Он сидел в кресле напротив, забравшись в него с ногами, и смотрел на меня, как кот на аквариум. То есть с подчеркнутым, полным достоинства спокойствием, за которым угадывалось что-то такое, тайное и хитрое, хищное, способное в любой момент превратиться в движение.

Я моргнула.

Мир вокруг никуда не исчез. Не поплыл, не сдвинулся, не изменился. Мир был прочным, как железный прут, и таким же реальным, и рыжий парень в кресле однозначно был его частью, тоже реальной. Реальной была трубка в его руке, которую он лениво держал между пальцев и периодически вертел ею. От скуки, наверное.

Наши взгляды встретились, и он, увидев, что я уже не сплю, довольно сощурился и улыбнулся.

Я уткнулась лицом в подушку, которую обнимала, пока спала здесь, на неудобной до ужаса не то кушетке, не то диване, не знаю, как это называется, и зажмурилась так сильно, что заболели глаза.

– О нет, красавица! – Чужой голос звучал насмешливо и ласково одновременно. – Меня ты не обманешь.

Пришлось сесть, поджав одну ногу, потому что вторая затекла от неудобной позы, и посмотреть правде в глаза. Глаза оказались зелеными, с хитрым разрезом и такими ресницами, что впору удавиться от зависти. Подушку я оставила при себе, отгородившись ею, как мягким щитом.

Значит, мне не приснилось.

– Что предпочтет леди в это славное утро? – спросил он. – Сначала ванну и новое платье, а потом завтрак или наоборот?

За вежливостью сквозила еле заметная насмешка – словно меня не воспринимали всерьез, но изо всех сил пытались проявить дружелюбие.

Я молчала, продолжая рассматривать его самого и его рубашку – светлую, с лентами, стягивающими рукава на запястьях, и узор вышивки, бегущий по краю темной жилетки, и  пряди рыжих, как лисья шерсть, волос, небрежно рассыпавшихся по плечам.

– Предлагаю сначала ванну, – сощурился он, тонко улыбаясь. Трубка легла на низкий столик рядом с креслом. – Я провожу.

Он плавно встал, словно перетек из одной позы в другую, одним движением преодолев расстояние между нами, и оказался так близко, что я почувствовала себя зажатой в угол. Мне протянули руку – раскрытой ладонью вверх, как незнакомой кошке. Запястье обхватывала пара цветных шнурков, но вот колец или каких-то других украшений я не разглядела.

«Ванна, – подумала я. – Ванна – это хорошо. Наверное. И завтрак – тоже хорошо. И в целом все хорошо, видишь, все такие милые». Только это не помешало мне шмыгнуть носом и расплакаться, уткнувшись в подушку, потому что все было по-настоящему.

И по-настоящему пугало, каким бы красивым ни было и как бы ни улыбалось.

Вокруг застыла тишина, почти осязаемая, словно этот человек, который то ли был оставлен присматривать за мной, то ли просто жил здесь, не сразу понял, что произошло. Потом он вздохнул, и я услышала шелест одежды, уловила движение воздуха – и подняла голову, смахивая слезы со щек.

– П-п-простите, я…

– Не стоит извиняться, – он больше не улыбался и смотрел на меня серьезно и почти хмуро, сидя на корточках перед диваном, так что наши лица оказались друг напротив друга.

Очень близко – я могла разглядеть узор на его радужке, темно-зеленой, как сочная трава.

– Пойдем. – Он медленно и осторожно взял меня за руку. – Я думаю, что комната уже готова. Ты умоешься, поешь. А потом я покажу тебе все и все объясню.

Я закивала, смаргивая слезы.

– Вы… – сказала я сначала хрипло, так что пришлось откашляться. – Вы все здесь… забываете называть имена? Или это особая традиция?

– Ах да! – Он выпрямился и дернул головой, откидывая мешавшую ему прядь. И сощурился. – Меня зовут Ренар. А как зовут тебя, милая?

Если бы я сказала, что никогда не верила в магию и не желала, чтобы со мной случилось что-нибудь такое вот, я бы соврала.

Мне всегда хотелось, чтобы в мире существовало что-то чудесно-волшебное, пусть даже оно не касалось меня напрямую и происходило с другими. С теми, про кого я читала. За приключениями кого следила, глядя в экран. Кем управляла в игре. Я читала истории о других мирах, потому что мне это нравилось. Они очаровывали, давали надежду, что чудесное и волшебное действительно есть где-нибудь. И, может быть, однажды и я получу весточку из такого мира, передо мной откроется нужная дверь, и окажется, что я потерянная принцесса, будущая великая волшебница или что-то в этом духе.

Неплохой способ слегка подправить серую реальность, но, к сожалению, некоторые мечты сбываются не так, как ты того хочешь. Или не вовремя.

Это не я выросла из сказок – к радости своих родителей. Это сказки однажды выбросили меня, как волны оставляют на песке обломки, водоросли и мертвых рыб.

А сейчас, кажется, начался прилив. И если уж мне выпал этот шанс, то почему бы и нет?

Язвительный внутренний голос подсказывал, что главное – не утонуть.

Я шла вслед за Ренаром по коридорам и сквозь комнаты, вверх по лестницам и мимо картин и тусклых зеркал и думала про себя, что, может быть, вот сейчас и здесь все, о чем я читала, о чем слышала, во что верила – все, наконец, пригодится мне. Может быть, какие-то законы совпадут. Может быть, это было не зря, и я, сама того не зная, готовилась к чему-то чудесному. Может быть, может быть, может быть…

Предположим, может быть все что угодно. Нужно только понять, по каким правилам мы играем и что здесь с сюжетом.

Ренар болтал без умолку. Он перекинул мой рюкзак через плечо, легко подхватил куртку и вел меня за собой, крепко держа за руку, словно я намеревалась сбежать. Его болтовня была бессодержательной – просто поток фраз, ласковый тон, не сходящая с губ улыбка, уже другая, открытая и честная. Так улыбаются детям и уговаривают их, уводя подальше от опасности, от чего-то, чего им видеть не должно, знать о чем не нужно и куда не стоит лезть.

Он съел Алису, не моргнув и глазом, и не стал упрекать меня во лжи.  Из-за этого я почувствовала укол совести. Вот идет рядом парень, красивый, как мечта, и сама любезность, несет мои вещи, только что слезы мне с носа смахивал, на лице – предельная честность, в глазах – забота, в голосе – тепло, а ты, дурочка, врешь ему в мелочах?

Только кто их здесь разберет, местных красавчиков? Вчерашний мне имени не открыл, отделался прозвищем. У этого имя тоже на имя не похоже, оно лисье, и волосы у него рыжие, и взгляд хитрый, так что побуду Алисой, пока можно. Вот узнаю, что здесь с именами творится, и решу, что говорить, а что нет.

Мы остановились у темных дверей в конце коридора. Красивых таких дверей, тяжелых, с резным узором и металлическим кольцом.

Ренар замялся, протянул руку к кольцу, но не сразу решился постучать. Он переступил с ноги на ногу, фыркнул, сбрасывая с лица прядь. Мне даже показалось, что посмотрел через плечо, не следит ли за нами кто из-за угла, но нет – мы были одни. Казалось, он специально медлит, как плохой ученик перед дверью в класс, когда не готов.

Удар металла о металл прозвучал громко.

Кто бы ни находился с той стороны, он точно это услышал, и дверь открылась сама по себе, словно этот стук потревожил некий механизм внутри нее, медленный и неповоротливый, заедающий на ровном месте.

Я вздрогнула и не успела отследить, когда меня схватили за руку и буквально втянули внутрь, в большой светлый зал. Здесь было теплее, чем в коридорах, еле заметно пахло хвоей и дымом. Сквозь два больших окна с мелкими квадратными стеклышками на пол падали яркие солнечные лучи. За окнами угадывались горы и лес, но я не всматривалась. Пока.

Дверь за моей спиной захлопнулась – быстро и громко.

Ренар покрепче перехватил мою руку и сказал в пространство, ни к кому не обращаясь – или обращаясь к кому-то, кто мог оказаться где угодно в этой комнате или в одной из смежных комнат: