— Ты не пришла сегодня в башню.

Надежда. Глупая, идиотская надежда.

— Ты ждал? — спросила она, ненавидя то, что ее голос не скрывал надежды.

Он не ответил, и она вздохнула. Чего она ждала? Что он обнимет ее и скажет, что ждал ее, что волновался, что аж приехал домой пораньше, чтобы узнать, в чем дело? Он мог сделать все это, но он никогда не признается, не тогда, когда он намерен отрицать, что между ними что-то серьезное.

Сглотнув, она вырвалась из его объятий.

— Спокойной ночи, Альфа.

Она услышала позади себя его резкий оклик.

Да, она никогда не называла его Альфой.

Видимо, все когда-нибудь случается в первый раз.

Глава 16

Зефир

Два дня она находилась в подавленном состоянии и избегала посещения его кабинета. Но ее глупое сердце не позволило ей пропустить их обеденный ритуал, зная, что он начал наслаждаться их совместными трапезами, особенно когда у него никогда раньше не было спутницы. Есть в одиночестве было отвратительно, и она это знала, поэтому, хотя она и была раздражена, она не отказалась от их ужинов. Но перестала одеваться для них в нижнее белье. Вместо этого она стала надевать свою обычную пижаму, не собираясь соблазнять его в своем нынешнем настроении. Списал ли он ее смену настроения на ПМС или что-то еще, она не знала, а он не говорил.

Но Амара оказалась права.

Хотя ее муж не сделал ничего прямого, он начал больше наблюдать за ней. Он чаще звонил Виктору, проведывая ее. Сидел за столом даже после того, как доедал еду, если она продолжала есть. Он даже оставил смежную дверь между их комнатами слегка приоткрытой прошлой ночью. Но все это не было похоже на победу. Наоборот, у нее возникло ощущение, что он испытывает ее. Ей нужно только посмотреть, к чему это приведет. Теперь, когда она не снимала напряжение своим юмором и болтовней, когда она молчала и заставляла его взглянуть в лицо тому, что сгущало воздух, когда они находились в одной комнате, что-то нарастало, активизировалось, как спящий снаружи вулкан, бурлящий лавой, ожидающий подходящего момента для извержения и разрушения. Она стояла в устье вулкана, наблюдая, как лава выходит из мантии почвы, зная, что это может разрушить ее, но ожидая этого. Она хотела стать дождем, который падал на магму и обжигал, пропитывал ее, пока она не становилась богатой. Она хотела просочиться к его иссохшим корням, напитать почву его сердца и снова наполнить его жизнью.

Стоя в кабинете впервые за два дня, будучи замужем, но без особого прогресса уже больше месяца, Зефир наблюдала за солнцем, садящимся над лесом вдали, и размышляла о своих мыслях, опустив плечи. Она пришла в башню, потому что пребывание вдали от него ничего не давало, только делало ее еще более несчастной. И хотя что-то изменилось, этого все равно было недостаточно.

Звук закрывающейся двери кабинета эхом разнесся по помещению, прервав ее мысли.

Ощущение присутствия за спиной заставило ее обратить внимание на него, его тепло согрело ее замерзающее сердце. Ей всегда нравилось это в нем, то, что он мог быть карликовым, но при этом заставлять ее чувствовать себя в безопасности, то, что он мог воспламенять и согревать ее одновременно. До того, как она встретила его, мысль о нем восхищала маленькую девочку, но после, реальность его жизни побледнела. Что бы ни случилось или не случилось за эти недели, Зефир начала еще больше влюбляться в его реальность. Ей нравился человек, которым он стал, то, каким он был со своими подчиненными, то, каким он был со своими собаками, то, каким он просто был. Ей нравилось, что он носил свои шрамы без стыда, что пережил все, что было, и прошел через это с другой стороны более сильным. Упорство, которое он носил на своей коже, уважение, которое он вызывал у своих людей, доброта, которую он проявлял к уязвимым, — он был человеком, ради которого стоило пасть. И иногда, когда он немного ослаблял бдительность и смотрел на нее с нежностью, это зажигало надежду в ее сердце.

Она все еще любила его. А он нет.

И она одновременно и смирилась с этим, и мучилась от знания.

Она отошла от окна, чтобы взять со стола свою сумочку, и его рука снова остановила ее. Он часто так делал, просто останавливал на пути и смотрел на нее, пытаясь понять.

— В какую игру ты играешь? — спросил он наконец, разрывая напряжение, которое нарастало в течение последних нескольких дней, его взгляд сузился на нее.

Мило.

Она попыталась выдернуть руку. Он держал ее крепко, но не сильно.

Ей хотелось крикнуть, что она играет в эту игру, но она не могла. Она не могла так поступить с ним, и теперь она оказалась в ловушке, созданной ею самой, с мужем, которого она любила, но который не помнил ее, не любил и даже не доверял ей. И это приводило ее в бешенство. Ее умирающая надежда приводила ее в ярость.

Зефир толкнула его в грудь и подняла на него глаза.

— Отпусти меня.

— Нет, пока ты не скажешь мне, что ты задумала, Зефир.

Он уже давно не называл ее радугой, как и она не называла его иначе, чем Альфа.

— Моя цель, — шипела она, — Заставить тебя полюбить меня.

Его хватка на ее руке усилилась.

— Это не сработало, потому что я тебе не верю.

Ай. Небольшая трещина.

— Скажи мне правду, — потребовал он, холодный и собранный, совершенно незатронутый, в отличие от ее внутренностей. — Я теряю терпение.

— Твое нетерпение не моя проблема.

— А вот мой гнев да, — опасно проговорил он. — Я тебе не нужен, Зефир.

Она смотрела на него, не понимая, что делать. Сказать ему что-либо означало подвергнуть риску его психическое состояние, а он уже достаточно исцелился, чтобы быть в порядке. Был только один способ отвлечь его внимание.

— Что ты собираешься делать, зверь? — нарочито подначивала она его, вырывая руку из его хватки.

В его глазах что-то вспыхнуло. Он посмотрел на нее, его ноздри раздувались, напряжение нарастало, пока они оставались запертыми.

Прежде чем она успела сделать еще один вдох, он прижал ее к окну, а его огромная фигура оказалась позади нее, поразив ее внезапностью, когда его знакомый запах донесся до ее носа.

В какую игру он играл?

— Я собираюсь дать тебе то, о чем ты так долго умоляла меня. Да или нет? — прорычал он ей в ухо, сжимая ее волосы и откидывая голову назад одной рукой, прикасаясь к ней так долго, что она утонула в ощущениях.

В этом было что-то темное, в том, как он допрашивал ее, как тянул ее волосы, как прижимал ее к стеклу. Зефир не знала, что произошло, что внезапно вызвало его желание, и хотя она хотела только одного — чтобы их тела соединились, она попыталась повернуть голову и посмотреть на него, дабы понять, что происходит.

Его рука в ее волосах ограничила ее движение.

— Что…

— Да… — он не дал ей закончить, потянув ее за шею назад. — Или нет?

Это была одна из тех вещей, которые она обнаружила в мужчине, которым он стал, его одержимость ее волосами. Ему нравилось тянуть их, играть с прядями, для контроля или чего-то еще, она не знала. Ей это тоже нравилось: дергать за волосы, заставлять ее подчиняться его воле, чувствовать себя желанной, словно она перешла границы его контроля, и он просто не мог больше сдерживаться. Его кулак в ее волосах стал ее якорем. И она не знала, что на нем ездит, но что бы это ни было, он рядом. Это должно что-то значить, верно?

— Да, — прошептала она.

Слова не успели сорваться с ее губ, как она почувствовала, что его большая, грубая рука залезла под платье и подняла его. Она почувствовала, как он схватил в кулак ее трусики, с одной стороны, резко потянул шелк, пока тот не уперся ей в бедро так, что ужалил, и только после этого затрещал и порвался по шву, звук раздался в кабинете.

Ее дыхание участилось, ее неподвижность и его грубость заставили ее руки вжаться в стекло, холод ладоней и жар ее тела заставляли плоть дрожать в предвкушении, ее тело готовилось к нему.