Ну так на что они сейчас и гуляют? В сам Новый год больше отсыпались. Два новогодних выходных это немного, Рождество здесь официально не праздновали.

– Василий, ты чего там прилип к батарее? – обернулся к гостю хозяин студии. Он был уже навеселе и много улыбался.

– Горячая она у тебя, греет хорошо, – Шукшин, как и частенько в жизни был в странном настроении. То по его лицу пробегала искренняя мягкая улыбка, то оно хмурилось, как питерская погода. Наконец, он провел согревшимися ладонями по лицу, благостно охнул и подошел к столу. – Ну что нонче на праздник православным подают?

– Что за праздник? – вскинула тонкие брови Надежда.

  Василий рассмеялся:

– Вот только таким красивым женщинам можно простить подобную забывчивость. Неужель у вас там Рождество не отмечают?

– Отмечают, Василий Макарович, да еще как! Просто люди в начале января здорово устают от обилия новогодних праздников. Мы же с католического рождества праздновать начинаем!

– Степа, – Шукшин поморщился, – ну сколько можно с Макаровичем! Ощущаю себя неким бронзовым истуканом.

– Так ты и есть забронзовевший, – снова обернулся к гостю Рашко. – Когда обещал у нас быть?

– Да извини, Дима, все дела заедают. Чего стоим? Наливайте и мне, сегодня могу полновесный стаканчик пропустить. Я ж пост честно выдержал. Что у нас за вино такое? Етишкин кот, Бордо хранцузское. Откель такие богатства? – кивнул Шукшин в сторону ломившегося от деликатесов стола. Финская салями, латвийские шпроты и тропические ананасы в банках соседствовали с итальянскими оливками и испанскими сардинами. Сиротливо с краю лежал посконный ржаной хлебушек.

– Вино подарок мне от французского представителя, утащила с работы, ибо не фиг! – засмеялась Надежда. – Остальное по случаю прикупили.

– Хорошие, Наденька, у вас случаи, – простодушно засмеялся Шукшин. Почему-то его искренняя улыбка подкупала всех, кто оказывался в этот момент рядом с ним.

– Ирочка, ты долго еще?

– Сейчас последние допекаю. Нельзя нарушать традицию, – хозяйка не отходила от плиты. Её блины с припёком были фирменным угощением этого скромного дома.

– Ну что, товарищи, за праздник! Хотя и не принято в христианстве его вином сдабривать, но уж у нас так заведено. Ибо Руси есть веселие пити, не можем без того быти! – Василий глотнул вина, крякнул, закусил оливкой и уставился на Холмогорцева. – У вас там в будущем народ как отмечал эти праздники?

– Да по-всякому! Сначала Новый год встречали, да так до самого Рождества бывало и не просыхали, потом в церковь шли и на крещенские купания скопом. Последние даже стали явлением модным. Покрасоваться в стильном купальнике.

– Значит, что-то в крови русской осталось от старых времен! А я, – Василий Макарович задумчиво повернулся к осиротевшим стенам, –  иду сегодни, значится, по Маскве матушке. Колокола звонят, морозец лютует, и на душе так радостно.

– Я внимание обратила на колокольный звон, – Ирина поставила в центр стола блюдо со стопкой блинов, к которым тут же потянулись руки. – Неужели разрешили?

– Не то слово, никогда такого не слышал, –  подтвердил Ирин муж. – Даже закрытые церкви пооткрывали для сегодняшнего звона. Непонятно откуда и колоколов столько взялось.

– Может, и гонения на церковь остановят? – Шукшин расстегнул мешавшую пуговицу на рубашке, галстук он уже снял.

   Холмогорцев криво усмехнулся:

– Поверьте, вот такого уж и вовсе не надобно, только хуже будет. Вы просто не видели, как церковь всего за четверть века весь свой оставшийся авторитет профукала.

– Стёпа, не надо!

– Чего не надо, Надь? Пусть люди знают, как это мерзко, когда вместо отеческого наставления на путь истинный с тебя только деньги сосут и мозги э… Ну, вы меня поняли.

  Шукшин задумчиво держал стакан в руке.

– Слышал я уже о таком и не только от тебя одного. Вы, люди из безрадостного будущего, почему-то именно в этом мнении на редкость солидарны. Значит, не все так гладко в датском королевстве. Наверное, судьба у нас русских такая – Изведать рая духом, выбивая ногами чечетку на адовой каменке.

   Все замерли, будто стараясь в наступившей тишине поймать отзвуки прозвучавшей невзначай мудрости. Её точно стоило запомнить! Глаза хозяина студии тут же заволокло, видать, мысли унеслись куда-то далеко-далеко. На него с улыбкой взирала жена Ирина. Холмогорцев же даже не сразу осознал, что его рука сами собой потянулась за бутылкой. Почему-то резко захотелось накатить. Глаза у Нади нехорошо при этом сузились, и Степан сделал примиряющий жест рукой. Была за ним косяк перед Новым годом, когда соседи позвали их на ужин. Старый год, так сказать, спровадить восвояси.

  Степа как раз в тот вечер подошел с работы, где с профессурой и аспирантами успел малость «сбрызнуть». Ну а как без этого в Советском Союзе? Пили все – от простого слесаря до орденоносных академиков. Различие было только в количестве и качестве выпивки. Непьющие считались людьми подозрительными, и лишь жуткая болезнь была уважительной причиной. Так болезные все равно сидели рядом со стаканчиком сока. Главное – не отрываться от коллектива. Наверное, отсюда пошли «посиделки» в саунах, так принятые в девяностые. Именно там под водочку зачастую принимались самые важные бизнес-решения. И если ты человек непьющий, то тебе трудно было стать «Новым русским».

  Холмогорцев в тот вечер отринул былую толерантность и едко прошелся насчет последних событий в национальных окраинах империи. Благо информацией он обладал большей, чем рядовой обыватель. Хозяина, пусть уже и чисто московского армянина, это здорово задело. Обычно он привык, что к его родине русские относятся с некоторым пиететом. Здесь же буквально бульдозером прошлись по всем диким для русского человека обычаям и привычкам жителей закавказской республики. Не забыл Степан упомянуть и про незавидное будущее в его мире как Армении, так её соседки Грузии, обозвав их напоследок жалкими прихлебателями. Надежда в первый раз заметила рядом с собой жутчайшего русского националиста и был жутко недовольна. Потом помирились, конечно, уже в постели. Но былая дружба с соседями оказалась навсегда похерена, как и халтуры с их стороны. Гордые нацмены могут многое простить, но не тот факт, что им указывают на их настоящее место. Гордые и нищие, но им все должны по гроб жизни.

– Так и сказанул? – Василий рассмеялся, он уже сыто растекся на стуле, но был полон внимания ко всем.

– Степа, обязательно про это упоминать? – Надежда выглядела недовольной. Она была женщиной более широких взглядов.

– Так показательно же! Многие мне не верили про будущий раздрай между республиками. И вон как вишь вышло, так быстро они себя разоблачили. Даже с соседями по площадке языка общего не нашли. Кстати, – Холмогорцев задумался, – а не поменять ли нам соседей? Наверняка этот Каспарян ордер незаконно получил.

– Не надо, – мягко осадил разгорячившегося гостя Дмитрий, – иначе станем похожими на них. Пусть жизнь сама с ними разберется.

– Дим, а она всегда ли к людям справедлива? – закусил удила Степан, заметил разливавшуюся бледность на лице художника и тут же пошел на попятный. – Да брось, не буду, конечно, стучать. Но по совсем другой причине.

– Ну а почему же? – Шукшин воспылал природным любопытством. Он любил вот такие простые истории из самой жизни, пусть и отдавал предпочтение деревенскому человеку. Тот ведь был обычно созданием бесхитростным. Здесь же перед ним чистый горожанин и еще из такого страшного капиталистического будущего.

– Да очень просто, Василий. У нас ведь как заведено – сигнализируешь про плохиша, а попадает по обычным людишкам. Всем по головкам настучат, чтобы мало никому не показалось!

– Что-то ты злой сегодня, Степа, – всплеснула руками Ирина.

– Да он в последнее время как с цепи сорвался! – не выдержала Надежда и в порыве встала. Хозяйка тактично замолчала. Василий же искренне залюбовался Надеждой, такая у неё сейчас в глазах искра проскочила.