Литмир - Электронная Библиотека

Так писал Пушкин в воображаемом своём письме к Александру I, вернувшись из южной ссылки в Михайловское, много позже.

Поединок был тайный. Дуэль состоялась, а после неё два поэта долго разговаривали о чём-то. Вдалеке от них томились два секунданта.

Свидетельства очевидцев: О том, что поэты дрались именно на пистолетах видно из полусерьёзного пушкинского письма к другу и единомышленнику Рылеева   – Александру Бестужеву. Письмо датировано 24-ым марта 1825-го года: «Откуда ты взял, что я льщу Рылееву? Мнение своё о его “Думах” я сказал вслух и ясно; о поэмах его также. Очень знаю, что я его учитель в стихотворном языке, но он идёт своей дорогой. Он в душе поэт. Я опасаюсь его не на шутку и жалею очень, что его не застрелил, когда к тому имел случай – да чёрт его знал.  Жду с нетерпением “Войнаровского” и перешлю ему все свои замечания. Ради Христа! чтоб он писал – да более, более!».

Исследователи этой дуэльной истории полагают, что когда Пушкин писал  своё письмо Александру Бестужеву, он надеялся что в Петербурге, ровно через пять лет после дуэли, распространится всё же так необходимая ему молва о том, что он отстоял свою честь —И отстоял её ещё тогда, когда родилась эта сплетня о том, что его высекли…

Надо тут сказать и то, что рефлексии, вызванные этими толками, довели Пушкин до того, что он стал неотвязно думать о самоубийстве и лишь благодаря поддержке и внушениям Чаадаева отказался от этой мысли.

Дуэль четвёртая (1819). С Вильгельмом Кюхельбекером

Пушкин носил тяжелую железную палку. Дядя спросил его однажды: «Для чего это, Александр Сергеевич, носишь ты такую тяжёлую дубину?». Пушкин отвечал: «Для того, чтоб рука была твёрже; если придётся стреляться, чтоб не дрогнула».

М. Н. Лонгинов со слов Н. М. Лонгинова. Библиографические записки. 1859 № 18, с. 553.

После обеда у Акасакова М.А. Максимович рассказывал, что Кюхельбекер стрелялся с Пушкиным (А.С.), и как в промахнувшегося последний не захотел стрелять, но с словом:

«Полно дурачиться, милый; пойдём пить чай»; подал ему руку и пошли домой.

О.М. Бодянский. Дневник.

Пушкин вообще не был словоохотлив и на вопросы товарищей своих отвечал обыкновенно лаконически. Любимейшие разговоры его были о литературе и об авторах, особенно с теми из товарищей, кои тоже писали стихи, как, например, барон Дельвиг, Илличевский. Кюхельбекер (но над неудачною страстью последнего к поэзии он любил часто подшучивать).

С.Д. Комовский. Воспоминания о детстве Пушкина.

Кюхельбекер являлся предметом постоянных и неотступных насмешек целого лицея за свои странности, неловкости и часто уморительною оригинальность. С эксцентрическим умом, пылкими страстями, с необузданной вспыльчивостью, он всегда был готов на всякие курьёзные проделки…

М.А. Корф. Из воспоминаний.

Нельзя не вспомнить сцены, когда Пушкин читал нам своих «Пирующих студентов». Он был в лазарете и пригласил нас прослушать эту пиесу. После вечернего чая мы пошли к нему гурьбой с гувернёром Чириковым.

Началось чтение:

«Друзья! Досужий час настал,

Всё тихо, всё в покое…» и проч.

Внимание общее, тишина глубокая по временам только прерываемая восклицаниями. Кюхельбекер просил не мешать, он был весь тут в полном упоении… Доходит дело до последней строфы. Мы слушаем:

Писатель! За свои грехи

Ты с виду всех трезвее:

Вильгельм, прочти свои стихи,

Чтоб мне заснуть скорее.

При этом возгласе публика забывает поэта, стихи его, бросается на бедного метромана, который под влиянием поэзии Пушкина, приходит в совершенное одурение от неожиданной эпиграммы и нашего дикого натиска. Добрая душа был этот Кюхель! Опомнившись, просит он Пушкина ещё раз прочесть, потому что и тогда уже плохо слышал одним ухом, испорченным золотухой…

И.И.Пущин. Записки о Пушкине.

Лишь для безумцев, Зульма,

А Вильмушке, поэту,

писать стихи грешно.

Или:

И не даны поэту

Ни гений, ни вино.

А.С. Пушкин. Варианты лицейских шуток, посвященных В. Кюхельбекеру.

Кюхельбекер был очень любим и уважаем всеми воспитанниками. Это был человек длинный, тощий, слабогрудый, говоря, задыхался, читая лекцию, пил сахарную воду. В его стихах было много мысли и чувства, но много и приторности. Пушкин этого не любил; когда кто писал стихи мечтательные, в которых слог не был слог Жуковского, Пушкин говорил: «И кюхельбекерно и тошно».

При всей дружбе к нему Пушкин очень часто выводил его из терпения; и однажды до того ему надоел, что вызван был на дуэль. Они явились на Волково поле и затеяли стреляться в каком-то недостроенном фамильном склепе. Пушкин очень не хотел этой глупой дуэли, но отказаться было нельзя. Дельвиг был секундантом Кюхельбекера, он стоял налево от Кюхельбекера. Решили, что Пушкин будет стрелять после. Когда Кюхельбекер начал целиться, Пушкин закричал: «Дельвиг! Стань на моё место, здесь безопаснее». Кюхельбекер взбесился, рука дрогнула, он сделал пол-оборота и пробил фуражку на голове Дельвига. «Послушай, товарищ, – сказал Пушкин, – без лести – ты стоишь дружбы; без эпиграммы пороху не стоишь», – и бросил пистолет…

Н.А. Маркевич. Из воспоминаний.

…он (Кюхельбекер) воспитывался в Лицее с Пушкиным, Дельвигом, Корфом и др., успел хорошо в науках и отличался необыкновенным добродушием, безмерным тщеславием, необузданным воображением, которое он называл поэзией, раздражительностью, которую можно было употреблять в дурную и хорошую стороны. Он был худощав, долговяз, неуклюж, говорил протяжно с немецким акцентом… Пушкин любил Кюхельбекера, но жестоко над ним издевался. Жуковский был зван куда-то на вечер и не явился. Когда его спросили, зачем он не был, он отвечал: «Мне что-то нездоровилось уж накануне, к тому пришел Кюхельбекер, и я остался дома». Пушкин написал:

За ужином объелся я,

Да Яков запер дверь оплошно,

Так было мне, мои друзья,

И кюхельбекерно и тошно.

Кюхельбекер взбесился и вызвал его на дуэль. Пушкин принял вызов. Оба выстрелили, но пистолеты были заряжены клюквою, и дело кончилось ничем. Жаль, что заряд Геккерна был не клюквенный…

Н.И. Греч. Воспоминания старика.

Кюхельбекер стрелял первым и дал промах. Пушкин кинул пистолет и хотел обнять своего товарища, но тот неистово кричал: стреляй, стреляй! Пушкин насилу его убедил, что невозможно стрелять, потому что снег набился в ствол. Поединок был отложен, и потом они помирились…

П.И. Бартенев. Рассказы о Пушкине.

(В последний раз Пушкин и Кюхельбекер встретились на станции Залазы 15 октября 1827 года. Пушкин ехал из Михайловского в Петербург. Декабриста Кюхельбекера везли как государственного преступника в крепость Динабург. Пушкин описал эту встречу в дневнике): «На… станции нашел я Шиллерова “Духовидца”, но едва прочёл я первые страницы, как вдруг подъехали четыре тройки с фельдъегерем. “Вероятно, поляки?” – сказал я хозяйке. “Да, – отвечала она – их нынче отвозят назад”. Я вышел взглянуть на них.

Один из арестантов стоял, опершись у колонны. К нему подошёл высокий, бледный и худой молодой человек с чёрною бородою, в фризовой шинели, и с виду настоящий жид – я и принял его за жида, и неразлучные понятия жида и шпиона произвели во мне обыкновенное действие: я поворотился к ним спиною, подумав, что он был потребован в Петербург для доносов и объяснений. Увидев меня, он с живостью на меня взглянул. Я невольно обратился к нему. Мы пристально смотрим друг на друга – и я узнаю Кюхельбекера. Мы кинулись друг другу в объятия. Жандармы нас растащили. Фельдъегерь взял меня за руку с угрозами и с ругательством – я его не слышал. Кюхельбекеру сделалось дурно. Жандармы дали ему воды, посадили в тележку и ускакали. Я поехал в свою сторону. На следующей станции узнал я, что везут их из Шлиссельбурга, – но куда же?».

7
{"b":"751843","o":1}