Фригг — хранительница ключей, жена воина и верная подруга, хранящая и берегущая его тыл, в который муж всегда возвращается. Уставший от битв, дел и лишений, он возвращается в свой дом, в уют, созданный умелыми женскими руками хозяйки и госпожи, и только в нём, в своём доме, он может действительно отдохнуть и сбросить на время груз своих забот.

Нет в этом никакой магии и никакой тайны — лишь гармония и взаимодействие, взаимодополнение супругов, каждый из которых верно трудится на своём поприще. И Фригг, мудрейшая и прекраснейшая из жён, супруга Одина, ничем не выделяется из всеобщего уклада жизни.

========== Вопрос 13 ==========

Комментарий к Вопрос 13

«Что Вы думаете о древних изображениях себя любимых? А о современных? Какие из них ближе к действительности и вообще довольны ли Вы тем, как смертные изображают Вас?»

Форсети не был почитаемым богом. Так, божество второго порядка, ещё и из младшего поколения — во многом ему просто повезло получить относительно знаковые функции и то только потому, что смертные начали забывать и оттеснять на периферию других божеств.

Так Форсети, младшее и второстепенное божество гораздо более позднего периода, стал воплощением и хранителем справедливости. Бесстрастным судьёй, творящим суд над бедным и богатым, свободным и рабом, смертным и богом.

Изображений с ним практически не было. Если и были его хёрги или ве, то редко когда встречались в них статуэтки, которые резали из дерева, посвящая их богам. Были лишь подношения да рунические ставы, призывающие милость божества и обращающие его взор на взывающего.

В сагах и летописях его тоже изображали крайне редко. Гораздо большую славу и хвалу смертные, даже после воцарения Единого Бога, продолжали воздавать Одину да Тору, Фрейру и Фрейе. Форсети не мог винить их, понимая прекрасно, что иначе быть не могло.

К тому же он не жаловался. Его изображения, пусть редкие, но всё же хранились среди памятников человеческих. И даже некоторые из них дошли до современных дней.

Он усмехается уголками губ, разглядывая рисунок из исландского манускрипта XVII века. Манускриптные рисунки никогда не отличались правдоподобностью и красотой, но в данном экземпляре не это представляет ценность, нет. Сам факт, само наличие рисунка, посвящённого ему, вызывает в груди Форсети прилив благодарственного тепла — всё же его не до конца забыли, были те, кто считали нужным запомнить его и запечатлеть для потомков.

Теперь, в современную эпоху, Форсети и подавно практически никто не помнит и не знает. Он непопулярен и почти забыт, и смертные часто даже не подозревают о его существовании. Обращаются больше в своём искусстве и возрождающихся культах к другим, более известным божествам, оставляя Форсети далеко позади.

Так что ему особо нечего рассматривать и анализировать, как и жаловаться не на что, ведь изображений его практически не существует. А те, что есть… Ну что ж, он хранит их бережно и с искренней благодарностью, осознавая тем самым то, что он всё-таки не забыт.

========== Вопрос 14 ==========

Комментарий к Вопрос 14

«Часто ли видишься с Идунн? Как-никак, а она сестра твоей матушки. Похожи ли они с Нанной?»

В жизни Форсети после смерти родителей остаётся не так уж и много тепла и света и ещё меньше — тех, кому до него есть дело.

Основное воспитание и заботу об осиротевшем племяннике на себя берёт Вали, единственный, кто помнит о братских узах, связывающих почившего Бальдра и остальных сыновей Одина. Однако Вали — суровый и холодный воин, что учит Форсети по своей подобе и всему тому, что знает и умеет сам. Растит из Форсети настоящего мужчину, доблестного мужа, которому предстоит стать гордостью погибшего Бальдра.

Это всё хорошо, это всё будет в будущем, да… Но сейчас правда всё ещё в том, что Форсети — ребёнок. Ребёнок, похоронивший вместе с отцом ещё и мать, чьей ласки и любви было непозволительно мало.

Идунн, кажется, единственная, кто об этом догадывалась.

Молчаливый, суровый и холодный Вали, рождённый в насилии и знающий из близких лишь брата-мстителя, вырастившего его в холоде и молчании Ландвиди, забирает всё внимание Форсети на себя. Он хочет вырастить из него настоящего воина, такого, что в час нужды сможет отомстить любому за нанесённую обиду. Но в то же время он не замечает, что эта наука — не совсем то, что нужно юному отпрыску Бальдра.

Отпрыску лучшего и добрейшего из них, светлейшего и чистейшего. Его порождению с тёплой, мягкой, ласковой Нанной, что всегда была намного добрее и светлее своей собственной сестры.

Идунн никогда не занять её место и не стать для Форсети той, кем Нанна так толком побыть и не успела. Впрочем, она и не стремится к этому, но поделиться с одиноким горюющим ребёнком своим теплом и светом готова вполне. Более того, она хочет этого всем своим сердцем, а потому даже недовольству Вали не остановить её.

Форсети восхищается тётушкой. Она вроде бы родная сестра его матери, но совершенно на неё не похожа. Да, она добра с ним и ласкова, но в спорах с Вали всегда стоит твёрдо и воинственно. Идунн импульсивней и вспыльчивей кроткой Нанны, что, казалось, и мухи обидеть не в силах. Идунн горит энергией и силой. Она — тепло и солнце, но всё же не такие, какими была её сестра.

Ведь Нанна всегда была ласковой и мягкой и никогда никому не могла никак навредить. Идунн же нежной была до поры до времени и недаром именно ей было поручено оберегать золотые яблоки вечной молодости.

Да, она не была похожа на свою сестру, но меньше нравиться от того Форсети она не стала. И если дядя учил его быть сильным и мужественным воином, то тётушка научила его быть прощающим и справедливым мужем. Лишь дополнила она сложную науку, что взвалил на свои плечи Вали.

И Форсети был ей за это благодарен.

========== Вопрос 15 ==========

Комментарий к Вопрос 15

«Как у тебя были отношения с дядей Хёдом до того, как он убил твоего отца? Вы вообще виделись?»

Хёда Форсети практически не помнит. Он был слишком мал, когда свершилось страшнейшее из преступлений, и память его плохо хранила детали и лица тех времён. Однако те воспоминания, что у Форсети остались, сложно было назвать ужасными.

Слепой близнец его прекрасного отца был и похож на него, и нет. Ликом они были практически идентичны, и Форсети, тогда ещё совсем ребёнка, это удивляло немало и вызывало восторг — у его папы был брат, который выглядел точь-в-точь как он!

Впрочем, на внешности сходство между Бальдром и Хёдом заканчивалось, ведь нравами и характерами братья были совершенно непохожи.

Хёд был молчалив и тих, и, размышляя об этом с высоты прожитых лет, Форсети может сказать, что в некоторой степени дядя был стеснителен и пуглив. Он был слеп, и окружающий мир был безжалостен и враждебен к нему, и именно это толкало его держаться большую часть времени своего близнеца — самого близкого и родного, того, кто никогда не подведёт.

Разом с тем, однако, обвинить Хёда в излишней мягкости и трусости было невозможно.

Дядя много времени проводил в их доме, и Форсети смутно припоминает те дни. Он колдовал над травами, создавал великолепные целительные мази и варил отвары; замечательно разбирался на ощупь и запах в их разновидностях, мог отличить один вид от другого. Ведал он также и руны, которыми заговаривал всякое своё лекарство, и слыл потому великим колдуном и целителем.

Единственный из сыновей своего отца, в силу врождённой слабости, перенял он от него его магическую мудрость и силу. Ещё в утробе матери заплатил свою цену за обладание ею, а теперь, после своего рождения, направлял её в полезное русло исцеления и созидания.

Форсети любил такие моменты. Тихо и бесшумно притаивался он в углу и, затаив дыхание, во все глаза наблюдал за тем, как ловко чувствительные пальцы перебирают листья и коренья. Заслушивался он низким голосом, читающим магические заговоры, и не было для него, ребёнка, более возвышенного и мистического действа.

Тогда Форсети мало что понимал, да. Но сейчас, вспоминая, он не может сдержать горькую улыбку. Конечно, дядя всегда прекрасно знал, как бы он, мальчишка, ни прятался, что за ним наблюдают. Но всегда делал вид, что мастерство сокрытия Форсети познал в полной мере. Варил свои снадобья, позволяя ребёнку наблюдать за этим, и читал заклинания, да… А потом, чтобы хоть немного дольше растянуть детский восторг и радость плавно завершал заговоры, переводя их в певучие стихи, которые умел сочинять не хуже Браги. Тогда Форсети не вслушивался в них, благоговея перед таинством и действом, за которым он наблюдал, но сейчас…