– Но не для меня, – прошептал он.

– Тем хуже для тебя. – Ее лицо помрачнело. – Почему ты не желаешь смириться с реальностью, Харальд? И принять ее такой, какая она есть?

– Потому что я не могу забыть, как целовал тебя на лужайке перед Университетом. И когда мы ехали на пароходе по заливу. И когда отдыхали в Лапландии и фотографировали стада оленей и лосей. – Он до боли сжал кулаки, – Такое не забывается, Астрид. – Он нежно коснулся ее руки: – Я хочу, чтобы ты стала моей женой – и мы вместе поехали в Копенгаген.

– Женой? – эхом откликнулась она. Казалось, она была потрясена.

– Я не успел сделать тебе предложение перед тем, как улетел в Судан. К тому же ты была… не в настроении. А сейчас я говорю тебе: я люблю тебя, Астрид. И хочу, чтобы ты стала моей женой.

Астрид Валленберг опустила глаза.

– Боюсь, что это – невозможно, Харальд. Ты только мучаешь и меня, и себя.

– Я… мучаю тебя?!

– Поезжай в Копенгаген, Харальд, – взмолилась Астрид. – Найди там себе другую. И будь счастлив. Я искренне желаю тебе счастья с другой.

– Я не смогу быть счастливым ни с кем, кроме тебя, – глухо произнес Харальд Хаммаршельд.

– Наша любовь в прошлом, Харальд, – почти простонала девушка. – Почему ты не хочешь понять? – Она с вызовом посмотрела на него. – Сколько все это продолжалось, Харальд? Всего три месяца. А потом ты уехал…

– Но я думал о тебе! Я звонил тебе!

– И ты ничего не почувствовал?

У Харальда внезапно перехватило дыхание.

– Что я должен был почувствовать? – медленно произнес он.

– Ну… что… я… что у меня… У меня появился другой мужчина, Харальд, – глухо проговорила Астрид, явно избегая смотреть ему в глаза.

Харальд Хаммаршельд побледнел.

– Ты впервые говоришь мне об этом, – тихо произнес он.

Она вдруг стукнула кулачком по столу:

– Пойми: то, что когда-то было между нами, осталось в прошлом. А сейчас я живу другой жизнью – и хочу жить только ею!

– Но почему?

– Потому что мы не подходим друг другу, Харальд. И никогда не подходили, – отрезала девушка. – Я это поняла сразу – как только ты умчался в свой Судан.

По лицу Хаммаршельда промелькнула странная усмешка:

– Значит, во всем виноват Судан?

– Судан – это как увеличительное стекло. В нем отразился твой идеализм, твое безрассудство, твое желание рисковать. Ты ведь такой, не правда ли, Харальд? Вот почему ты поехал в Судан и так долго оставался там. Тебе нравилось быть там!

– Там было очень тяжело, Астрид. И это был мой долг – оставаться там и помогать людям. Помогать несчастным жителям Дарфура. Ведь больше никто не желал и не хотел им помочь – и меньше всех их собственное правительство. – Харальд Хаммаршельд беспомощно развел руками: – Разве ты не знаешь об этом? Ты ведь работаешь в ООН, в Женеве! Неужели вы не обсуждаете эти проблемы у себя на заседаниях каждый день?

– Обсуждаем! И выделяем деньги на их решение! – Голос Астрид громко звенел. К ней уже стали невольно прислушиваться некоторые посетители ресторана "Сведенборг". – Но только работают в Судане совсем другие люди. Они работают и в Судане, и в Восточном Тиморе, и в Либерии, где который год идет гражданская война, и в Афганистане, где стреляют и взрывают мины и постоянно гибнут люди, работают в Западной Сахаре и еще в десятке мест на земле, куда бы лично я никогда и ни за что не поехала! А они – едут, потому что им там – нравится. Эти люди – такие, как ты, Харальд: они не могут жить без риска, без опасностей. У некоторых из них есть семьи, у некоторых семей нет, но их объединяет одно: на свои семьи им, в принципе, глубоко наплевать. Их интересуют только опасности и только тот адреналин, который они получают, встречая их.

– Впервые слышу о такой теории… – Харальд просто оторопел.

– Очень жаль! Значит, ты просто никогда не изучал – или просто не хотел изучать историю. Ведь и в прошлом постоянно появлялись такие люди. Те, которым не сиделось дома, и которых тянуло в дальние края – особенно туда, где было опасно, где было нестабильно, где проливалась кровь. Викинги, крестоносцы, конкистадоры, пираты – все это была одна и та же порода людей. У них было множество лиц и профессий, но одно нутро. То, которое есть у тебя. То, которое не позволит создать с тобой нормальную семью. Потому что тебя постоянно будет тянуть куда-то. Туда, где стреляют, где опасно, где лихорадка, где чума, где не знаю еще что… Ты не способен к стабильной жизни, Харальд, и это надо признать. А я – другая. – Она вымученно улыбнулась. – Поэтому нам лучше всего расстаться. Это фактически и произошло. А теперь, когда ты поедешь в Копенгаген…

– Сейчас я, наверное, уже никуда не поеду, – глухо перебил он ее.

– Ты сумасшедший, Харальд, – протянула Астрид. – Сумасшедший. Кому-то это, может быть, и нравится. Но мне – нет.

Харальд посмотрел на нее, потом перевел взгляд на черного тунца с устричным соусом и белым трюфелем. Каким же он был идиотом, пригласив ее в этот ресторан, рассказывая ей о своей любви! Но, наверное, так поступают все мужчины. Им невозможно поверить, что женщины, в которых они страстно влюблены, совершенно не любят их.

– Может быть, дело все-таки не во мне, а в том… мужчине, с которым у тебя сейчас роман? – чужим, каким-то сиплым голосом произнес он.

– Да. – По лицу женщины пробежала нервная улыбка. – Он совсем не похож на тебя.

– Ты любишь его, Астрид? – Забыв о еде, вообще забыв, где он сейчас находится, Харальд Хаммаршельд в упор смотрел на свою бывшую возлюбленную.

– Да, – произнесла после томительной паузы Астрид. – Люблю. – Ее слова упали, как гильотина.

– Понятно. – Харальд встал. – Астрид, все время, пока я был в Судане, я мечтал о встрече с тобой. Только этим я и жил. И вот эта встреча… – Его голос, задрожав, прервался. – Прощай, Астрид. Прощай навсегда!

Харальд направился к выходу из ресторана. Астрид Валленберг, застыв на стуле, смотрела ему вслед. "Харальд!" – наконец слабо вскрикнула она. Но он был уже слишком далеко, чтобы услышать ее. Дверь ресторана захлопнулась.

"Ну и дела, – подумал стоявший в уголке вышколенный официант. – Сначала я решил, что это встретились брат с сестрой – так похожи друг на друга эти шведские парень и девушка. А это были любовники, которые расстались прямо на моих глазах. И парень сказал при этом сущую правду: они расстались навсегда…"

Облокотившись о гранитный парапет набережной, Харальд Хаммаршельд бездумно смотрел на раскинувшийся перед ним темный залив. В воздухе не было ни малейшего дуновения. Гряды гранитных утесов, окаймлявшие залив Сальтшен, чье название буквально переводилось как "Соленое море", уходя вдаль, все уменьшались и наконец сливались с изогнутой, как длинная сабля, косой Кунгшольмен. За ней угадывался уже ничем не ограниченный простор Балтийского моря.

Харальд перевел взгляд на Риддарсхольмкиркан – церковь Рыцарского острова, место погребения членов королевской фамилии. В детстве он не раз ходил туда на экскурсии, осматривая вместе с другими школьниками роскошные усыпальницы и древние военные трофеи, которыми была так богата эта старинная церковь. За Риддарсхольмкиркан виднелись изысканные контуры Дроттнингхольма – королевского дворца, выстроенного на острове Дроттнингхольм. В жизни Харальда был случай, когда он побывал во внутренних покоях этого дворца – его специально вызвали туда, чтобы он переводил беседу шведского короля с правителем Лесото. Кажется, это было совсем недавно…

Пальцы Хаммаршельда стиснули край гранитного парапета. По времени, может быть, это было и недавно, но если считать по-другому, то это было давно. В другую историческую эпоху. В ту эпоху, с которой его теперь ничего уже больше не связывало.

Он вытащил из кармана телефон и набрал номер Альберга.

– Ингмар, я готов ехать в Копенгаген, – сказал Харальд, услышав голос директора Департамента.

– Тебе удалось уговорить ее? – не смог скрыть своего удивления Альберг.