Они свернули с бульвара на улицу поуже, обходя ямы на развороченной взрывами мостовой. Дома по сторонам были изрыты выбоинами после обстрела, как оспинами.

— Они чудом выжили, — рассказывал Риччи. — Чертова фрицева пушка стреляла чуть не с другого конца света, народ думал, диверсанты или вообще какая-то дьявольщина. Ну ты знаешь мадам Певерелл с ее суевериями! А Дафна говорила, взрывом убило троих соседей, а на ней ни царапины не осталось. Бог сберёг нас обоих. Или она правда колдунья! — Он прижал руку к груди, где под рубашкой, как знал чуть не весь взвод, был подаренный прекрасной Дафной талисман. — Останешься на свадьбу? Шафером будет Дик, а ты приходи гостем!

— Если не отправят домой до того, буду рад.

Они подошли к узкому и высокому домику в два этажа, Риччи отстучал по линялой голубой створке весело нетерпеливую дробь и крикнул:

— Это я!

Открывать не торопились.

— Дафна убежала в лавку, а старушка не слышит… Мадам Певерелл! Впустите своего внучатого зятя!

— Не ври, ты же офицер! — с комичной серьезностью напомнил ему Тесей, и Риччи засмеялся и, снова задрав голову к окнам, поправился:

— Почти внучатого зятя!

В ответ из соседского дома их сварливо призвали не драть глотку в порядочном районе.

Улыбаясь, Тесей поднял голову к окнам. Неяркое осеннее солнце пригасило набежавшее облако, и стало видно, что в комнатах на втором этаже горит свет. Хозяева дома, значит — почему тогда не открывают пришедшему в назначенное время гостю?

Риччи застучал по двери уже неприлично громко.

— Дафна! Мадам Певерелл!

Снова нет отклика.

Тесей не знал, картина какого именно ужаса встала сейчас перед глазами у Риччи, но тот бешено ударил в дверь плечом, и ещё раз, хлипкий замок не выдержал, створка распахнулась, и он бросился внутрь под негодующий вопль кого-то из соседского окна. Тесей — за ним, стискивая пустой карман по не выбитой за годы войны привычке, пусть палочки там и не было. Дверь, он заметил, была заперта на сорванный их вторжением засов, изнутри.

— Дафна!

Сумрачные комнаты по сторонам лестницы, бегом наверх, на свет…

Она лежала на полу, раскинув руки, мигающее пламя газовой лампы под потолком отражалось в ее неподвижных глазах, длинные светлые волосы — озеро золота вокруг головы. Безмятежная, красивая, как на том фотоснимке, что Риччи пронёс с собой через войну.

Тесей думал, что не увидит больше ничего, что могло бы тронуть его за живое, не после тонущих в грязи тел и воздуха, обратившегося ядом, но эта полудетская, умоляющая растерянность на лице Риччи, не способного поверить в то, что он видит сейчас — это было мучительно.

Он не сразу заметил в глубине комнаты второе тело — должно быть, мадам Певерелл. Пышная чёрная юбка задралось, непристойно оголяя ногу, голова свесилась на грудь, и на вышитом блестками платье — пятна рвоты.

Нигде ни крови, ни следов борьбы.

— Не трогай ничего, не трогай! — Тесей силой оттащил Риччи в сторону. — Нужно врача, полицию, быстро!

На улице он поймал первого встретившегося мальчишку, сунул ему все нашедшиеся в карманах деньги и велел бежать в полицейский участок, а сам вернулся в дом и втолкнул Риччи в тесную кухню. Пахло какими-то благовониями и пылью, но в каждом вдохе Тесей боялся ощутить другой, знакомый запах, и разум протестующе щетинился единицами: одиннадцатого, в одиннадцать, все кончилось, смерти больше не может быть, не должно!

В граненом графине с треснувшее пробкой было что-то нужного цвета и запаха, и Тесей протянул Риччи стакан.

— Выпей.

Это было немагическое Обливиэйт, необходимое, но Риччи отталкивал его руку, как капризный ребёнок. И это тоже было знакомо: когда мир становится настолько чудовищным, что даже глотком виски не хочешь пускать его внутрь. Тесей вспомнил сегодняшнее счастливое утро разом со стыдом и завистью к себе прежнему и на секунду почти пожалел, что встретил Риччи и потерял эту чудесную эйфорию жить.

Наконец явившаяся полиция и медик осмотрели погибших и отказались сообщить о сделанных выводах: требуется вскрытие, следственные изыскания, много работы…

— Вам сообщат, — сказал офицер, записав их имена.

Тесей отвел Риччи домой, где благословенный виски наконец подействовал и тот провалился в сон с готовностью, как будто сознание его только и ждало повода угаснуть. Тесей остался сидеть у окна. Спать не мог, думал о случившемся, память как будто заполняла министерский пергамент с отчётом.

Окна и дверь закрыты изнутри. Если нет черного хода, значит погибшие были дома одни.

Почти догоревшие свечи и лампы, зажженные, должно быть, ещё накануне, на полках — гадальные карты, какие-то фигурки и другая атрибутика медиума. Пустой стол. В комнате — никакой еды или напитков, да и в кухне Тесей не заметил приготовлений к обеду с заранее приглашенным Риччи.

Пена на губах мадам Певерелл и безмятежное лицо Дафны. Ни крови, ни видимых ран. Они погибли вместе, но от разных причин. Тесей не был медиком и до сего дня видел только смерти очевидно насильственные. Остановка сердца и прочие болезни, магические и нет, к этому не относились, но мертвых, похожих на Дафну, он видел, именно будучи мракоборцем. Тела, неживые по неведомой причине, потому что в них здоров каждый дюйм. Для магла это звучало бы загадкой. Для Тесея, да для любого хогвартского пятикурсника, уже знавшего о непростительных заклятиях, это звучало как ответ. И если он прав, то почему неволшебница оказалась убита Авадой Кедаврой?

Он понимал, что просто прячется в своей логике от сочувствия, от воспоминаний о рассказах про счастливое будущее с домиком в Бретани и любимой девушкой рядом, которыми Риччи делился со всеми, кто слушал, и которые теперь ушли навсегда. Как погибшие солдаты, умершие давно, но ушедшие безвозвратно только одиннадцатого, одиннадцатого, в одиннадцать, когда под цифрами потерь подвели черту. Некого искать, некому мстить, утешения не будет.

Но не в этот раз. В этот раз он может искать. И найти. И отомстить.

Через эту мрачную Триумфальную арку сознание ускользнуло в сон, но напоследок Тесей подумал о другой цифре:

«Я свободна завтра в четыре».

========== День 2 ==========

Вскинув голову — он так и заснул у стола с одним из множества обретенных за последние годы навыков: спать в любом месте и положении — Тесей обнаружил Риччи в дверях комнаты.

— Куда ты?

— Пройдусь.

Тесей поднялся, потер лицо рукавом.

— Я с тобой.

Риччи попытался улыбнуться, правильно его поняв.

— Я ничего с собой не сделаю. Хочу узнать, что они выяснили. В полиции.

Тесей только повторил:

— Я с тобой.

Они выяснили адрес полицейского участка двадцатого округа в потрепанном справочнике на стойке портье и направились туда.

После долгого безмолвного ожидания в приемной к ним наконец вышел офицер, один из тех, кто был вчера в доме Певереллов, и сообщил следующее:

— Сердечный приступ, у обеих. Картина нагляднейшая, по словам прозектора. В жилище погибших никаких следов вторжения, помимо вашего, ценные вещи остались на месте. Судя по всему, девушке первой стало плохо, ее родственница увидела это, испытала сильнейший испуг, что и привело к разрыву сердечной мышцы.

Лицо Риччи исказила судорога.

— Она была здорова! Она войну пережила! Бомбы, взрывы! Она не могла!

— Я сожалею, мсье.

— Она не могла!

Тесей схватил Риччи за плечи, но удержал с трудом, тот бился как будто под невидимыми пулями и все кричал:

— Она не могла!

Конечно не могла. И то, что Тесей это знал и не мог сказать, жгло почище любого газа.

— … не могла!

И Риччи замер, затих. Поблагодарив офицера, Тесей увел Риччи из полицейского отделения, повернул к ближайшему кафе.

— Надо поесть, друг, надо.

Но ему самому кусок не лез в горло. Мерлин знает, сколько они сидели так, в неспособной даже на голод тишине, потом Тесей попросил:

— Расскажи о Дафне.

Для расследования надо было узнать все о погибшей, но спросил он не поэтому. Несбывшееся, мертвое знание теперь было трупным ядом, и Риччи нужно было выпустить его из себя. Оплакать и отпустить, хоть немного.