– Одно позорище! В русских городах бездомные кошки – и те роскошней. Хоромы свои подметай ими, – Хаттори брезгливо отодвинул шкурки прочь.

Сирикоро покосился на ружья, разложенные японцами на бревне рядом с пушниной. В ящике покоились боеприпасы, необходимые охотникам. На другом бревне лежали топоры с американскими клеймами, прочные неводы, упаковки с табаком, изящные деревянные гребни и дешёвая бижутерия. Невдалеке топтались привязанные плотные лошадки с мохнатыми бабками, навьюченные мешками с мукой и консервами.

– Убирай хвосты, показывай головки9, – велел Хаттори.

– Где хвосты? – ответил Сирикоро. – Хвосты вон лежат, я и не спорю, что это хвосты. На подклад сгодятся. А это – головки.

Старейшина потряс связкой шкурок. Рыжеватый мех аппетитно отливал мёдом.

– Это – головки? – вдохновенно возмутился Хаттори. – Старуху свою наряжай этой дохлятиной, ровным счётом ничего не потеряешь. Если продавец искусен в похвалах, значит, плох товар10 Я же знаю, есть у тебя товар получше, иначе ты бы не стал срамиться и устраивать торги, завидев меня ещё на горизонте.

Сирикоро не хотел продавать лучшие меха, которые остались после весенних торгов для нужд утара, но айны нуждались в патронах и муке. Помявшись, он вынес из дома припрятанные шкурки. Хаттори требовательно протянул руку. Шкурки были сняты с крупных животных. Длинный мех шоколадного цвета мягко струился под пальцами торговца. Хаттори ухватил другую шкурку, смолянисто-чёрную, с голубым подшёрстком, с благородной проседью вдоль спины. Среди соболей пламенели червонным золотом и две лисицы.

Пока торговались за каждую шкурку, Хаттори цепким взглядом рассматривал старшую дочь старейшины, которая вышла покормить собак. Мощные зверюги вертелись вокруг неё и толкали сильными боками. Турешмат выпрямилась и вскинула подбородок. «Какая стать! – подумал торговец. – Не будь она айнкой, я бы решил, что она благородных кровей. Такую красоту нечасто встретишь. Её бы умыть, приодеть, да выщипать брови, и с ней можно показаться в хорошем обществе…» Хаттори проследил, в какой дом ушла девушка. «Значит, она дочь Сирикоро. Хорошо».

Торги окончились, когда начало темнеть. Торговцы сняли с лошадей несколько мешков с провизией, а непроданные ружья увязали обратно. В котане осталось пол-ящика патронов, новый топор и несколько украшений для женщин. Такова была стоимость мехов, на которых Хаттори в Штатах неплохо погреет руки. Торговец велел отогнать лошадей в ближайшую деревню, а верховым остаться и ждать на улице вместе с его лошадью. А сам, прихватив мешок, направился в дом старейшины.

Сирикоро любезно принял гостя, пригласив его за низенький столик. Жена поставила угощения: копчёную рыбу, рис, морской виноград. Турешмат при лучине сучила пряжу. Хаттори ещё раз оценил её красоту при слабом неровном свете и вытащил из мешка бутыль с русским самогоном.

– Я доволен торгами, – произнёс он. – Мы оба не остались внакладе. Весной наведаюсь снова. Где чашки? О, японские? Откуда?

– Подарили ваши соплеменники. Давно, ещё до заключения Портсмутского соглашения, – невозмутимо ответил старейшина.

– Мои соплеменники, я смотрю, много чего вам подарили. Верно ли, что при нас, японцах, порядка больше?

– Верно, – важно кивнул Сирикоро, которого ни русские, ни японские порядки не устраивали.

Пришлые люди вели себя, как хозяева. И те, и другие расхаживали по земле, издревле принадлежащей его утару, били зверя, ловили рыбу, валили деревья, не спрашивая разрешения старейшины. И никакого к нему, вождю, почтения. Русские не задавались вопросом, можно ли столько зверя бить зараз, а японцы на земле соседнего утара и вовсе построили свою деревню и распахали землю, согнав с неё зверье.

– Порядок будет везде. Настроим городов, будут у нас больницы и школы, дороги всюду. Ты когда-нибудь поезд видел? А вот как проложим рельсы через твой котан, так увидишь… Шучу я. Давай-ка выпьем за удачную сделку.

Сирикоро сбрызнул палочкой самогон на четыре стороны, задабривая духов, потом выпил. Ох, и крепок, гораздо крепче рисовой водки! Сирикоро крякнул.

– Вот так-то лучше, – одобрил торговец.

Хозяйка сунулась было налить ещё, но Хаттори отогнал её.

– Пусть лучше твоя дочка поухаживает. Да не эта, а вон та, которая нитки сучит.

– Не положено ей, – буркнул старейшина.

– Налить японцу самогону – не положено? – удивился торговец. – Эй, красавица, налей-ка отцу и гостю.

Турешмат бросила настороженный взгляд на отца, тот кивнул. С японцами лучше не ссориться. Девушка подняла тяжёлую бутыль и разлила самогон по чашкам, хотя чашка гостя была почти полной.

– Как зовут?

– Турешмат, – ответила дочь старосты.

– Красивое имя. И голос у тебя необычный, низкий. Пойдёшь за меня замуж?

Турешмат молча отвернулась и ушла к своим ниткам.

– Ладно, шучу я. Хотя не совсем. Выйти замуж за японца – это честь. И родить от японца – тоже честь. Что мрачный такой, Сирикоро? Что заботит? Я вот вижу, огород у вас распаханный. Картошку сажали, да? А зачем сажали?

– Как зачем? Чтоб зимой было что кушать утару, – резонно ответил старейшина.

– Значит, кушать нечего? А почему так, Сирикоро? Что до дна не пьёшь? Обижаешь. Так почему утар до весны без огорода не дотянет? Вон сколько рыбы заготовили!

– Зверя меньше стало. Нельзя его бить, иначе не будет зверя.

– А почему? Почему зверя меньше стало?

Торговец безошибочно попадал в самые больные места, и старейшина, медленно хмелея, становился всё более откровенным. Многие вопросы волновали вождя – вопросы, от решения которых зависело существование утара.

– Русские поселенцы в своё время хорошо к нам относились. Я ещё мальчонкой был – приехала к нам молоденькая девушка, учила детей русскому языку, читать и писать учила. Книжек надарила с картинками. Власти лекарствами помогали. Даже браконьеров наказывали. Тут как-то раз перестрелка была айнов с русскими охотниками. Русские власти своих же и наказали.

– Выходит, русские лучше нас, японцев?

Сирикоро пьяно двинул плечом.

– А кто вас разберёт… Наш утар раньше селился в другом месте. Русские для своих каторжан, у которых срок закончился, отмерили огороды прямо на нашей земле. Мы объясняем: мол, это наша земля, куда нам самим теперь деваться? А они – с чего вы взяли, что земля ваша? Российская, мол, земля. Загнали нас на камни со своими огородами. Нам деваться некуда, земли вокруг заняты другими утарами. Плотно селиться нельзя, иначе зверя не хватит, дикоросов не хватит прокормить всех. Так и пришлось с соседним утаром объединяться, куда же денешься. Всё равно детей меньше стали рожать… Русские лес рубили, пожар наделали, пушного зверя согнали. Ушёл соболь в другие места. А хуже всего – русская водка. Каторжане научили айнов самим её делать. Молодые парни до сих пор спиваются… В лесах бродили какие-то бандиты, приходилось быть начеку. Котан без присмотра не оставишь, надо было отряжать несколько мужчин с ружьями для охраны. А у нас каждая пара рук на счету.

Сирикоро недобро покосился на бутыль с самогоном. Хаттори усмехнулся:

– Мы, японцы, научим вас порядку, которого нет у русских. Приучили ведь вас к чистоте!

– К морю наш утар не пускаете! Теперь в нашем томари11 японская деревня, и нет нам выхода к берегу, где наши предки ловили рыбу. А вот русские власти запрещали своим рыбакам перегораживать сетями наши промыслы.

– Но и налогами обложили вашу рыбку! Наши-то налоги пониже. Всё же мы, японцы – самая продвинутая нация в мире. Что же дочка твоя, ещё не решила стать женой японца?

– Сосватана она, – отвечал Сирикоро непослушным языком.

– А если бы не была сосватана, отдал бы мне её в жены?

– Отдал бы, если бы она захотела.

– Не-е, у нас, японцев, так не принято. Что значит «захотела»? Как отец скажет, так и будет. Эдак дети родителей своих ни во что ставить не будут. Что, не слушается дочка?