Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Сколько длится эта болезнь! Не будем расшифровывать формулу здоровья. А кто может помочь?

Эти слова, эти выражения не были характерны для нее, она никогда так не говорила раньше. Это было какое-то новое мироощущение, новое сознание. Но что-то боролось еще в ней – земное не отпускало.

– Нет, я должна найти в себе силы, – она сжала свои кулачки, поднимая их вверх.

– Как сложится ваша жизнь… – не то спросила, не то просто сказала она, как бы задумавшись, и продолжила:

– Я беспокоюсь о здоровье ребят.

Она все еще по привычке думала и говорила о нас, хотя Небо все ближе притягивало ее к себе.

– Нет, я буду есть кашу через силу, – она не привыкла чувствовать себя беспомощной и старалась сопротивляться.

– Прости меня, – это говорилось мне.

За что она просила у меня прощения?

Конечно, за то, что не могла больше помогать мне, и за то, что уходила, оставляя нас одних.

– Ты меня, мамочка, прости. Прости за то, что я обижала тебя.

– Я не помню никаких обид…

Эти слова я навсегда сохраню в своей памяти.

– Все, я уже отошла. Только не обижайте друг друга. Машу не обижайте.

Маша – их любимая с папой внучка, они воспитывали ее с первых лет ее жизни, считая своей дочкой.

Немного погодя она снова произнесла:

– Я всех вас люблю. Господь все рассудит. Шурик – мой сын.

Она впервые заговорила тогда о своем нерожденном младенце – сыне, которого похоронила почти пятьдесят лет назад. Она уже что-то видела и что-то знала, но пока не готова была рассказать мне об этом и лишь повторяла:

– Не горюйте, девочки, не горюйте, я вас любила. Любите друг друга.

Она замолчала и долго лежала так, углубившись в свои переживания, а потом вдруг произнесла:

– За мной пришли. Иисус Воскрес!

Она сказала именно эти красивые слова: «Иисус Воскрес!». Сказала как-то особенно, торжественно. Этих слов мама раньше никогда не говорила. Но теперь душа ее стоит на пороге, который отделяет земную юдоль от небесной, и дверь к Небу приоткрыта. Она видит что-то необыкновенное, не переступив пока через этот заветный порог. Там – свет, там нет теней, там – Восток Солнца и Воскресение, и… за ней уже «пришли», поэтому она вот-вот должна отойти. Душа ее уже ведает, владеет этой страшной тайной, но земля пока еще близко – ближе, чем небо, и физическая боль заглушает ожидание вечности и встречи с близкими.

Как благодарна я была Господу за то, что Он сподобил меня быть сопричастницей тайны перехода души христианской из одного мира, временного, в горний, вечный! Я понимала, что умирает самый близкий мне, родной человек, и должна была, казалось бы, безутешно плакать от этой невыразимой горечи разлуки. Но мною владели в те дни совсем другие чувства. Я думала только об одном: как помочь ее душе совершить этот сложный, таинственный, страшный переход, к которому человек готовится, по сути, всю свою жизнь.

Смерть – итог всего, что накопил человек за время, отведенное ему в предуготованный отрезок земной жизни. Я понимала это и очень хотела помочь любимому человеку. Трезвость мышления и рассудительность как никогда присутствовали во мне в эти грустные дни. «Когда же я буду плакать?» – думала я, удивляясь себе и не совсем понимая, что со мной происходит. Но Господь, видимо, хранил меня для того, чтобы позднее я не плакала совсем о другом: о том, что не помогла маме в самые сложные для нее, последние часы ее жизни.

Лишь иногда, в особенно тяжелые минуты, мне очень хотелось накрыться с головой одеялом, как в детстве, и наплакаться от души, но снова кто-то словно останавливал меня и берег для другого. Я должна была поговорить с мамой об аде и рае, которые ей скоро предстояло увидеть на воздушных мытарствах.

Как это невыносимо трудно: говорить с близким человеком о смерти, когда он сам к этому не готов. Но я уповала на милость Божию и усердно молилась Божией Матери: «Матерь Божия, Царица Небесная! Облегчи страдания моей мамочки. Помоги ей совершить этот трудный переход! Прими ее душу, милующую, любящую!».

Я молилась об этом все ночи, пока мама была жива и пока я была с ней рядом. Молилась по стареньким четкам отца Григория Пономарева – намоленным четкам праведника, – надеясь и веря в их святую силу.

Какое это поистине настоящее человеческое счастье: иметь возможность до самого конца ухаживать за родным человеком – мамой, которая у каждого человека одна! Я очень благодарна своему духовнику, который сказал мне в самую тяжелую минуту:

– Ваше самое главное дело сейчас – ухаживать за Тамарой Николаевной. Отложите все дела и думайте только о ней. Она нуждается в Вас, и никто, кроме Вас, её утешить не может.

Я всегда буду помнить о тебе… - _9.jpg

«Такой беленький мальчик…»

Между тем состояние ее ухудшалось и вскоре начались невыносимые боли. Я обратилась к врачам за помощью. В поликлинике выписали серьезные обезболивающие препараты. Но они приносили только временное облегчение. Более того, принимая их, она стала еще больше задыхаться и жаловалась на сильные боли в области сердца. Наркотики убивали ее без боли, и печальный конец мог приблизиться быстрее, чем мы думали.

Что делать? Я уповала только на Бога. Батюшка, ее духовник, был в отъезде. С волнением и надеждой я ждала его скорого возвращения, чтобы он пособоровал и причастил маму, жизнь которой таяла с каждой минутой. Я верила, что Господь через Свои Святые Тайны облегчит ее физическую боль.

Так впоследствии и случилось.

– Меня съедает рак, – грустно говорит мама.

И вскоре:

– Все. Отхожу.

«Знаешь ли ты, куда ты отходишь, мамочка, ведь ты никогда прежде не говорила этих непривычных слов?» – думала я.

– Наверное, мне нужно одеться и встать, чтобы со всеми проститься, – и в этих словах мамы отразилась ее привычная деликатность.

Но болезнь, съедающая человека изнутри, взяла свою силу, и встать она, конечно, уже не смогла.

Я ловлю с жадностью каждое ее слово, каждый вздох, каждый стон. Для меня все имеет значение, ведь я слышу последние звуки, которые она оставляет на земле. Она медленно, но неуклонно идет к Небесам, завершая свой земной путь.

– Какая я беспомощная, – слетает с ее уст, и я вспоминаю ее рассказ о том, что папа, всегда оберегавший ее, сказал ей однажды: «Я все время боюсь, что тебя кто-нибудь обидит; боюсь, что ты окажешься беспомощной и беззащитной».

Где ты, папочка? Мама беззащитна перед смертельной болезнью и очень нуждается сейчас в помощи.

– Саша, родной, – неожиданно слетает с ее почти сжатых губ, и она продолжает, словно кому-то рассказывая:

– Такой беленький мальчик…

Она кого-то видит в той, другой жизни, грань которой проходит и около меня тоже, только я ее не вижу – эту страшную, таинственную черту, за которой стоит вечность. Мама – на грани перехода. Она боится оставлять нас, и в то же время Небо манит… Оно ждет ее, приоткрыв завесу, отделяющую нас от вечности.

Ее душа – в пути.

Объятия Отчие ждут ее.

Октябрь, осень… – пора зрелости.

Она ждала зимы. Но Господь призывает сейчас. Что ж, у каждой души – свой срок.

Она не стонала и не жаловалась, хотя ее боль была иногда невыносимой. У нее очень болело сердце, но она, оберегая нас, оставила эту боль при себе, навсегда унося сердечные муки с собой.

– Я буду молиться за вас там, – ее лицо направлено на восток.

Она снова и снова обращает всю себя навстречу Солнцу Правды. Откуда это желание: неизменно разворачиваться на своем земном ложе так, чтобы был виден восход солнца? В каком бы положении я ни оставляла ее, она, превозмогая любую боль, поворачивалась лицом именно на восток. Кто научил ее тянуться к этому свету, ведь она на одре?

***

Умеем ли мы умирать? Нет. Грехи заполонили нас, взяли в плен наше сознание, нашу душу. А ведь страшно умирать не потому, что дальше – тьма, а потому, что тебе предлагают свет, но ты сам затемняешь себе вечность.

4
{"b":"751418","o":1}