– Мы здесь.

– Я вижу, – ответили тихо и недовольно.

Я повернулась на голос.

Мне кажется, я должна была ее заметить – высокую женщину в темном платье, стоящую справа от нас, слишком уж ее стройная фигура выделялась сейчас на фоне светлой стены. Но нет, то ли я была невнимательна, то ли сама эта женщина появилась здесь в тот момент, когда ее позвали, из воздуха ли или из тайной двери. Она зацепилась за меня взглядом и подошла ближе, не глядя по сторонам. Кресло, стол – все, что попадалось ей на пути, она ловко огибала, словно знала расположение предметов в комнате наизусть.

– Я вижу, – повторила она. Тонкие губы растянулись в совершенно правильной улыбке. – И рада видеть.

Женщина приложила руку к груди слева и коротко поклонилась.

– Добро пожаловать, миледи.

Я растерялась, конечно, потому что леди из нас двоих сейчас напоминала точно не я.

– Это Сильвия, – сказал Ренар, потому что сама Сильвия, кажется, не торопилась представляться – она просто на меня смотрела. По-доброму, но сверху вниз. – Она здесь… за главную.

Сильвия не удостоила его и взглядом. Только кончик губ с той стороны, где он стоял, дернулся, словно улыбка, предназначенная мне, попыталась уступить место другой улыбке, возможно – не слишком доброй. Ренар, кажется, уловил это.

– Оставлю вас, – торопливо сказал он. – Встретимся в зале у камина, милая… Алиса, – добавил он уже от двери, когда я на него все-таки посмотрела.

– Алиса? – переспросила Сильвия.

Ее темные глаза сощурились.

Я кивнула и по привычке потерла запястье под резинкой рукава.

Не знаю, как бы повела себя любая другая девушка на моем месте. Кто-то бы точно плакал, и я бы это поняла. Сложно не заплакать и не захотеть спрятаться, когда жизнь делает такой вот кульбит. Кто-то бы, наверное, был рад до щенячьего визга – это я бы тоже поняла, потому что сложно не радоваться, к примеру, трем просторным комнатам, заполненным красивой мебелью и всякими безделушками, с окнами, выходящими на горы и лес – сказочный зимний пейзаж. Или не менее просторной ванной, в ней окно было одно, его украшал витраж со спящим под яблоней единорогом. Или платью, которое ждало тебя на кровати, такой широкой, что можно было бы спать поперек нее. Или камину напротив – в нем уютно горел огонь. На каминной полочке стояли свечи на серебряном блюдце и букет из сухоцвета и рябины.

Кто-то бы наверняка злился. Я бы тоже поняла.

Я же смотрела на все эти кресла, свечи, гобелены, на платье, разложенное поверх вышитого золотом покрывала, и думала, что наличие в замке вроде этого водопровода с горячей водой, конечно, сложно объяснить, но мне определенно нравится. Пусть даже горячая вода идет из одного крана, а холодная из другого – переживу. Бледно-голубое платье, на которое мне предстояло сменить джинсы, к счастью, было простым, без всяких там изысков, но казалось совершенно чужим. Еще под него нужно было надевать тонкую белую рубашку, но и это тоже можно было пережить.

Там, где должны были быть радость, печаль или гнев, я нащупывала, как дырку от выпавшего зуба, странную пустоту и смятение. Я не чувствовала ничего, словно не знала, что мне следует чувствовать, и это незнание замыкалось само на себе.

Точнее, нет, кое-что я все-таки чувствовала и очень отчетливо.

Голод.

Поэтому я быстро сцапала платье и спряталась в ванной комнате за ширмой, пока Сильвия, вышедшая куда-то, не предложила мне помощь. Какую угодно.

Мне нужно было несколько минут побыть одной и все-таки понять, что со мной происходит.

Сквозь витраж в купальню проникали солнечные лучи и рассыпались цветными пятнами на охристо-бежевом полу. Из крана в большую ванную, которую, похоже, выточили из каменной глыбы, все еще капала вода. Пахло лавандой и еще какими-то травами, было чуть прохладно и очень тихо, только капли ударялись о камень, и я пыхтела, шелестя тканью.

Платье село хорошо, и влезть в него оказалось куда проще, чем я предполагала.

С чувствами, увы, номер так просто не прошел.

– Потерянные и попавшие в особые обстоятельства несчастные женщины способны на многие безрассудства, – сказал Ренар. Он сидел напротив, закинув ногу на ногу. – Так что я восхищен вашим самообладанием, миледи. Аппетитом, впрочем, тоже, – добавил он с усмешкой в голосе. – Не боитесь, что они отравлены или заколдованы?

Я оторвалась от методичного уничтожения бутербродов и чая и укоризненно посмотрела на собеседника. Издевается?

Вроде бы нет.

– Даже если бы и боялась, – ответила я резковато, – есть я хочу больше.

Он рассмеялся и с улыбкой покачал головой.

Вокруг нас был огромный зал, мрачноватый из-за темного деревянного потолка. С потолка свисала люстра, сделанная из оленьих рогов, ниши с окнами плотно закрывали темно-зеленые тяжелые шторы – из-за них на пол и стены падали узкие пятна света, розоватого, потому что там, за окнами, начинался закат. В камине могла бы поместиться моя кровать – та, другая, из другого мира. Или туша какого-нибудь оленя – одного из тех, чьи рога пошли на люстру. Сам камин был сделан из потемневшего от времени и копоти камня и изображал ствол дерева, вырастающего из пола и упирающегося ветвями в потолок – эти ветви продолжались фресками на стенах, на них сидели нарисованные птицы, по ним бежали белки и кто-то еще. Листья дерева были желто-зеленые, то ли ранняя осень, то ли позднее лето.

Вся мебель ограничивалась несколькими креслами и низким столиком, жавшимися к камину, да парой стульев у дальней стены.

Здесь, рядом с огнем, в круге, очерченном отблесками пламени, я чувствовала себя странно – почти в безопасности, насколько я вообще могла чувствовать себя в безопасности здесь и сейчас. Но вокруг было большое, темное, пустое пространство. Неуютное и сумрачное. Мне казалось, что оттуда, из этого пространства, кто-то наблюдает за мной точно так же, как человек напротив – лениво, доброжелательно, но очень, очень пристально.

Я дернула плечами. Это все стресс. Нервы расшалились.

– Раз уж мы познакомились, привыкли к виду друг друга и выяснили, кого из нас как зовут, я предлагаю уточнить наши роли и прикинуть план дальнейших действий, – сказал Ренар, чуть двинувшись в кресле.

Видимо, ему надоело смотреть, как я молча ем.

Я допила чай одним глотком и поставила поднос на столик.

– Хорошая идея, – сказала я. – Мы на «ты» или на «вы»?

Мой голос, кажется, звучал хрипло.

– А как леди будет угодно?

Горы за окнами назывались Бергрензе.

В свете дня они были все такими же острыми и высокими, с блестящими шапками ледников на вершинах. В ледниках рождались реки, быстрые и такие холодные, что пальцы сводило, когда подносишь руку к их воде. Реки бежали вниз, прорезая путь сквозь лес и скалы, падали с утесов, рождали озера и сливались в другие реки, тихие и спокойные, и вдоль них рядом с широким руслом вырастали богатые города. Но все это было уже там, внизу.

А здесь, среди густых лесов, рядом с вершинами, на которых снег не тает даже в разгар лета, города были маленькими и прятались друг от друга в горных долинах. Их жители пасли скот, добывали золото, драгоценные камни и еще что-то, за что платили и золотом, и драгоценными камнями.

– Если бы у нас были драконы, – сказал Ренар с хитрым прищуром. – Они бы гнездились здесь. Но драконов, увы, давно нет. Они слишком тяжелы для нашего неба.

Я не знала, что это значит – “слишком тяжелы для неба”, но решила, что подумаю об этом как-нибудь потом.

– Горы Бергрензе отделяют земли королевства Иберия от иных земель. Альманди, Галлинхейм, Гельветика… Вряд ли тебе сейчас это что-то скажет. Но ты – здесь. – Он поерзал в кресле, видимо, пытаясь сесть поудобнее, и вытянул ноги вперед. – С этой стороны гор. В гостях у нашего короля.