Демон уверенной рукой тянул его многие годы, уберегая от падения в пропасть бездарности (и на том спасибо). Но также он не давал возможности вырваться из заколдованного круга посредственности. Соответствовать образу было по-настоящему тяжело, пожалуй, лишь первый год. Со временем это вошло в привычку, а затем переросло в рефлекс. Конечно, демон давал эту спасительную мимикрию не за бесплатно. Он брал свое фоновым чувством вины, нелепыми страхами, а главное – забирал яркость всех позитивных чувств, на сдачу оставляя рассеянность и благоразумную избирательность памяти, позволяющие забыть приступы стыда за свое положение. Репутация делала свое дело, и год от года все меньше усилий приходилось прикладывать для соблюдения статуса кво…».
Волна тепла, пробежавшая по телу, вынесла Андрея из пучины самокопания обратно к улыбающимся лицам друзей, освещенных покачивающейся над столом лампой Эдисона. Но лишь затем, что бы вновь отключить окружающий мир и погрузить в пучину радостного удовольствия внутри себя самого. За пару часов, показавшихся ему блаженной вечностью, Андрей выныривал несколько раз, превращая реальность в набор образов, наполненных музыкой, внутренним светом и глубоким личным смыслом. Перед восторженными глазами пронеслись мигающие от стробоскопа фигуры людей, погруженных в танцевальный транс, сосредоточенное суровое лицо бармена с густыми бровями и волевым подбородком, черная крыша с алыми отсветами, разлетающиеся на ветру искры от окурка, вдавленного в металл пепельницы, бронзовая кожа и карие глаза Риты, взрыв поцелуя…
Сверкающий калейдоскоп событий, запахов и ощущений остановил свое вращение на испещренном трещинами асфальте недалеко от входа в заведение. Тело словно наполнено гелием, между фалангами среднего и указательного пальцев, обтянутых черной кожей перчаток, дымится сигарета.
– Голова прошла?– прозвучал голос Риты.
– Что? А, да… Это было нечто, – ответил Андрей, будто просыпаясь, – но больше не делай так, особенно без предупреждения.
– Мне повторить, что ты сам попросил? К тому же, ничего плохого ведь не произошло.
– Вроде бы…– он спохватился, вспомнив поцелуй на крыше, – в смысле, нет, конечно. Просто это было несколько неожиданно… А куда все подевались, или мы только вдвоем вышли?
– Эк тебя, сынок… – она рассмеялась, – они уехали к тому бармену на его машине, а наше такси вот-вот приедет. Ты вообще ничего не помнишь?
– Ну, не совсем… – он увидел тень взволнованности, скользнувшую по ее лицу, – все немного смешалось в голове. А так я все помню.
– Хорошо. Это, похоже, наша.
Вслед за ее элегантным пальто он направился к седану корейского производства, видавшему лучшие времена. По-джентльменски распахнул дверь, пропустив даму сердца в салон, пахнущий жевательной резинкой и давно нестиранными носками.
– Грачева, сорок два, – прозвучал бархатный голос Риты.
– А ты, оказывается, так далеко от работы живешь.
– Причем тут я, мы же к ребятам едем…
В сумраке сентябрьской ночи, среди разнокалиберных типовых строений, утекала вдаль рыжая река фонарных столбов. Глухая пустота тротуаров спального района вызывала тревогу в сердце Андрея, но лекарство от смутных предчувствий и прочих душевных терзаний сидело на дерматиновой обивке сидений по левую руку от него. Угрюмый одутловатый водитель свернул во двор и остановился у подъезда, где их дожидались друзья, столпившиеся возле веселенько раскрашенной скамейки.
Гостиная впечатляла не столько своим размером (по местным меркам, более чем внушительным), сколько аскетичным убранством. В центре серой комнаты на паркетном полу стоял низкий, но удивительно широкий стол красного дерева. По обеим сторонам от балконной двери вдоль стен тянулись книжные полки. Единственным источником света, помимо невнятной подсветки двухуровневого потолка, служила лампа а-ля «дедушкина керосинка», принесенная хозяином из другой комнаты и размещенная посередине полированной столешницы. Обилие пустого пространства, вызывающее эхо и таинственный полумрак, произвели на взбудораженную компанию успокоительный эффект. Друзья расселись на полу вокруг стола по приглашению Хромого. Сам же он остался стоять, опершись спиной о подоконник.
– Прежде чем мы начнем, мне придется прочитать небольшую лекцию, – Хромой говорил тихим и высоким голосом.
– Как я понял, все вы более-менее наслышаны о Той Стороне. Я действительно являюсь Посредником, способным провести вас на изнанку мира и помочь увидеть истинную природу вещей. Но должен вас предупредить: ступив на этот путь, обратной дороги будет уже не найти. Реальный мир не только удивительное, но и опасное место. Снимая обывательские очки, вы рискуете не только душевным равновесием, но и рассудком, а в далекой перспективе, возможно, и жизнью.
Он сделал паузу и скользнул по их лицам холодным ясным взглядом.
– Я дам вам время на размышление, поскольку мне оно потребуется для подготовки всего необходимого. Минут десять, не больше. Проведите его с пользой: пусть каждый решит для себя, чего он действительно хочет. Если захотите уйти, дверь открыта, а прощаться не обязательно.
После этих слов Хромой покинул серую комнату, оставив за собой висящее в воздухе напряженное молчание.
– Меня одну этот парень до чертиков пугает? – полушепотом спросила Света.
– Можешь уходить, если струсила, – ответил Олег таким же приглушенным голосом.
– Ничего я не струсила. Вы что, действительно решили остаться с этим психом? – последнее слово она произнесла одними губами.
– Я точно остаюсь. Слишком долго я искал путь на Ту Сторону, чтобы просто так отказываться от этого.
– Я, пожалуй, тоже останусь, – начал Филин, – если он на самом деле Посредник, то это редкий шанс. Грех им не воспользоваться. Да и Хромого я давно знаю, он точно не псих.
Андрея происходящее тоже настораживало. Рисковать рассудком и жизнью не хотелось от слова совсем. Однако прослыть трусом в глазах друзей и, конечно, Риты, не хотелось еще больше. Вот если бы она решила уйти, то он непременно вызвался бы ее героически сопроводить, не уронив при этом своего достоинства.
– Да вы взгляд его маньячный видели? – Света не унималась, – Рита, ты-то хоть со мной?
– Знаешь, взгляд и вправду странноватый, но вполне в пределах… – тихим голосом Рита разламывала надежды Андрея. – Мне почему-то кажется, что это будет интересное приключение. Не узнаешь, пока не попробуешь.
– Если нас изнасилуют и убьют – виновата будешь ты! – Света скрестила руки на груди и продолжила чуть более громко.
– Фиг с тобой, я тоже остаюсь.
В этот момент все посмотрели в сторону Андрея, поежившегося от внезапного обилия внимания. «Наверное, я сто раз об этом пожалею, но что поделать? Не убегать же отсюда, поджав хвост». Больше всего его раздражала сейчас ехидная усмешка Олега. Выбор был не из простых.
– Да остаюсь я, остаюсь. Не надо на меня так пялится.
Пара одобрительных, но приглушенных междометий и резкая перемена в лице Олега, а затем вновь воцарившаяся напряженная тишина. Через пару минут в дверном проеме возник Хромой, держа в каждой руке по широкому прямоугольному подносу. При помощи гостей он не спеша поставил их на стол – по обеим сторонам изредка мерцающей лампы, и сел напротив Филина, скрестив ноги. На подносе, по правую его руку, стояли пять небольших глиняных пиал и одна большая латунная чаша, наполненная сухими веточками. На втором стояли два пузатых чайника объемом не меньше литра, красный и белый.
– Рад, что все решили остаться. Честно признаться, насчет некоторых из вас у меня были сомнения. Пусть теперь судьба вознаградит вас за смелость.
Тонкие губы его сложились в приветливую улыбку, однако ледяная прозрачность ясных глаз никуда не ушла. Сосредоточено разливая дымящийся напиток из белого чайника, он продолжил
–Теперь о самом обряде. В традиции, к которой я имею честь принадлежать, он именуется Открытием. Суть его сводится к следующему: сперва неофит выпивает напиток из белого сосуда, указывающий направление его жизненного пути. Вы можете уже начинать, как только он увидит знаки, доступные только открытым. Затем он выпивает из красного сосуда, вдыхая можжевеловый дым. Лишь после этого обряд завершается, открывая разуму истинную природу вещей. Происходит это не мгновенно: кому-то потребуется больше времени, кому-то меньше. Здесь все индивидуально.
