Мопсиха, по имени Катя, а хозяйка звала её Кэт, доброжелательно обнюхала пришедших и вновь улеглась на свою кушетку.

Усадив гостей за квадратный стол, на котором стояло блюдо с фруктами, Зинаида начала свой рассказ, основанный на воспоминаниях Пелагеи. Если выбросить лишние мизансцены, он выглядел так.

Пелагея Григорьевна родилась в начале двадцатого века, в семье дорожного инженера Григория и Степаниды Карбитовых, но особого внимания заслуживала её бабушка Ефросинья Степановна.

Фрося была единственной дочерью сотника донского казачьего войска Степана Кулиша. После смерти отца, а умер он в 1913 году, Ефросинья Степановна унаследовала всё, оставленное отцом состояние.

Пелагее Григорьевне было двадцать шест, когда её бабушка Фрося рассказала внучке тайну и передала реликвию, которая хранилась в их семье более восьмидесяти пяти лет.

Реликвией этой, по словам Ефросиньи, была брошь, подаренная князем Николаем Александровичем её отцу Степану, в день венчания в храме на её матери Елизавете. Именно в тот день, станицу Старочеркасскую посетил будущий император.

– Сама я ту брошь не видела, да и на осмотре не настаивала, какой мне интерес, а Пелагея, вдруг заладила, хочу музею передать. Просила меня сходить в музей, чтобы человека прислали, дар её, как положено, оформить.

Род мой прервался, сказала она мне, а племянник пьянь, как и его дядя. Это она про мужа своего, так отозвалась.

– А ты мне говорила, что нет у неё родственников, – заявила Клара.

– Так он и не родственник. Мишка сын сестры её мужа, это Александру Михайловичу он был родной племянник, а ей никто. Правда, называл Агею тётей, а приходил только денег клянчить. Вот мать его Наташа, добрая душа, помогала Агее по хозяйству, окна помыть, в комнате прибраться, но умерла.

Не успела Зинаида договорить, как дверь резко открылась и на пороге, возник очень странный персонаж.

Крупный мужчина с большой лысиной на голове и рыжими остатками волос. Красный нос в форме картошки и пухлые, как запечённая булочка, щёки.

Он был в семейных трусах и майке. Майка серого цвета, в темных пятнах на груди, была явно ему мала. От выпиравшего вперед брюшка, она задралась, демонстрируя оголенную и не симпатичную часть его тела. Лицо лоснилось, а маленькие, едва видневшиеся сквозь узкий разрез глазки, зло улыбались.

– Ничего у вас не выйдет Зинаида Петровна. Я был у юриста и знаю, что у меня прав на комнату больше, чем у вас. Делайте, что хотите, а комната моя. Одна, на двадцати метрах живёт и ещё комнату хочет. Не выйдет. Комиссию она вызвала, да хоть сто комиссий, моя комната и точка.

Рената поняла, о чем говорил мужчина, достала из сумки свое красное удостоверение и мельком показала незнакомцу.

– Я из полиции, по вопросу убийства Пелагеи Григорьевны, а вы решили, что из жилищной комиссии. Придётся с вами побеседовать, я смотрю, мотив у вас был. Хотели комнатой завладеть, не стали дожидаться, когда старушка сама умрёт и подвинули стрелки часов.

Мужчина сделался бурачного цвета, он даже не понял смысл её слов, сказанных шутливым тоном.

– А разве она не сама, какое убийство? Нет, вы меня не путайте, ни о каком убийстве я не знаю.

Он потянул майку за края вниз, пытаясь прикрыть свой стыд.

– Убил, убил! Он давно на комнату глаз положил. Прописал к себе, бог весть кого, чтобы и мою комнату загрести. Только вот, дудки тебе, я на внука всё оформила.

Ошарашенный, неожиданной новостью, сосед выскочил за дверь.

– А что и впрямь мотив,– сказала Клара.

– Мотив есть, только на роль убийцу он не подходит, от страха, чуть инфаркт не случился.

– А кто ещё знал о ценностях?

Продолжила разговор Рената.

– Я отнесла в музей письмо, а через два дня к ней пришёл парень, сказал, представитель. Я его лично впустила и провела к Агеи.

– А Пелагея Григорьевна не сказала, как решился вопрос?

– Сказала, что дело сложное, нужны документы и экспертиза, а денег у музея на это нет. Расстроилась она очень, а через день, как будто, парень тот ей позвонил и сообщил, что нашёлся спонсор и он берёт оформление на себя.

– Не спросили, как прошли переговоры со спонсором, может ещё, кто приходил?

– Приходили, я с ними на лестнице встретилась.

Я к дочери уезжала, правнучку нянчить. Спускаюсь утром в пятницу, смотрю, идут. Парень из музея и с ним мужик. Мужик меня увидел, голову опустил, я тогда ещё подумала, тёмная личность.

– Агея рассказала, как всё прошло?

Не выдержала Клара.

– Говорю же, дома не было, вернулась в субботу утром, скорей собаку гулять. Решила, надо что будет, сама зайдёт, а позже пообщаемся. Вот и пообщались, – тихо закончила Зинаида Петровна.

– А кто с собакой гулял, когда вас дома не было?

– Внук, после работы заезжал, меня только одну ночь и не было, – тихо ответила Зинаида и настороженно посмотрела на Ренату.

– Кроме соседа, с которым мы познакомились, кто ещё на комнату мог претендовать?

Спросила Рената и отвела взгляд.

– Больше, как будто и никто.

Сосед напротив, давно живёт у дочери, в Аксае. Приезжает один раз в месяц, чтобы квитанцию за квартиру забрать. У Ниночки две комнаты и она одна.

Голос у Зинаиды, был удрученный

– Так может, сосед приезжал?

Прозвучал голос Клары.

– Может и приезжал, только я никого не видела.

– А он с Пелагеей, общался?

– Не знаю. Я не спрашивала, а она не говорила. Слышала, у них какой-то конфликт был, правда, очень давно, ещё до моего вселения.

– А что за Ниночка? Продолжила разговор Клара.

– Очень интеллигентная дама, в Университете преподает. Всё лето в экспедициях, не замужем и детей нет.

– А она, в каких отношениях с Пелагеей Григорьевной была?

– В нормальных, соседских. Вот её мать, Катерина Ивановна дружила с Агеей. Они в этом доме с детства жили, подругами были. Только пять лет назад, она умерла, так Пелагея со мной стала больше общаться.

– Надо поговорить с ней, может она, что видела?

Продолжила опрос Клара.

– Так нет её, тишина, не вернулась ещё, – грустным и уставшим голосом, сказала Зинаида Петровна.

– Мы пойдём, пожалуй.

Рената внушительно глянула на Клару, призывая на выход.

– А, что же будет дальше?

Зинаида смотрела на Ренату, вяло, но добродушно.

– Не волнуйтесь, если убийство то будет расследование. Постараюсь в понедельник узнать, что известно следствию.

Она достала ручку и записала свой номер телефона на газете, что лежала на тумбочке у двери.

– Если, что вспомните или узнаете нового, позвоните мне. Хорошо?

В конец расстроенная Зинаида Петровна, кивнула головой.

– Ух, прямо гора с плеч, – сказала Клара, когда они покинули старый дом.

– Ты, как думаешь, убийство или сама?

– Похоже на убийство.

Если ушиб на затылке и лежала она лицом вниз, следовательно, били со спины. Если бы сама упала, тогда ушиб был на лице. При свободном падении, чаще падают на спину или на бок, но не факт. Надо смотреть заключение эксперта, вдруг сердечный приступ. А вот то, что искали что-то, факт. Схожу завтра к Валерию, послушаю, что скажет, потом видно будет.

Кум, думаю, не откажет.

Рената широко и светло улыбнулась.

– Это сколько Ромочке?

Спросила Клара и принялась на пальцах считать возраст.

– Семь месяцев. Там такой, бутуз растёт, весь в отца, – сообщила Рената, не дожидаясь её подсчетов.

Заметив, как на лице у Ренаты проскочила грустная улыбка, соседка спросила:

– А на счёт броши, что думаешь, была?

– Эта версия мне больше нравиться, чем захват квартиры.

Князь Николай Александрович, наследник престола, был в станице Старочеркасской, если мне память не изменяет, в августе 1863 года. Вполне мог встретиться с прадедом Пелагеи Григорьевны и за особые заслуги перед отечеством, наградить его. Возможно, это был орден, а не брошь.

Не знаю, если они хранили это в тайне, то и история об этом умолчит, но если такой подарок был, то ему цены нет и права Агея, место его в музее.