– Все точно, как у нас,– тихонько подумала я и как в детстве, стала рисовать что-то неопределенное по запотевшему стеклу.
–Я очень хотел забрать ее к себе и надеялся, что мы тогда хоть немного сблизимся. Но Маша стала меня обвинять, что я и есть – основная причина болезни ее мамы. Вы же, наверное, слышали, что одна из версий появления опухоли – «глубокие», накопившееся обиды. Кто его знает, на самом деле… может, оно так и было. Вроде, мне казалось тогда, что у нее нет на меня обиды, но ведь вы – женщины порой совершенно не показываете, что чувствуете на самом деле… А ведь лучше бы показывали… В общем, Маша осталась жить в Москве со своей бабушкой. В 18 лет она поступила в университет, потом вышла замуж… А в 22 года (5 лет назад) родила девочку и назвала ее так интересно. В честь горной нимфы в древнегреческой мифологии.
Игорь Романович замолчал и взял паузу, для того чтобы, как следует, прокашляться. Затем продолжил:
– Я ей очень долго звонил. Все это время. Но она не брала трубку
– Все эти 12 (!) лет…? Извините, что перебила,– не выдержала Лиза
– Да. Бывает и такое,– он глубоко вздохнул и набрал побольше воздуха и тогда мне показалось, что у него какие то проблемы с дыханием. Может астма, или бронхит. Хотя, если честно, я в этом ничего не понимаю.
– Я узнавал про все новости из жизни Маши через ее бабушку. Мы всегда с ней хорошо общались, и я уже и думал, что всю мою оставшеюся жизнь буду получать все новости о Машеньке через нее. Но представляете, друзья мои, 2 сентября, зазвонил мой городской телефон. Вы не поверите, но ОН еще у меня есть, – не без «доброй самоиронии», – уже воодушевленно и быстро продолжил рассказывать Игорь Романович.
–Это была Маша. Она сказала, мне: «Прости, пап. Дафна стала подрастать и кажется, что я «что-то» поняла. Поняла, насколько, необычно сильная любовь родителя к своему ребенку, и это понимаешь ,только когда сам становишься родителем»». Потом она пригласила меня на день рождения Дафны и я, конечно же, сразу взял отпуск, отложил все свои дела и вот! Еду к моим любимым девочкам. Хотя одну из них я даже еще и не знаю лично. Но она невероятно хорошенькая, посмотрите! – повернулся он к нам, а мы с Лизой в этот момент переглянулись. Я не знаю, что при этом подумала она.
Я подумала о том, что я тоже один раз поняла, как сильно хочется сказать «спасибо» своим родителям. И за детство и за все те «косяки», особенно маме…: за поздние приходы домой, «молчание моего телефона», грубые слова и за то, что она это терпела. А если и не терпела, то потом все равно прощала. Но мне звонить было уже некому. Поэтому Маше я немножко позавидовала. А может и сильно. Просто не люблю чувство зависти и часто заглушаю его в себе.
Игорь Романович протянул нам свой телефон с фотографиями, на которых действительно была очень милая девочка с кукольной внешностью: большими ярко-голубыми глазами и кудрявыми темно-каштановыми волосами.
– А это что???– спросила я.
Хорошенькая то она была, бесспорно. Но мне сразу бросилась в глаза – то ли родинка, то ли татуировка (что было бы слишком странно для девочки в ее возрасте). В общем, это «ЧТО-ТО – одно из двух» было в форме маленькой-маленькой звездочки и располагалось с левой стороны шее, ближе к скулам. И, несмотря на ее маленький и аккуратный размер, как раз ее очерченные края отличали ее от обычной родинки- пятнышка.
– Какая вы наблюдательная Вика,– воскликнул Игорь Романович. – Вот и меня тоже заинтересовало это весьма любопытное родимое пятно.
– Просто мне показалось… слишком четкие края, как у татуировки. Но это же было бы чересчур странно в ее возрасте….– пробормотала я, пытаясь вспомнить, у кого я видела ТОЧНО ТАКЮ же- то ли родинку, то ли тату. Но это определенно был взрослый человек, потому что, в ТОМ СЛУЧАЕ, я без сомнений и решила, что это – тату.
– Природа создает порой удивительные вещи, не правда ли?– задумчиво произнес Александр.
– Это да… ответила я и на какое-то время зависла в мысли – у кого же я ее увидела, чтобы окончательно удовлетворить мой интерес. Но пока никак не могла это сделать.
Пока я слега «потерялась» в самой себе и этой мысли, Лиза весело щебетала с мужчинами. И уже через пару минут она раздала каждому из пассажиров новый стаканчик с текилой и выбрала для следующих откровений – Никиту. Хотя я бы, наверное, привлекла его к нашему разговору в последнюю очередь. Так как, судя по его виду, он еще мало был готов к беседе.
– Давайте, дальше по часовой стрелке, Никита! Куда путь держишь? – максимально открыто и восторженно предложила она.
– На похороны отца – сказал он, голосом, не проявляющим, ни единой эмоции и залпом выпил свой стаканчик. И не дав Лизе ничего сказать (хотя она только открыла рот), продолжил:
– И не надо сейчас говорить: «как жаль», ахать, охать и извиняться, за то, что вы этого не знали. Бесят, правда, эти дурацкие, бессмысленные слова. Ты же хотела сейчас извиниться?– неожиданно для всех произнес он, в принципе, столько слов.
Лиза, немного обескуражено, и что для неё было несвойственно до этого – с небольшой (хоть и тщательно скрываемой) обидой сказала:
– Да ладно. Я и не собиралась извиниться.
– Ну, хотя бы соболезнования то тебе можно принести? Это не обидит тебя? – с небольшой и очень деликатной долей сарказма уточнил Игорь Романович.
Никита совершенно спокойно на это ответил:
– Да. Конечно, можете. Но чтоб вы сразу понимали, я не нахожусь в каком то ужасающем горе вселенского масштаба. И даже близко к этому. Может это жестоко или цинично прозвучит, но это факт. Я предпочитаю говорить, все как – оно есть. Отец ушел из семьи, когда мне было 5 лет к другой женщине. В каком то смысле он умер для меня тогда, первый раз. Через 2 года у меня появился отчим. Хотя сложно его так называть. Это, какое то слишком противное и официальное слово. Он стал просто моим ДРУГОМ. Другом , который ездил со мной на рыбалку, заодно ходил на мои школьные собрания, читал мне лекции про предохранения, и просто всегда был рядом, когда было нужно..
– А папа..? спросила Лиза немного подавленным голосом, как будто, чувствуя себя ответственной за то, что она вообще начала все эти разговоры, из за которых всплыли историй к которым , скорей всего она была не готова.
Игорь Романович молча смотрел в окно, а я предоставила себе, что он, наверное, чувствует, когда слышит историю из уст мальчика, похожую на ту, которую его дочь могла бы лет 9 назад рассказать бы про него незнакомцу в поезде.
Хотя, вполне возможно – это ОПЯТЬ моя привычка – наделять людей мыслями, которые я сама представляю в их головах . Может они сейчас думают ,о чем то даже более печальном и трогательным. Или, наоборот, о какой-то «банальщине». Наверное, все дело в том, что во мне сидит нереализованный потенциал писателя, который я пыталась как-то воплотить в детстве. А потом забросила это дело, потому что решила, что если я стану писательницей, то со временем превращусь в старую, чокнутую, никому не интересную «деву». Живущую в своем мире, и с платьем до пола. Но тяга к этому делу, видимо никуда не уходила и проявлялась в том, что я как будто неосознанно относилась к людям (особенно к малознакомым)– как к персонажем моих книг. Поэтому и автоматически представляла, о чем они думают, когда молчат.
– А что папа? Он появлялся… Может раз в год от силы. Особенно когда у него родился второй сын. И когда он приезжал, то большую часть времени нес всякий бред, задавая вопросы: как мы проводим время с отчимом, куда ходим, что он мне покупает. Как будто ему важно было в те моменты, не наши встречи и я сам, а помериться с ним « сами знаете каким местом». А потом он мог изобразить, что ревнует меня к нему и говорить, например, так: «Ну конечно, ты же этого маминого «мужика» любишь больше, он же вот для тебя что делает». Но вот честно, это все выглядело так бредово. Как будто он специально выдумывает эту ревность, чтобы меня выставить виноватым, а от своего чувства вины избавиться. Так мы и встречались раз в год. Обычно в конце октября, когда у него была плановая, рабочая командировка в Питере,– грустно усмехнулся он.
