Дэмьен прислушался, закрыв глаза.

– Все как обычно. Только голова немного болит. Хотя…

Осознание рухнуло, как подкошенная молнией башня. Его Пустоты больше нет. Она наконец-то заполнилась. Это было странно, непривычно и… удивительно приятно.

– Я не ощущаю Пустоту, дядя, – Дэмьен сел и потер виски, с восторгом прислушиваясь к чувству завершенности.

– Зато я ощущаю, – хмыкнул тот в ответ. – Придется снова к ней привыкать.

– Ты не жалеешь?

– Когда речь шла о моей жизни? Ничуть. Просто многое теперь изменится для меня.

Бертран с кряхтением поднялся, и Дэму показалось, что дядя постарел разом на десяток лет.

– Вставайте, хайсит Главный Тюремщик, – обратился он к Дэму и протянул руку. – Для тебя теперь тоже многое изменится, но об этом поговорим позже. Пора возвращаться. Тебе обязательно нужно будет поспать. Вечером встреча с консулом, и, как я понимаю, ты должен быть во всеоружии. Он сейчас в таком состоянии, что любая оплошность может привести к непредсказуемым последствиям.

– Я понял, дядя. Я буду очень осмотрителен.

– Хайсит Тюремщик.

– Хайсит консул.

Дэмьен опустил голову в коротком поклоне и тут же пожалел об этом. Боль вернулась и с новой силой вгрызлась в мозг, как будто собиралась пожрать его целиком. Ему удалось подремать около часа, прежде чем приступы мигрени окончательно прогнали сон. Хмурый Бертран сказал, что это очень необычно. Успокоил Дэма насчет узника – он будет в отключке после перевода по крайней мере двенадцать часов. Взял с племянника слово докладывать обо всем, что с ним произойдет, и откланялся. А еще Дэмьену весь день было очень холодно, несмотря на летнюю погоду и старания доктора Родригеса. Не лучшее состояние, особенно теперь. Как справедливо заметил Бертран, Дэму понадобятся все его силы для предстоящего разговора с правителем.

– Я отпустил слуг. Наливать будем сами. Садись.

Консул указал Дэмьену на кресло у камина, а сам занял второе, через низкий стол, накрытый на двоих.

– Мое особое вино. Как раз для таких случаев, – Консул поставил на стол большую бутыль темного стекла и хмыкнул. – Ты удостаиваешься великой чести, Дэмьен Тюремщик.

Дэм поежился и протянул руки к огню. Разумеется, камин не нужен в апартаментах с центральным отоплением, да еще теплым летним вечером, но, глядя на живое пламя, Дэмьен всемерно одобрял выбор консула. Теперь можно согреться и, задумчиво любуясь игрой огненных языков, не смотреть в прищуренные глаза Квентина Арпада.

– Как прошел перевод?

– Проблем не было.

– Хорошо, – консул до краев наполнил вместительные бокалы. – Выпьем за нового Главного Тюремщика!

Дэмьен поднес бокал к губам, одним махом осушил его и только тогда осознал, как измучила его жажда.

Консул, едва пригубивший действительно превосходное вино, не то удивленно, не то осуждающе покачал головой и продолжил:

– Ты понимаешь, что нам теперь придется очень часто встречаться? Конечно, премьером ты станешь не сразу. Я не могу так рисковать кабинетом министров. Но должность в нем ты, безусловно, получишь уже в ближайшую неделю.

– Я понимаю, – Дэмьен не отрывал взгляд от огня, наслаждаясь теплом снаружи и внутри, – вино оказалось куда крепче обычного.

– Хорошо, – консул снова наполнил бокал Дэма. – Тогда за будущего премьер-министра!

Дэмьен выпил молча и снова до дна: сейчас пойдет настоящий разговор.

– Как ты выжил? – консул смотрел на него сквозь бокал, и вино отбрасывало на бледное вытянутое лицо кровавые блики.

– Случайно.

Дэм не спешил вдаваться в подробности, но, как оказалось, они от него и не требовались.

– А как жил?

– Странствовал. Побывал во всех Коммунах, даже в варварских землях. Был легионером. Недолго. Добытчиком тоже был…

– Наслышан, – консул осушил бокал, задумчиво повертел его в руке, потом снова наполнил. – А что за история с раздачей бесплатного экса?

– Дал обет. За свое чудесное спасение.

– Обет. Не думал, что ты и слово такое знаешь…

– Знаю.

– А ты знаешь, что если бы не узник и не жизнь Бертрана… – руки консула сжались в кулаки. – Знаешь, что я не могу видеть рядом человека, который предал меня!

«Вот мы и добрались до самого главного», – подумал Дэм и осторожно произнес:

– Если вы называете любовь предательством…

– Молчи! Лучше молчи сейчас. Ты, семнадцатилетний сопляк, полгода водил меня за нос, тайно встречаясь с ней. Смотрел мне в глаза, а в душе смеялся над отцом-простофилей, не сумевшим уберечь от тебя дочь? А ведь я когда-то на коленях тебя держал! Ты был единственным другом моего сына. Как ты мог так поступить с нами?!

– Во имя всех несуществующих богов, мне было семнадцать! – Дэм вдруг понял, что вскочил, и быстро опустился обратно.

Слуг консул отпустил, а вот охраны за дверью на роту хватит.

– Мне было семнадцать, – уже тише добавил он. – Я любил Елену. А она любила меня. И восемнадцать ей уже исполнилось, она могла сама решать…

– Решать? Да пусть бы решала! Пусть бы влюблялась хоть в простого легионера, хоть в конюха последнего! Но только не в тебя…

– И чем конюх был бы лучше? – Дэмьен почувствовал, будто слабый ток пробежал по телу, а во рту поселился смутно знакомый терпкий привкус.

– Тем, что не из вашего проклятого рода, – консул стиснул горло бутылки так, будто это было горло Дэмьена, и он собирался его раздавить. – Думаешь, я не узнал? Что она была для тебя «идеальной» женщиной?

– Откуда вы…

– Нашей дружбе с твоим дядей уже много лет, – горько усмехнулся Квентин Арпад. – И все тайны Тюремщиков для меня не тайны. Чтобы помочь обуздать вашу Пустоту, вам нужны женщины. Не обычные женщины, они только сделают хуже. Вам нужны «подходящие» женщины. С которыми вы можете переспать, не опасаясь, что утром от тоски перережете им и себе глотку. А таких женщин, увы, немного. Поэтому консулы и закрывают глаза на то, кого именно Тюремщики берут в жены. Да будь они трижды шлюхами и преступницами, главное, чтобы были «подходящими». Но этого мало. Окончательно вам отказывает разум, когда подворачивается «идеальная» женщина. То есть наоборот. Она так идеально подходит Тюремщику, что он уже не ощущает свою Пустоту и может жить нормальной жизнью. Только не каждому вашему отпрыску такая попадается на пути. Твоему отцу попалась. Твоя мать… Ты хоть знаешь, откуда он ее привез? От варваров! Я тогда смолчал. Это у вас, видите ли, жизненная необходимость! Но когда ты… Когда я узнал, что Елена…

– И что плохого?! – Дэм едва не сорвался на крик. – Чем я вам не угодил? Происхождение, статус, деньги. У меня было все! Лишь на ступень ниже вас, я был долбаный почти что принц! Почему вы не могли отдать мне свою принцессу?! И не надо тыкать моей ненормальностью. Рядом с Еленой я бы навсегда забыл о Пустоте!

– Ты – да. А твои дети? – почти прошипел консул. – Тебе уже не семнадцать, неужели ты не понимаешь, на какие страдания обрек бы ее? Видеть, как твои сыновья, твоя кровь и плоть медленно угасают от грассы, так же как твой кузен, или ежедневно рискуют жизнью, чтобы не сойти с ума, так же как ты сам. Или просто сходят с ума. Ведь ты побочная ветвь. У тебя не было узника, чтобы передать даже одному твоему сыну и тем спасти его от безумия. Не зря в роду Тюремщиков остается только ствол – все боковые ветки просто отмирают. Неужели я мог допустить этот брак? Ваши дети погибли бы у вас на глазах, а вы ничего не смогли бы сделать.

На этих словах Дэмьен застыл. Глаза его потухли, а рука опять потянулась к бокалу.

– И этого оказалось достаточно, чтобы разрядить в меня ваш револьвер? А потом травить в Кольце, как дикого зверя?

– Да, – просто ответил консул. – Если у тебя будут свои дети, ты поймешь…

Ему показалось, что лицо Дэма побледнело еще больше. И чувство жалости, которое он никак не ожидал различить в себе, вынырнуло почти на поверхность. Ненависть давно ушла. Осталась лишь тупая боль, потому что…