Парень не рискует, послушно идёт со школьником на улицу и добровольно отдает себя на растерзание Зорину, в темноте ему никто уже не мог помочь. Никита сгибается пополам и кашляет кровью, а после дико смеётся с оскалом.

- Так значит, ты дружок этого педика? - удар под ребра и настрой молодого человека становится уже не таким хамоватым. - Я немного попрактиковал на нем свои боевые навыки. Скажи спасибо, что я был один, а иначе его симпатичное лицо превратилось бы в мясо. И скажи спасибо за то, что я не раздвинул ноги твоему дружку.

Макс отступает, сгибаясь, видимо, убирать нож в сторону было ошибкой. Всё же в нём жила мысль о том, что на парней напали, и Никита просто струсил, но его реплики подтвердили все опасения.

Красная пелена. Крик Зорина эхом разносится по двору. Неприятный звук рваной одежды, а, может быть, это уже была кожа. Он чувствует, как на кисть вытекает что-то тёплое, рука начинает дрожать, он отступает назад. Перед ним Никита, он кричит от боли и хватается за бок.

— Блять, блять, блять, — нож в чужой крови, Максим роняет его и продолжает отступать. Нет, нельзя, нужно забрать. Он буквально падает на колени, пытаясь нащупать оружие на земле. Да, нашёл.

Он приходит в себя лишь дома, сидя под струями душа. Алая вода утекает в слив, а парень с трудом сдерживает истерику. Он убеждает себя, что не задел органы, что просто задел этого ублюдка, и не более, что он не убийца. Никита не пойдёт в полицию, иначе избиение Юры всплывет, хотя…ничего нельзя знать наверняка.

Зорин не может уснуть всю ночь, его тошнит, лихорадит, всё тело болит, костяшки разбиты. Он ждёт рассвета, словно тот способен что-то изменить.

Выходит на связь с Андреем, только чтобы узнать время посещения и быть у больницы вовремя.

От болевого шока Никита тут же теряет сознание и падает на асфальт, на котором постепенно появляется лужица крови. Во время попыток найти оружие Зорину кажется, что он очень медлительный, однако все его действия довольно стремительные, поэтому он успевает убежать до того, как на его крики кто-то выбегает и обнаруживает раненого. И вот уже скорая помощь во второй раз за ночь мчится за пострадавшим.

Уже позже выясняется, что жизненно важные органы не задеты, нож попал в желудок, слегка задевая орган, но врачи благополучно зашили его. Состояние Никиты было усугублено тем, что многие органы были подвергнуты сильным ушибам, а также случился разрыв селезёнки, которую врачи решили все же удалить. По злому року судьбы Никиту доставили в ту же больницу, где уже находился Юра. Опасности для здоровья обоих уже ничего не представляло.

На следующий день в палаты парней пытался попасть следователь, однако лечащие врачи строго запретили волновать своих пациентов в ближайшее время. Никита ещё не пришел в себя, а с Журавлева уже были сняты побои.

Юре было очень плохо, голова не переставала кружиться, рядом стоял таз, потому что юношу рвало по-страшному, глаза ни на чем не могли сфокусироваться. Всё тело ломило и было покрыто синими следами, которые с каждым часом выглядели всё страшнее. Мальчика пришлось подстричь налысо, чтобы ничего не мешало зашить голову, от чего он выглядел, как больной раком. Лысый, бледный как смерть, с огромными синяками под глазами, гематомами по всему лицу и шее и с пересохшими как пустыня губами. Его мама не отходила от палаты ни на шаг, пропуская внутрь только врачей и друзей сына.

Андрей заметил страшно избитые костяшки одноклассника, но не стал отчитывать Макса, а только прошептал ему аккуратно на ухо: “Я надеюсь, ты не убил его”, после чего зашел в палату друга, выдавливая слабую улыбку.

- Привет, Юра, - но Юра молчал, обводя бегающим взглядом своих друзей. У парня не было сил говорить. Из горла мог раздаваться только хрип, который юноша смог превратить только в страшное: “Привет”, решая, что его молчание только зря испугает друзей.

Увиденное заставило Максима отвести взгляд и сильнее сжать лямку рюкзака перебинтованной рукой. Он бы не узнал одноклассника, если бы не знал, что это Журавлев, на секунду он пожалел, что не так сильно отделал лицо Никиты, но после вспомнил ночь и вздрогнул, вспоминая обрывки происходящего. Он заметил рядом с дверью стул и поставил его в ногах Юры, у Андрея же было место ближе к голове.

Зорин сел, уложив рюкзак на колени, невольно он приобнял его, внутри все было не на месте, нужно было держать себя в руках. Он молчал, давая Дубникову право говорить, хотя задавать сейчас какие-то вопросы было бы глупо, ведь Юра с трудом дышит, не то что говорит.

Зорин вообще сомневался, должен ли он находится в палате, они ведь так и не начинали общаться, может быть, его присутствие лишь сильнее расстроит Журавлева. От чего-то Макс думал, что хотя бы сейчас он может подумать не о себе. Смотря на белые простыни, парень вслушивался в дыхание Юры, сам не понимая зачем.

Юре было больно даже думать, на негативные эмоции и вовсе не оставалось никаких сил, поэтому он спокойно принял тот факт, что Зорин пришёл вместе с его другом. Парню отчасти даже стало приятно, что одноклассники вспомнили о нем. Лицо не выражало никаких эмоций, потому что каждый мускул неимоверно болел, но Журавлёв радостно отвлекался от мыслей о вчерашнем дне на рассказы Андрея о том, как проходил день в школе и что же такого Машка снова учудила. Положенное время закончилось как-то уж слишком быстро. Лечащий врач сказал, что на первый раз Юре хватит не больше десяти минут общения, с его поправкой можно будет задерживаться подольше. Когда Андрей прощался с приятелем, пострадавший схватил его за руку здоровой ладонью.

- Спасибо, - мальчик благодарил Дубникова и за визит, и за то, что тот спас ему жизнь. Это читалось во взгляде серых глаз, чьи белки были кроваво-красного цвета. - Приходите еще. Пожалуйста.

Журавлёв говорил с мольбой в своем шепоте, медленно переводя взгляд и на Макса, надеясь на то, что тот поймет, что юноша обращается к обоим.

- Мы обязательно придем, - Андрей буквально клянется себе и знает, что это обещание он точно выполнит, после чего медленно направляется к выходу, где машет рукой другу на прощание.

Юре было ужасно неприятно оставаться одному. Детали прошедшего вечера всплывали в его памяти. Как же омерзительно, как же гнусно поступил с ним Никита, похоронив так долго строящееся ощущение юноши себя нормальным. Слова “Таким, как ты, не место в этом мире” крутились в голове, как заевшая пластинка. И Юра ужасно злился, что не мог ее сменить.

Рвотный позыв, и вот парня уже снова тошнит от мыслей о случившемся.

Всего десять минут. Наверное, это было правильно, и Макс был даже рад, что всё это время заняли рассказы Андрея, ведь Зорин мог думать только о происшествии, а обсуждать это с Юрой и выпытывать у него детали – последнее, что нужно сейчас делать.

Он не смог выжать из себя даже прощание, просто поднялся со стула, почувствовав боль в животе, куда вчера прилетел удар, и последовал за Андреем. У самой двери он на секунду затормозил, только парень хотел обернуться, как услышал звуки рвоты, стало не по себе. Юре было плохо, куда хуже, чем им всем. Он вышел, но задержался в коридоре, рвано что-то бросив Андрею в спину, чтобы тот понял, что Макс задержится.

Он просидел на лавочке у палаты больше часа, импульсивно черкая карандашом в скетчбуке. Ничего не выходило, когда это было так нужно.

Увидев маму Юры спустя полчаса, он протянул ей несколько листов, попросив передать их Журавлёву, когда будет возможно.

Там были те самые рисунки с персонажем, что был похож на Юру, только в этот раз их было куда больше. На последнем он выглядел так, как сейчас выглядел парень – в больничной рубахе, побритый и избитый. Он стоял в боевой стойке, над ним возвышалась надпись «Boom!».