Стрела вонзилась в глинобитную стену прямо над головой Харальда Хаммаршельда. Он еле успел увернуться.

Затем последовала автоматная очередь. Шведский дипломат рухнул на пол глинобитной хижины, стараясь не дышать.

Пули между тем методично крошили стену прямо над ним, осыпая его кусочками ссохшейся глины, соломы и какого-то мусора.

Это было ужасно. Но для Южного Судана это было вполне обычно. Еды в стране было мало, и когда шведские дипломаты привозили гуманитарные поставки еды, нередко возникали перестрелки. На памяти Харальда это была уже пятая. Или шестая? Кажется, он сбился со счета…

Он обхватил голову руками и вжался лицом в пол, молясь, чтобы пули проскочили мимо. И стараясь больше ни о чем не думать.

Дома, в Швеции, трудно было представить себе, что в современном мире люди могут так воевать и убивать из-за еды. Особенно на фоне битком набитых едой супермаркетов…

"Впрочем, – подумал он, – разве у нас не было чего-то похожего – пусть и отдаленно – во время последнего коронавирусного локдауна? Когда людям запретили выходить из дома без вящей необходимости, а супермаркетам – отпускать продукты питания свыше положенной нормы? Сразу же исчезли все макароны и консервы, а кое-где в Стокгольме и в Гетеборге и в Мальме люди и вовсе дрались из-за банки сардин, вырывая ее друг у друга из рук и стараясь положить в свою тележку".

Благополучие людей, которое когда-то казалось безграничным, держалось на самом деле на тоненькой ниточке. И стоило тому же ничтожному вирусу вмешаться в судьбы человечества, как вдруг выяснилось, как же все на самом деле хрупко. Самолеты перестали летать, корабли – бороздить просторы океанов, испуганные люди заперлись по домам и никуда не выходили, бабушки не встречались с внуками, матери – с детьми. Даже влюбленные пары были годами разъединены и не могли встретиться, хотя жили на соседних улицах или в соседних городах! А что творилось на государственных границах? Сколько стран не впускали своих же граждан, боясь, что те могут заразить их привезенным откуда-то штаммом коронавируса – то ли бразильским, то ли британским, то ли каким-то еще? Так не могли попасть к себе домой десятки тысяч австралийцев, израильтян, эквадорцев. Им просто говорили – ждите где хотите, мы вас все равно не пустим. А что случилось на границе Англии и Франции под Новый год, когда перекрыли Евротоннель и все паромные переправы, и в тех же магазинах случился продовольственный коллапс, когда рыба из Шотландии не могла попасть во Францию и Испанию, а испанские овощи и фрукты – в Великобританию? В тот момент он как раз был в Южном Судане, и, как ни удивительно, там было меньше проблем с едой и с логистикой, чем на континенте.

Да, человечество взвесило себя на весах истории, и его вес оказался, мягко говоря, далек от идеала. Люди, покорявшие Северный и Южный полюс, не боявшиеся летать в космос и на Луну, опускаться на дно океана в Марианскую бездну, где на них давил столб воды высотой чуть ли не в десять километров, оказались невероятными паникерами. И боялись даже приблизиться друг к другу без масок и перчаток и защитных костюмов – несмотря на то, что еще вчера сидели плечом к плечу или вообще обнявшись на многотысячных футбольных стадионах и концертных площадках, слушали выступления U2 на открытом площадках и подпевали в миллион глоток, не боясь, что кашель соседа убьет тебя.

Сложно даже представить, что все это было, было на самом деле, и что недавние фотографии и видеозаписи, показывающие счастливые массы людей, болеющих вместе за футбол или хоккей, поющих песни популярных рок-групп, посещающих стадионы Олимпиады или выстроившихся вдоль дорог во время "Тур де Франс" или "Джиро д'Италия" – не миф, а реальность.

"А как лезли тысячи немцев через Берлинскую стену, чтобы обняться со своими соотечественниками в Западном Берлине, по ту сторону стены, без всяких масок и перчаток и социальной дистанции, – пронеслось в голове шведа. – И как бы негодовали сейчас люди из немецкого Института Роберта Коха, если бы они увидели такое сейчас. Даже если бы эти люди надели по две предписанные маски, это их не спасло бы – берлинская полиция всех бы забрала в участок за нарушение противоэпидемических правил".

Несмотря на то, что пули выбивали барабанную дробь у него над головой и он был на волосок от смерти, дипломат не мог сдержать улыбки. Только сейчас люди, наверное, поняли, в какое же счастливое время они совсем недавно жили, когда можно было путешествовать и общаться без всяких ограничений. Ехать, куда хочешь, смотреть, то хочешь, и улыбаться кому хочешь.

Где-то вдалеке, начал ухать крупнокалиберный пулемет. Его отрывистые звуки были грозными, как рев разъяренного слона. Крупнокалиберными пулеметами были оснащены правительственные войска. Харальд видел несколько раз такой пулемет в действие – он просто превращал в пыль то, что оказывалось у него на пути. Стены домов, деревья, машины – разлетались буквально на клочья.

Стрельба крупнокалиберного пулемета все приближалась, и автоматные очереди над головой Хаммаршельда внезапно стихли. Затем он услышал бешеный топот ног и визг автомобильных шин. Мародеры в панике удирали. Никто не хотел оказаться на пути пуль, выпущенных из крупнокалиберного пулемета. Жизнь была дороже – дороже даже бесплатной ворованной еды.

Он смог наконец перевести дух. На этот раз, слава Богу, обошлось. Помощь подоспела вовремя.

– Погода действительно сошла с ума, – пробормотал Харальд Хаммаршельд и бросил взгляд на термометр, установленный на крыше соседнего здания. Он застыл на отметке плюс 35 градусов. – Чтобы в мае в Стокгольме было столько!

И все же это не шло ни в какое сравнение с Суданом. Там в это время столбик термометра не опускался ниже отметки в 45 градусов. К тому же в Стокгольме вокруг повсюду была вода: озеро Меларен, находившееся на западе шведской столицы, сливалось с заливом Сальтшен и с Балтийским морем на востоке, опоясывая Стокгольм чудесным прохладным кольцом, а вот когда Всевышний создавал Судан, то он, кажется, просто забыл про воду. Харальд не смог сдержать гримасы. Если когда-нибудь в Судане появится вода и голые, лишенные какой-либо растительности пустыни зазеленеют, он будет готов снова поверить в чудо – как когда-то в далеком детстве.

Харальд Хаммаршельд, 30-летний высокий, светловолосый и голубоглазый шведский дипломат припарковал машину на стоянке напротив министерства иностранных дел Швеции, красиво выложенной по краям натуральными гранитными валунами. В ближайшем фонтане с гиканьем блаженно плескались ребятишки. Представить такое в Судане было просто нереально. Воду в этой стране добывали только при помощи опреснительных установок, и она была драгоценной. Просто так лить воду в чашу фонтана из пасти вот такого, например, бронзового тритона жители Судана посчитали бы явным кощунством. "И были бы абсолютно правы", – подумал Хаммаршельд, заходя под мраморные своды парадного входа министерства.

Стоявший у входа охранник покачал головой:

– Ну и загар же у вас, господин Хаммаршельд. Вы больше похожи на бедуина, чем на уроженца провинции Вермланд. – Он пристально вгляделся в лицо Харальда и сочувственно проронил: – Там, в Судане, должно быть, было жарко?

– Во всех смыслах, – пошутил Харальд.

– Я понимаю, – кивнул широкоплечий охранник, лицо которого также неуловимым образом хранило следы нездешнего загара. – Я ведь прослужил три года в миротворческих силах ООН в Западной Сахаре. И под конец мечтал лишь об одном – когда-нибудь оказаться дома, в Швеции. – Он сокрушенно вздохнул: – Но мне порой кажется, что я и не уезжал из Сахары. Особенно – когда стоит такая погода, как сейчас. – Он скользнул взглядом по лицу Харальда: – Или это вы привезли ее с собой из Судана?