— Хорошо. Доложишь, — кивнул Эдмунд и отошёл от кентавра.
Как и всегда, он занял уже излюбленный высокий камень в стороне: здесь никогда никто без причины не ходил, а ещё отсюда можно было разглядеть почти весь лагерь. Подтянув колени к груди, Эдмунд принялся осматриваться: нарнийцы суетились, занимались своими делами, кто-то тренировался на мечах, кто-то сидел у костра, а кто-то стоял в одиночестве вдалеке ото всех и дрожащими руками точил меч.
Нетрудно догадаться, о ком речь в последнем случае.
Увидев Каспиана, Эдмунд быстро отвёл взгляд, пока его не поймали с поличным. Ну вот почему Каспиан такой упрямый? Сколько нервов сохранили бы они оба, не покидай он Кэр-Параваль? Но Эдмунд знал, что, сколько бы лет ни прошло, Каспиан так и останется дотошным и любознательным. В случае с морскими путешествиями эти качества даже играли ему на руку, но вот сейчас…
Эдмунд прикрыл глаза и сосредоточился; холод, уже такой привычный, отчётливо ощутился в груди, собираясь где-то рядом с сердцем, и потёк по телу, как кровь, заполняя каждую клетку и каждую крупицу сознания. Ладони зачесались от желания сотворить магию, но Эдмунд сдержался: он сейчас стремился не к этому. Игры с собственной силой стали для него сродни медитации: концентрируясь на холоде, он учился подчинять его, а вместе с тем выбрасывать из головы всё лишнее. Хоть в чём-то чёртова магия была ему полезна, и за проведённую в Нарнии неделю, если не больше, Эдмунд почти научился её контролировать.
Но все его ледяные барьеры рушились, стоило Каспиану на него посмотреть. Под взглядом тёмных глаз, в котором смешались боль, страсть и надежда, Эдмунд почти физически ощущал, как тает сковавший его лёд, как отступает холод и пробуждается сердце. Вся рациональность, только увеличившаяся после обретения магии, катилась к чёрту, и виной тому один-единственный Каспиан. Тот, кого Эдмунд продолжал любить, хоть и запрещал себе даже думать и вспоминать о проведённых вместе днях. С их разговора прошло семь дней, и с тех пор они больше не беседовали по душам: все их диалоги состояли из мимолётно брошенных друг другу реплик во время обсуждения военной кампании. Со стороны они могли бы выглядеть, как просто два правителя-коллеги, если бы не витающие между ними невысказанные чувства, которые, как казалось Эдмунду, ощущались буквально кожей, будто электрический ток.
И Эдмунд, возможно, даже выдержал бы свою борьбу, если бы не упрямство Каспиана. Он до сих пор помнил услышанные тогда в лесу слова. Каспиан единственный знал его тайну, видел, как Эдмунд управляется со льдом, но продолжал тянуться к нему, будто бы и не осознавал исходящую от такой магии опасность. Каспиан не желал отказываться от своих чувств; не хотел этого и Эдмунд, но разве могло быть иначе? Ему оставалось лишь уповать на то, что рано или поздно Каспиан поймёт. По-другому и быть не может, когда речь о короле Нарнии, ведь так?
Из транса Эдмунда вывел шум, и, распахнув глаза, он увидел, что в лагерь из последних сил вошёл смутно знакомый ему фавн. На боку у него зияла рваная рана, и кровь из неё заливала траву. Эдмунд тут же подскочил и метнулся к пострадавшему, расталкивая остальных нарнийцев.
— Что случилось? Кто это с тобой сделал? — пожалуй, излишне требовательно спросил Эдмунд. Глаза фавна округлились: кажется, он узнал, кто перед ним, но сил на удивление уже не оставалось.
— Армия Колдуньи… здесь… Она пришла… — прохрипел он, прежде чем безжизненно повалиться на траву; Эдмунд хотел его поймать и подстраховать, но не успел. Слова фавна набатом стучали в голове: значит, они просчитались, упустили возможность. Джадис настигла их. Остальные тоже засуетились: Эдмунд слышал голоса, крики и судорожные молитвы Аслану. Никто не знал, что делать. Он пока тоже.
— Сохраняйте спокойствие! — властный голос заставил всех замолчать, и, подняв голову, Эдмунд увидел Каспиана. В глазах явно читались опасение и нерешительность, но в голосе этих эмоций не было: сейчас он и правда выглядел, как истинный король Нарнии. — Срочно помогите ему. Принесите целебные травы и наложите повязку. Этот фавн должен жить.
— Да, ваше величество, — учтиво ответила какая-то белка, прежде чем метнуться куда-то — видимо, за этими самыми травами. Каспиан тем временем продолжил отдавать приказы.
— Раз армия Джадис уже здесь, нам нужно действовать незамедлительно, — вещал он. — Мы будем придерживаться нашего плана. Пипайсик, ты ведёшь свой отряд на запад, Брим, вы с гномами отправитесь на восток. Северный отряд возглавит Эдмунд…
— Его возглавит Реввус, — вдруг перебил Эдмунд, поднимаясь на ноги. Прежде, чем Каспиан успел что-то сказать, он закончил: — Я отправляюсь к Джадис.
— Что? — Каспиан распахнул глаза так широко, будто бы Эдмунд сообщил что-то удивительное. — Что ты сказал?
— Я иду на Джадис, — спокойно повторил Эдмунд, чувствуя, как холод отрезвляет сознание — очень кстати. — На вас её армия. Если будете придерживаться плана, сумеете одолеть их, — он круто развернулся и, никого не слушая, вышел из толпы.
Его провожали молчанием: кажется, все в лагере одновременно замерли, услышав его слова. Эдмунд цинично ухмыльнулся себе под нос: неужели не ожидали от него такого героизма? Хотя это, наверное, со стороны выглядело скорее безрассудством: в конце концов, никто, кроме Каспиана, не знал о его новом проклятии — или всё же в данной ситуации козыре?
Эдмунд уже зашёл в лес, когда услышал за спиной быстрые шаги. Он обернулся, хотя прекрасно знал, кому они принадлежат.
Каспиан. Лёгок на помине.
— Эдмунд, стой, — выдохнул он, выглядя при этом так, будто бы до этого за ним час гнались голодные волки. — Ты… ты и правда собираешься… один…
— Да, — кивнул Эдмунд, спокойно глядя на Каспиана. Это решение он принял давно: армия армией, но с Джадис ему предстоит дуэль, и деваться от этого некуда. Раз уж он теперь носит в себе часть её силы, пусть это будет не зря: в конце концов, не за этим ли Аслан призвал его в Нарнию в обход собственных обещаний?
— Ты не можешь, — Каспиан недоверчиво замотал головой. — Эд, это же Белая Колдунья! Одному против неё… Да даже Аслан…
— Мне это известно, Кас, — стараясь держаться ровно, ответил Эдмунд, хотя в сердце уже что-то предательски ломалось. — Если ты не забыл, я был там и видел битву Аслана и Джадис собственными глазами. Мне известно, насколько она опасна даже после своей смерти. Из чего следует, что я прекрасно знаю, на что иду.
— Почему? — Каспиан шагнул ближе, и Эдмунд даже не стал этому препятствовать — ему помешало что-то в глазах короля. — Неужели тебе обязательно идти на верную смерть?
— Знаешь, в моём мире существует одна интересная поговорка: клин клином вышибается{?}[в английском аналог данной поговорки — fight fire with fire, т.е. борись с огнём огнём, но это, во-первых, слишком иронично для данной ситуации, а во-вторых, звучит непривычно, потому я адаптировала её на русский лад], — терпеливо объяснил Эдмунд, несмотря на то, что время безжалостно утекало с каждым его словом. — Ни Аслан, ни мой меч не смогли одолеть Джадис, а я… Поскольку я теперь с ней на равных, у меня есть, что ей противопоставить. Если кто и может с ней справиться, то это буду я. Я готов к этому.
— Но ты не Белый Колдун, — умоляюще прошептал Каспиан. — Твоя сила… Ты ведь ещё не до конца умеешь ею управлять. Позволь мне пойти с тобой, взять с собой армию. Вместе мы точно одолеем эту напасть.
— Исключено, — покачал головой Эдмунд. В его груди творилось что-то невообразимое, и усмирять это становилось всё труднее. — Я не могу рисковать жизнью подданных, а твоей — в особенности. Ты должен выжить, Каспиан. Ты нужен Нарнии и народу.
— А ты нужен мне, — Каспиан сделал ещё один шаг, и теперь они стояли практически вплотную. Эдмунд буквально физически ощущал, как рушится в очередной раз возведённая им ледяная стена; ему вдруг отчаянно захотелось забыть обо всём и поцеловать Каспиана, но он сдержался. Эдмунд был реалистом и прекрасно осознавал, что мог не пережить битву с Джадис, и в таком случае дарить безнадёжно влюблённому Каспиану такое последнее воспоминание о себе было бы кощунственно. Вместо этого он впервые за несколько дней улыбнулся.
