Все это до дрожи, до оторопи напоминало тот, другой огромный дом, где я оказалась невольной пленницей, в надежде расплатиться с долгами, оставшимися от второго мужа, беспечного гуляки Лайнуса, приняв предложение Грэхема Ридберга. После роскошной и пышной свадьбы, устроенной лишь для того, чтобы пустить пыль в глаза всем сплетникам, распускавшим грязные слушки о, скажем так, нетрадиционных предпочтениях уважаемого господина, Грэхем привез меня в свою загородную усадьбу и полностью потерял ко мне всякий интерес. Наши встречи ограничивались лишь редкими выходами в свет, где мне надлежало производить впечатление довольной и счастливой госпожи Ридберг, не обращая внимания на крепкую, до синяков, хватку, которой Грэхем стискивал мое плечо, расточая во все стороны обаятельные улыбки.

Таковы были условия нашей сделки. Господин Ридберг оплачивал все мои немаленькие долги, а я взамен стала щитом между ним и мнением общества.

В своей усадьбе Ридберг не считал нужным притворяться. Мужчины приезжали и уезжали, не скрываясь, а я старалась не попадаться им на глаза, чтобы лишний раз не становиться предметом презрительных насмешек. Грэхем был мне противен, равно как и его интересы, и в этом единственном вопросе наши чувства оказались полностью взаимными.

Все слуги до одного знали об увлечениях хозяина и верно оценивали мое положение, подчеркнуто игнорируя существование госпожи Ридберг. Большую часть времени я была предоставлена самой себе, ограниченная в перемещениях садом и библиотекой. В библиотеке я штудировала все книги из университетской программы, которые только могла найти, втайне лелея мечту однажды пройти обучение, получить достойную профессию и перестать, наконец, зависеть от мужчин. Один раз я даже рискнула отправить запрос с просьбой зачислить меня вольной слушательницей и тем же вечером имела возможность наблюдать, как Грэхем вскрыл, прочел и разорвал письмо, глядя мне в глаза. Казалось, этот небольшой спектакль со мной в главной роли был единственным случаем за все годы совместной жизни, когда я доставила ему удовольствие.

Я никогда и никому не пожелала бы такой смерти, какая постигла Грэхема Ридберга во время охоты. Но, стыдно признаться, после его кончины я испытала невероятное облегчение.

Получив долгожданную свободу, я смогла исполнить давние мечты. Окончила университет, получив заветную лицензию зельевара, нашла работу у уважаемого в городе аптекаря господина Кауфмана, обустроила по собственному вкусу небольшой уютный дом. И практически забыла о трех мучительных годах, проведенных в третьем браке.

Но сейчас, вновь запертая в четырех стенах и забытая обитателями поместья лорда Кастанелло, я думала, что, может быть, расплачиваюсь за давние жестокие мысли…

В шкафу обнаружилась кое-какая одежда простого кроя, приблизительно подходящая мне по размеру. В знак траура по Эдвину я предпочла черное платье. Одевшись и более-менее приведя себя в порядок впервые с того дня, когда оказалась в поместье, я вышла из комнаты. У меня не было часов, но по внутренним ощущениям и положению солнца, ярко светившего в окно, мне казалось, что близилось время обеда. Я рассчитывала в этот час встретить хоть кого-то из обитателей дома.

Вынужденное безделье тяготило, вопросы и сомнения не находили разрешения. Для чего лорду Кастанелло нужен брак с женщиной, обвиненной в использовании ментальной магии? Что он намеревался со мной сделать и почему за все дни моей болезни так ни разу и не появился, чтобы сообщить об этом?

Мои шаги гулко отдавались в тишине дома. Массивные двери с коваными ручками были заперты, задернутые шторы на окнах не пропускали ни лучика света. Едва заряженные накопительные кристаллы погружали коридор в тусклый полумрак, достаточный лишь для того, чтобы различать, куда идешь – и не более. Казалось, в этом крыле дома жила я одна.

Я отодвинула тяжелую портьеру и, выглянув в окно, сощурилась от белого света, мгновенно ослепившего меня после темного коридора. Когда глаза немного привыкли, я смогла разглядеть парадный вход с двумя полукружьями лестниц по бокам и уходящую вдаль аллею, заканчивающуюся темными воротами. Свежие следы шин чернели на припорошенной снегом дороге, и я испытала разочарование. Лорд Кастанелло, скорее всего, недавно покинул поместье.

По обеим сторонам от аллеи раскинулся сад – искусный лабиринт из деревьев, постриженных в виде причудливых фигур, и низкого кустарника, с фонтанами, сейчас безмолвствующими, беседками и скамейками. Снег лежал на дорожках ровным белым слоем, и я решила, что вряд ли кто-то, кроме садовника, имеет обыкновение бывать здесь.

В этой заброшенной нетронутой красоте скрывалось что-то, притягивающее взгляд. Словно воспоминание о славном прошлом старого поместья. Вероятно, род Кастанелло некогда был многочисленным и влиятельным, а ныне его представителем остался один лорд Майло. Ждал ли этот пустой и холодный дом хозяйку, которая вновь вдохнет в него жизнь?

Впрочем, эта роль явно предназначалась не мне.

Я потянула плотную ткань, занавешивая окно, и продолжила путь. Контраст между миром снаружи – ярким, светлым, огромным – и мрачной пустотой поместья лорда Кастанелло был почти физически ощутим. Одетая в черный шелк, идущая по погруженному во тьму коридору, я чувствовала себя привидением, затерянным среди покинутого дома. Отчаянно хотелось отыскать хоть одну живую душу. И – я вздрогнула, некстати вспомнив сплетни, ходившие о браках лорда Кастанелло, – желательно не увидеть ни одной мертвой. Не встретить призрака, поверить в существование которых здесь было легко.

Полутемное крыло заканчивалось спускающейся вниз лестницей. С другой стороны от нее располагалось еще одно крыло, столь же темное, как и то, в котором поселили меня. Я могла лишь гадать, где должны располагаться покои хозяина дома, – настолько все казалось пустым и необжитым.

Нижний этаж призывно манил теплым светом, но я по-прежнему не видела и не слышала никого из обитателей поместья. Я осторожно спустилась вниз, стараясь производить как можно меньше шума, и замерла у приоткрытой двери, откуда выбивался тоненький лучик. Прикоснувшись пальцами к дверной ручке, я потянула ее на себя.

– Миледи, – раздался за спиной незнакомый голос.

От неожиданности я отдернула руку и отпрянула в сторону. В глазах тут же потемнело: едва оправившийся от перенесенной лихорадки организм протестовал против столь резких движений.

Передо мной стоял мужчина, по форменной одежде которого я предположила, что он служит у лорда Кастанелло дворецким. Он смотрел на меня с равнодушием и безо всякого уважения, неосознанно вызывая воспоминания о слугах в доме Ридберга.

– Что миледи здесь делает?

Я вдохнула и медленно выдохнула, собираясь с мыслями.

– Я ищу лорда Кастанелло.

Дворецкий шагнул в мою сторону так, чтобы двери комнаты оказались за его спиной, и плотно затворил створки.

– Милорд уехал в город, – сообщил мужчина. И, пресекая дальнейшие вопросы, добавил: – Мне неизвестно, когда он вернется. Но я могу передать, что миледи о нем спрашивала.

– Благодарю, – ответила я.

Дворецкий зашагал в сторону лестницы, жестом показав идти за ним. Я покорно поплелась следом, гадая, в чем же причина такой скрытности.

– Позвольте пояснить кое-что, миледи, – с нажимом сказал дворецкий. Остановившись посреди лестницы, он заглянул мне в глаза, и взгляд его был полон неприкрытой неприязни. – Лорд Кастанелло не любит, когда кто-то в его отсутствие разгуливает по дому. Особенно это касается второго этажа. Он также не одобряет ничего, что может отвлекать его от привычного распорядка дня, как то: совместные обеды, поездки и все прочее. Кроме того, слугам были даны четкие указания следить, чтобы миледи нигде не появлялась без пары перчаток. Которых, как я погляжу, на миледи сейчас нет.

– Милорд мог бы сообщить об этом мне лично, – с трудом скрывая раздражение, произнесла я.

– Вероятно, милорд не счел это необходимым. – Дворецкий жестом предложил продолжить путь.