилась. Я знаю, это может показаться глупым, я не хочу никуда торопиться, но я, гм... У меня нет ничего, кроме любви к тебе. Ты понимаешь, что я имею в виду? Я... Я люблю тебя.

Прежде чем она успела ответить, Кристиан закрыл глаза и поцеловал ее. У него в животе порхали бабочки, сердце подскакивало к горлу. Мисти не шевелила губами, но ее глаза расширились, а тело содрогнулось. Поцелуй показался Мисти вечностью. Спонтанный поцелуй также напомнил ей о сексуальном насилии, несмотря на его меньшую степень. Она не просила, чтобы ее целовали, поэтому чувствовала себя так, словно на нее напали.

Мисти потеряла контроль над собой. У нее был еще один внетелесный опыт. Она увидела, как лезет в сумку, пока Кристиан целует ее. Она вытащила пистолет, приставила его к телу Кристиана, затем четыре раза нажала на спусковой крючок. Оглушительные выстрелы эхом прокатились по улице, и за ними быстро последовали крики детей и вопли взрослых.

- Бегом домой! Заходи в этот чертов дом! - крикнул мужчина.

Мисти сделала четыре быстрых шага назад, зажимая рот руками. Она смотрела, как Кристиан, пошатываясь, отошел от нее, на его красном лице вздулись вены. Кровь пропитала его рубашку и блейзер. Две пули попали ему в нижнюю часть живота, а две другие – в грудь. Он посмотрел вниз на свое тело, затем поднял взгляд на Мисти, потрясенный. Он хрипел и стонал, но не мог произнести ни слова. Он рухнул на тротуар.

Мисти закричала:

- Нет, нет, нет... О, Боже, этого не может быть, - oна, пошатываясь, опустилась на колени рядом с ним. Рот наполнился слюной, и она сказала: - Кристиан, это был несчастный случай. Ты... Ты не можешь так умереть. Пожалуйста, не умирай. Ты... Нет, тебе нужно снять свой фильм. Ты должен увидеть мое новое творчество. Это делает тебя счастливым, верно? Верно? Пожалуйста, не умирай. Я... Я умоляю тебя, не умирай...

Она осторожно потрясла его за руку, но безрезультатно. Кристиан перестал дышать. Его глаза безучастно смотрели вперед, в никуда. Мисти слишком хорошо знала взгляд смерти. Она знала, что ее попытки разбудить его были бесполезны.

Ее голос дрогнул, когда она сказала:

- Ты мне тоже всегда нравился. Когда мы познакомились, я подумала, что ты такой классный. Я... Я просто не думала, что мы могли встречаться. Ты собирался стать великим режиссером, а я собиралась стать... никем. Мне жаль. Мне так жаль.

Мисти посмотрела на многоквартирный дом на другой стороне улицы и нахмурилась. У нее не было времени. На крыльце стояла женщина на цыпочках, вглядываясь в место преступления и прижимая телефон к уху.

Мисти наклонилась вперед и поцеловала Кристиана в губы – мягкий, нежный поцелуй. Она сунула пистолет в сумочку и, пошатываясь, поднялась на ноги, затем сбросила туфли на каблуках и побежала прочь из переулка. Она хрипела и плакала, раздавленная чувством вины, но не остановилась и побежала.

Она не могла остановиться и бежала.

Глава 14. Правда

Мисти, спотыкаясь, вошла в свою квартиру и захлопнула за собой дверь, бросив туфли на пол рядом с дверью. Она повернула замки, задвинула засов, затем, пошатываясь, отошла от двери. Она поднесла дрожащие руки ко рту и уставилась в глазок широко раскрытыми выпученными глазами.

По ее розовым щекам текли слезы, пот заливал каждый дюйм ее тела. Шок, чувство вины и страх на мгновение парализовали ее. Она могла думать только о Кристиане.

Мисти уставилась на свои дрожащие пальцы и ахнула. На ее правой руке была кровь Кристиана. Она побежала в ванную и включила воду, опустила руку под обжигающий кипяток, затем энергично смыла кровь куском мыла. Ее кожа покраснела и зашелушилась из-за горячей воды, но она не могла перестать мыть ее. Через минуту она даже перестала чувствовать свою руку.

Я заслужила это, - подумала она, - я убила своего лучшего друга, я должна быть наказана. Перед ней вспыхнули образы мертвого тела Кристиана. Она не могла забыть пустоту в его глазах. Она застонала, и ее затошнило. Она упала на колени перед унитазом, и ее вырвало. Ее последняя трапеза с Кристианом утонула в унитазе.

Мисти вернулась в главную комнату однокомнатной квартиры, спустив воду в туалете. Она села на край кровати и уставилась на изображение монстра. Она не помнила, чтобы добавляла к картине маленькие карикатуры на Гэри Гловера, Оскара Стрэджа и подонка с автобусной остановки. Она решила, что, в конце концов, добавит Кристиана Вагнера к картине во время сна. Этот факт заставил ее захныкать.

По квартире эхом разносились ее крики. Шум с улицы внизу не проникал в ее жилище. Ее соседи, которые часто были шумными и несносными, не издавали ни звука. В квартире стояла тишина – мертвая тишина. Ее дом был изолирован от остального мира. Она чувствовала себя так, словно общество отвернулось от нее, покинуло за ее грехи.

Мисти закричала во всю глотку. Она наклонилась над кроватью и ударила кулаком по подушке. Она едва чувствовала обожженную руку, но ей нужно было как-то избавиться от разочарования и ярости.

Ударившись о подушку, она закричала:

- Почему?! Зачем я это сделала? Зачем я взяла с собой эту дурацкую штуку? Почему? О боже, почему?!

Она перестала бить подушку и упала на бок, свернулась калачиком в позе эмбриона и заплакала, переполненная своими эмоциями.

Мисти прошептала:

- Они... Они разорвут меня на куски. Они... убьют меня. Они не поймут, почему я сделала то, что сделала. Они никогда не понимают таких людей, как мы. Мы для них жертвы, а не выжившие. Мы не должны сопротивляться, не так ли? Это чушь собачья... Все это чушь собачья.

Она перевернулась на спину и рассеянно уставилась в потолок. В ее голове разыгрался неудачный сценарий.

Она боялась, что ее арестуют за эти убийства. Состоится судебное разбирательство, и прокуроры будут допрашивать ее. Они не примут заявление о самообороне. Заявление об изнасиловании тоже не поможет. Прокуроры просто спросят: почему вы не сообщили о преступлении, когда оно произошло?

Пожизненное заключение в тюрьме – если не смерть – казалось наиболее вероятным исходом. И пока она ждала бы суда за судом, политики по обе стороны баррикад с радостью политизировали бы ее действия в своих собственных интересах. В поисках самой скандальной истории основные средства массовой информации с радостью разорвали бы ее в клочья.

Однако Мисти видела в этом сценарии светлую сторону. Она надеялась, что кто-то где-то найдет надежду в ее действиях. Она надеялась, что другие выжившие, независимо от пола, сделают шаг вперед и начнут бороться за свою жизнь. Она видела себя мученицей.

Она схватила пульт с тумбочки и включила телевизор, переключив его на местные новости. К ее крайнему удивлению, они не освещали смерть Кристиана. Как обычно, протестующие и участники митингов толпились в парке всю ночь, доминируя в новостях и отнимая эфирное время у других вопросов жизни.