– Марк… Грасса сгубила его разум и волю. Он не удержит заключенного даже пару недель. Когда пошли слухи, что ты жив и прячешься в Пасмурной зоне… Я… Это было таким облегчением! Последний месяц агенты Тайной полиции постоянно следили за тобой. Даже сделали несколько снимков. Не слишком удачных. Ты изменился, мальчик мой, и я боялся поверить, боялся ошибиться. Но последнее фото, самое крупное и четкое, мы получили сегодня рано утром. И тогда стало действительно ясно, что ты – это ты.

– Но, дядя, я ведь не учился… Меня не готовили… Я… Я согласен!

– Не ждал от тебя другого, – хмыкнул консул, возвращая Дэмьена в привычный мир. – Забирай его, Бертран. Если он в порядке – утром начнешь процедуру перевода. Ах да…

Консул взял чернильную ручку и, размашисто подписав помилование, протянул его первому министру.

– Если все пройдет хорошо, завтра он ужинает со мной. Нам есть что обсудить. Наедине.

Особняк семьи Тюремщиков располагался совсем рядом с консульской резиденцией, так что долго идти Дэму не пришлось. И это было к лучшему, поскольку силы у него совершенно иссякли: сказывались кровопотеря и предельное напряжение последних дней. Верхний пролет лестницы Дэмьен одолевал с таким трудом, что идущий впереди Бертран остановился, поджидая племянника, и пристально вгляделся в него.

– Что с тобой?

Дэмьен понял, что о его ранении дяде не доложили. Еще бы, в своей гордыне он это тщательно скрывал, не желая показывать слабость. Но был предел даже его ненормальной выносливости.

– Прости, дядя, я…

Дэмьен успел ухватиться за перила и сползти по ним на последнюю ступень лестницы, перед тем как сознание милостиво покинуло его.

Ему снился странный сон. Именно сон, Дэмьен был в этом уверен. Он стоял в своей Комнате и размышлял о том, каково это будет, когда в ней поселится другой. Сможет ли тот, другой, также валяться на кровати под балдахином? Наблюдать за свихнувшимися стрелками на огромных старомодных часах? Смотреть его, Дэмьена, любимые видео? А телевизор? Ведь благодаря телевизору Дэм мог слышать все, что происходит снаружи! И не видел изображения только потому, что глаза его в реальном мире были закрыты. Но ведь теперь будет иначе. Сумеет ли тот, другой (Дэмьен так и не произнес слово «заключенный»), смотреть на мир его глазами? А если сумеет – это будет несправедливо, потому что сам Дэм лишен возможности наблюдать за своим «гостем».

«Значит, нужно это изменить», – подумалось ему во сне. И он, подойдя к двери, начертил на ней указательным пальцем довольной большой квадрат, перечеркнул его вдоль и поперек несколько раз. А потом без капли сомнения, также пальцем, начал стирать внутри каждого маленького квадратика и белую масляную краску, и плотное дерево, пока не протер их до дыр. Отряхнув руки, Дэм пристально осмотрел свою работу – небольшое окно, забранное толстой частой решеткой. «Вот теперь это – настоящая Камера. А я буду при ней настоящим Тюремщиком», – удовлетворенно кивнул Дэмьен и проснулся.

Теплый свет масляного ночника (приказ экономить электроэнергию соблюдался даже высшими) выхватывал в комнате самые разные предметы, оставляя тьму хозяйничать по углам. Два кресла за накрытым к ужину столом, тяжелые темные портьеры на приоткрытом окне, сквозь которое вместе с ночной прохладой пробивался чуть заметный запах дыма от ближайшей котельной. Платяной шкаф, тоже темный и массивный. Его комната. Просто комната в семейном особняке. Как будто и не минуло столько лет. Дэмьен лежал на своей старой кровати под балдахином (!) в тонкой ночной рубашке. Новые повязки держались прочно – дело рук мастера. Старенький доктор тоже жил здесь, как самый настоящий член семьи. Как же его звали?..

– Не пытайся встать, Шер, – вместо старичка-доктора перед Дэмьеном возникло недовольное лицо Эрнандо Родригеса. – Своим геройством ты заездил себя чуть не до смерти.

– Откуда ты здесь взялся, Эр? – пробормотал Дэмьен, укладываясь обратно на пуховые подушки.

– Откуда-откуда… Из камеры.

– ?

– После того как тебя увезли, нас всех арестовали «для дальнейшего разбирательства». Доставили прямо в департамент полиции. Начали допрашивать. Промурыжили до вечера, а потом приехал какой-то хлыщ из кабинета министров и велел мне собираться. От него я и узнал… о тебе. Оказалось, что премьер-министр посчитал меня кем-то вроде твоего личного врача и приставил следить за состоянием любимого племянника. А состояние, между прочим, секту под хвост!

Слушая, как раздраженно бубнит Эрнандо, Дэм с улыбкой начал снова проваливаться в сон, попутно решая вопрос: все доктора такие ворчуны или ему попался уникальный экземпляр?

Как бы то ни было, «уникальный экземпляр» разбудил его на рассвете. Щедро напоил эксом и со словами: «Я там за дверью подожду на всякий случай» уступил место у кровати неслышно вошедшему Бертрану Тюремщику.

– Доброе утро, Дэм. Твой доктор сказал, что тебе полегчало. Но я должен знать, насколько.

– Если ты о переводе, я готов, – Дэмьен постарался придать охрипшему голосу как можно больше твердости.

– Я сказал, что мне потребуется ночь, чтобы определить, готов ли ты. Но это не совсем правда, – Бертран присел на край кровати и погасил ненужный светильник. – Я понял, что ты готов, едва увидел. Не знаю, как жил ты эти годы со своей Пустотой, но сейчас передо мной сильный духом и разумом Тюремщик. Ты удержишь заключенного. О да. Но знаешь ли ты, кого именно собираешься принять в свою Камеру?

– Конечно. Это даже мне с детства втолковывали. Того, кто своим преступлением заслужил вечные муки. Предателя, который погубил человечество, отдав на растерзание сектам, чье имя проклято и забыто.

– Ну-ну, не волнуйся, – дядя успокаивающе потрепал Дэма по руке. – Все было немного иначе. Не все человечество. И не тогда, когда секты пришли. А всего лишь два материка, когда секты уже уходили.

– В любом случае это несколько миллиардов человек…

– Верно, – согласился Бертран. – Но мы не знаем, что на самом деле произошло. Оккупация длилась почти два столетия, и никаких катастроф, катаклизмов и войн при этом не описывается. Потом Северная и Южная Америка взлетают на воздух, а секты покидают Землю и каким-то образом забирают все наши технологии и носители информации. Известно, что наш заключенный приложил к этому свою предательскую руку. Дальше остатки человечества, которые жили здесь в Кольце, переселяются в Город и пытаются выжить под предводительством Первого консула. Остальные, разбросанные по планете, медленно, но верно деградируют до варварского уровня. Затем наш узник убивает Первого консула и за все свои преступления приговаривается к вечному заключению. С помощью устройства сектов (одного из немногих оставшихся на Земле) сознание предателя извлекают из тела и помещают в разум человека, обладающего определенными свойствами. Так появляется на исторической сцене первый Тюремщик. Наш с тобой предок – Ингвар. Без твердой руки Первого консула Город погружается в Темный период борьбы за власть, пока девяносто лет назад группа высших граждан не находит его потомка и не возводит на трон. А мы, Тюремщики, все эти сто пятьдесят лет передаем от отца к сыну сознание приговоренного к вечному заключению.

– Конец новейшей истории, – хмыкает Дэмьен, аккуратно откидывая одеяло и осторожно спуская на пол босые ноги. – Только я не пойму, дядя, зачем цитировать мне учебник для пятого класса.

– Затем, что в этой истории одна за одной идут нестыковки и натянутости. Затем, что мы на самом деле не знаем, что именно произошло. Затем, что я хотел с тобой поговорить не только о переводе заключенного. Консул знает, что наша семья нужна ему. Мы стоим лишь на ступень ниже его рода. Наш долг священен, а почет велик. Тебя не удивляет, что Тюремщики не только всегда премьеры, но и ближайшие друзья каждого поколения консулов. Я и Квентин. Ты и Юлиан. Консулы всегда понимали, что нас лучше держать в друзьях, чем делать врагами. И все потому, что у нас есть то, чего ни у кого нет и никогда не будет. Живой (ну почти живой) свидетель переломного момента нашей истории. Источник бесценной информации…