Несмотря на то, что это был понедельник, в атмосфере совсем не ощущалось его обычной всклокоченности. Всё вокруг скорее напоминало умирающую от измождения пятницу. Голова вот-вот должна была лопнуть, по-тарантиновски весело забрызгав кровью и мозгами уныло дребезжащий трамвай и не менее унылые лица пассажиров, наспех натянутые ими на свои черепные коробки в столь ранний час.

– Поликлиника, – озвучил остановку знакомый, почти родной голос.

Николай заплатил за проезд и вышел. Мягко говоря, чувствовал он себя очень скверно, а выглядел, видимо, и того хуже, раз неумолимые и несгибаемые при прочих обстоятельствах завсегдатаи поликлиники молча шарахались от него, как от прокажённого, когда он пытался выяснить у них, кто последний в очереди. Не найдя крайнего, первым у окошка регистратуры этим утром оказался он, Николай Разумов. Получив свой талончик и отойдя в сторону, Коля почувствовал себя совсем нехорошо.

– Мама сказала, что ты зомбей, – прошептал Николаю откуда-то взявшийся мальчишка. – А зомбей надо убивать, – он оскалил свои зубы и, прицелившись Разумову в голову, громким треском пистона выстрелил из своего револьвера.

– У-у-би-и-и-и-ли-и-и-и! – истошно завопила какая-то старуха.

– У него там бомба! Люди, бомба! Бомба!! – закричали наперебой голоса, и все бросились к выходу.

Николай, повалившись навзничь, звучно ударился затылком о пол. В чувство его привел резкий запах нашатырного спирта. Помимо усилившейся головной боли у Николая звенело в ушах, жгло левую щёку и язык, во рту чувствовался солоновато-металлический привкус крови. Першило в горле. Николай не понимал, где находится. Впрочем, он вообще ничего не понимал. Первым, что ему удалось осознать, было то, что над ним склонилась девушка в белом халате. На вопрос, давно ли у него припадки, Николай ответил, что не помнит. Рассевшись на полу, он в растерянности смотрел по сторонам. Джинсы его были почему-то мокрые, на правой руке крест накрест был наклеен пластырь. Девушка в белом халате выпытывала у него фамилию… имя… отчество… дату рождения… домашний адрес… Кроме имени он ничего не вспомнил, потому на все вопросы отвечал одно и то же: «Коля… ничего не помню». А ещё всё тело болело так, будто его переехал грузовик, и ужасно хотелось спать.

– Ну, Коля Ничего Непомню, в больницу поедем? – прогремело над его головой.

– Поедем, – повторил Николай.

– Тогда поехали.

Двое рослых парней в медицинских робах подхватили Николая под руки. Несмотря на то, что в «Газели» было очень холодно, очутившись на каталке, он моментально уснул.

В чувство Николая привёл всё тот же нашатырь.

– Просыпайся, приехали!

Николая заволокли в кабинет и уложили на кушетку. Повернувшись на бок, он пожаловался на подкатившую тошноту. С лязгом из-под кушетки появился облупленный эмалированный таз, который вытянул оттуда обшитый блестящим металлом носок кирзового сапога.

– Если будешь блевать, то сюда, – снова прогремело над его головой, но лица этого человека Николай так и не увидел.

– Ну, давай, выздоравливай!

Вместо ответа Николай свесился над тазом.

Казалось, прошла целая вечность. Головная боль не унималась. Николай вышел из кабинета и заглянул в другой, откуда слышались голоса.

– Извините за беспокойство, – он постучал в приоткрытую дверь.

– Чего тебе?

– Здравствуйте. Вы не могли бы уколоть мне что-нибудь от головы? Очень болит.

– Ага! Знаем мы твою «Шато Мигрень»! Топор тебе, а не укол! Нехрен в пересменку приезжать! Сиди и жди! Если не нравится, то выход вон! Направо! Чучело огородное! И где вас только таких находят, наркоманы-алкаши малолетние, – дверь, хлопнув, закрылась на ключ.

Николай вернулся в кабинет. Тут было так же свежо, как в «Газели». Зато, съёживаясь на кушетке, он окончательно пришёл в себя. Вспомнил, что пошёл в поликлинику, а вот что там случилось, оставалось неизвестно.

Вошёл врач.

– Лежим, – пресёк он попытку Николая сесть.

– Здравствуйте.

– Здравствуй, здравствуй, – ответил врач.

– Ну, Николай, – он заглянул в сопроводительный талон, взятый со стола, – сколько дней пьём? Почему сегодня не выпил? Не успел? – один за другим стал он задавать вопросы, произнося их с какой-то дурацкой интонацией.

– Я не пью.

– Вот если я не пью, так не пью, и меня падучая не колотит, – ответил врач.

– Месяц уже голова болит и рвота. Пил только таблетки всякие – никакие не помогают уже. Пошёл сегодня в поликлинику и вот…

Врач перестал кривляться, лицо его сделалось серьёзным.

– Вам, молодой человек, сколько лет? Восемнадцать есть?

– Есть, – соврал Николай.

– А аллергия на йод есть?

– Нет, не было…

Спустя час врач разглядывал томограммы головного мозга Николая.

– Странно… Очень странно…

Но как это ни странно, в чувство Николая снова привёл нашатырь…

Глава 2

Обряженный в полосатую пижаму, Разумов лежал в гамаке панцирной койки и думал. Внутренние механизмы подсказывали, что было около четырёх или пяти, потому что именно ранние утренние часы всегда как-то особенно располагали ко всякого рода размышлениям. Главное – суметь пересилить себя, свою собственную лень, своё желание поспать ещё часок-другой, тем более в выходной. В общем, главное – проснувшись, не дать себе снова уснуть, принять, по возможности, душ и получить в награду приличное количество тишины. Особенно хорошо подняться часа в четыре утра, ну или ночи – это как кому угодно, главное подняться. К этому времени, как правило, те, кто ночь гуляли, уже спят, а кто спали – ещё не проснулись. Лучше всего сидеть на кухне, заварив чай или кофе и погасив свет. Если погода позволяет, на небе можно разглядеть звёзды, если же их не видать, всегда найдутся какие-нибудь огоньки, по крайней мере, какой-нибудь один огонёк, очень даже может быть, что это кто-то такой же, как и ты сам. Впрочем, не важно, главное, что есть огонёк, за который можно зацепиться глазами, а через них и мыслями. Ты, конечно, волен думать о чём угодно, но лучше, если ты подумаешь о чём-то бесконечном и безмятежном. Да, пожалуй, думать именно об этом будет лучше всего. Теперь можно достать сигарету, любую, из любой пачки, но лучше, если из портсигара, например, из такого, который достался Николаю от отца. Закуривать вовсе не обязательно, достаточно просто держать сигарету в руках или губами, зная, что легко можешь закурить в любой момент, но это совсем не обязательно. И это вовсе не потому, что сигарета навредит твоему здоровью (а она обязательно навредит), а просто потому, что в этом нет никакой необходимости. Табачный дым, конечно, замечательная вещь, но совсем не обязательная. Хотя, раз ты уже закурил, можно и закурить. Для справки, никотин вызывает спазм сосудов, в том числе и сосудов головного мозга, поэтому, если ты некоторое время не курил или совсем никогда не курил, вполне возможно, а скорее всего так и случится, что у тебя, по мимо всего прочего, закружится голова. Это происходит из-за гипоксии, то есть из-за кислородного голодания, которое испытывают клетки твоего головного мозга. Но это вскоре пройдёт. Гипоксия, конечно, останется, но мозг к ней привыкнет. Эта самая гипоксия, как и интоксикация, нарушает, или, так сказать, изменяет работу клеток твоего головного мозга, а значит, изменяет и твоё мышление. Это порой помогает несколько по-другому взглянуть на вещи. Однако, действительно ли помогает, сказать однозначно довольно сложно. Кстати, если из твоего окна до сих пор не видно ни одного огонька, то, пожалуйста, смотри на уголёк сигареты – вполне себе подходящий огонёк. Её можно дальше и не курить, а только смотреть, как она тлеет. Теперь можно попробовать что-нибудь записать, например, стихи. Сейчас очень мало хороших стихов, во всяком случае, среди того, что нам навязывают средства массовой информации. Спасает то, что пока ещё жива книга. Она, пожалуй, второе по своей значимости достижение человечества после изобретения письменности. С хорошей книгой никакая деградация не страшна. Главное, чтобы её не отобрали. Для этого книгу можно спрятать, но только не под матрас, там обязательно найдут. Лучше, конечно, книгу запомнить. Не спорю, это сложнее, но гораздо надёжнее, при условии, что тебе не проломят голову, но тут уж и книга тебе будет ни к чему. Хотя, хорошо спрятанная книга окажется полезна другим, а из твоей разбитой головы они для себя вряд ли что-то почерпнут, разве только индивидуальные особенности строения твоего головного мозга, но большинству это будет не интересно. Впрочем, в качестве наглядного примера того, что голова тоже не самое надёжное место, где можно спрятать книгу, подойдёт. С другой стороны, если книгу спрятать не в одну, а в две, в три, или лучше в тысячу или даже в сотни тысяч голов, то это было бы надёжно. Потому что расколоть разом столько черепов крайне сложно. Но не всегда хорошую книгу можно сразу поместить во столько голов, точнее никогда нельзя. К сожалению, порой проходит очень много времени, прежде чем появляются головы, способные вместить определённую книгу. Порой, сам автор успевает умереть, прежде чем появляются те, кто способны по достоинству оценить его труд. Поэтому, всё-таки, книгу лучше спрятать, а ещё лучше в нескольких местах. Ну, вот и санитары проснулись. Что-то они сегодня очень рано. Но, несмотря на это, слышна всё та же до боли знакомая возня и отборная брань. Да, судя по всему, у них дома нет книг, во всяком случае, хороших. Закончив размышления подобного толка, Николай постарался прикинуть, сколько он здесь уже находится – получалось около трёх месяцев. Говоря словами обывателя, за это время ему сделали кучу капельниц, вкололи не меньшую кучу уколов и скормили горы таблеток – в общем, полечили его, видимо, очень основательно. Правда, надо отдать должное, голова болеть перестала, и запах нашатыря окончательно выветрился из носа. Но причина болезни оставалась для него загадкой.