Мой привычный распорядок дня само собой изменился. Для коллег, и особенно для Маши, изменения, произошедшие со мной за последние месяцы, не оставались незамеченными. Они понимающе улыбались, не упуская случая подшутить над моей внешностью. Якобы я стала ярче краситься и лучше одеваться.
Воспитательница, отвечавшая за девочку, вышла в магазин. Эту информацию мне рассказала Маша. Пухленькая, невысокого роста, с добрыми карими глазами на круглом лице, Маша была солнышком нашего отделения. Ее взгляд всегда излучал материнскую заботу и тепло. Не смотря ни на какие невзгоды в ее личной жизни, Маша сияла нежностью и была ласкова к детям, лежавшим в нашем отделении. Она мне напоминала старую добрую няню: всегда готова выслушать и поддержать. У нее в шкафчике хранились разные вкусности, ими Маша угощала маленьких пациентов с разрешения лечащих врачей. Она была якорем нашего корабля спасения: знала обо всем, что происходит в отделении и, конечно, была в курсе того, что происходит и полностью поддерживала меня в этом.
– Марьям, ты в него влюбилась?
Маша была просто уникальным человеком. Она умела подобрать такой тон своего голоса, что в ее присутствии каждый, даже самый скрытный человек раскрывал сердце и рассказывал о своих чувствах.
Рассмеявшись от переполнявшей меня радости, я ответила:
– С чего ты это взяла?
– А ты на себя в зеркало посмотри.
Заглянув в свое отражение, я увидела глаза совершенно незнакомой мне женщины, излучавшие странное и непривычное сияние. В них читалась загадка, смешанная с умиротворением и покоем. Это выражение было несвойственно Марьям Алиевой…
Обычно, когда украдкой я ловила себя в зеркале, я была крайне напряженной, вдумчивой и серьезной. На лбу пролегали морщины от тяжелых мыслей и серьезных решений. Чтобы я усмотрела в своей внешности «сияние»?! Это было из разряда unreal! (Новое слово из словарного запаса Саида.) Внешность моя была весьма обычной и ничем особенным меня не привлекала. Смуглая кожа, карие миндалевидные глаза, черные кудрявые волосы, собранные в тугой пучок, высокие заостренные скулы и полные губы. Немного среди коллег меня выделял рост. Он был выше среднего. Хотя в медицинских пижамах мы все казались одинаково безликими.
Неужели так бывает? Я никогда раньше не верила в подобные совпадения, все казалось слишком идеальным. Где – то должен был быть подвох, но я не могла найти его! Это с одной стороны настораживало, с другой я внушала себе, что по привычке погружаюсь в свое любимое состояние самоедства и поиска чего – то ужасного. Решив не думать об этом, я с головой окуналась в поток событий и… в изучение характера Музыканта.
Саид обожал книги: Стефан Цвейг, Александр Дюма, Жюль Верн и даже Антуан де сент Экзюпери! Неловким голосом он тихо признался, что испытывает восторг от творчества Джейн Остин и Эмили Бронте. И слушает… Адель. А его знакомство с литературой началось в детстве с Маленького принца!
– Мы в ответе за тех, кого приручили, Мари…
Мари… он сократил мое имя и мне это невероятно льстило и нравилось. Так меня еще никто не называл. С его уст оно звучало так изысканно и элегантно. Воображение рисовало меня эмигранткой, оказавшейся в Париже и встретившей там неожиданного соотечественника. Его фантазия постоянно подкидывала мне новые идеи, вдохновляющие расширять горизонты. От него я узнала про то, что в интернете можно найти кучу интересных фильмов и сериалов. Проводя сутки напролет в отделении, я считала это ненужными мелочами и не отвлекалась на подобную чушь.
Но сейчас на меня смотрела какая – то другая Марьям… Мари! Блестящие глаза, улыбающиеся губы, отбросившие свою привычку сжиматься строго и непреклонно, веселые ямочки и яркий румянец.
Маша незаметно вышла из ординаторской. Я осталась одна и провела рукой по своим губам, тихо рассмеявшись.
Переводя взгляд на часы на своей левой руке, я увидела, что на встречу с Саидом у меня осталось меньше десяти минут. Я написала ему на ватсап, что выйду позже. Скорее всего вместе с Соней.
Вспомнив о том, что у меня в отделении лежит тяжелый пациент, я со вздохом отвернулась от своего отражения. Я не успевала с его историей болезни. Необходимо было заполнить кое – какие данные и посмотреть результаты анализов и других исследований для подтверждения предварительного диагноза.
Он поступил к нам неделю назад с тяжелым наследственным заболеванием: апластическая анемия Фанкони. Мы собирались переводить его в Москву. У мальчика было глубокое поражение костного мозга, задержка физического и нервно – психического здоровья. У матери до его появления было два аборта и выкидыш. Ребенок родился от четвертой беременности глубоко недоношенным. Фенотип или внешние признаки были характерными для этой болезни: желтушность лица, пигментация на лице, вокруг рта, на скулах, вокруг глаз. Типичные пятна на коже туловища цвета «кофе с молоком». В анализах выраженная анемия, гемоглобин 63 г/л при норме от 120 г/л. В миелограмме (развернутом описании клеточного состава костного мозга) были обнаружены бласты, ростки кроветворения угнетены. Я назначила ему УЗИ сердца и УЗИ почек. Медсестра должна была привести его после процедуры в отделение. Мне надо было осмотреть его. Послушать легкие, сердце, посмотреть границы печени. Помимо основного лечения ребенок находился на заместительной терапии, мы лили ему гемотрансфузии и купировали тромбоцитопенический синдром. Больница не располагала необходимым оборудованием, чтобы провести НLA типирование и молекулярно – генетические анализы. Я готовила его историю для перевода в клинику Рогачева в Москве.
Заполнив все необходимые графы в истории болезни и напечатав локальный статус, я встала со стола. Теперь можно было бежать к Саиду. Выйдя из ординаторской, я прошла по коридору отделения, и вошла в палату к Соне. Она лежала на своей кровати и смотрела «Ну, погоди» на своем телефоне. При виде меня, она радостно улыбнулась и помахала рукой. Я подошла к ее кровати и села с краю.
– Как себя чувствуешь, малышка?
– Нормально.
Соня сидела, уткнувшись в телефон. Я открыла ее историю болезни и взглянула на температурный лист. Вроде все в порядке. Попросив девочку, открыть рот, я осмотрела слизистую рта. Розового цвета, немного сухие вследствие химиотерапии. Пигментации на теле не было. Кровотечений тоже. – Мы можем пойти к Саиду, если захочешь.
Девочка не заставила себя долго ждать. Натянув на себя теплую кофту и штаны, она достала из прикроватной тумбочки маски и быстренько надела их на лицо.
– Только ненадолго, Сонь.
– Ага!
Соня уже стояла возле входной двери палаты. Нетерпеливый маленький воробушек. Улыбнувшись промелькнувшей мысли, я встала с ее кровати, и мы направились к выходу из отделения.
Когда мы подошли к Саиду, вокруг него еще находилась небольшая группа людей. Дело было к вечеру, и народ постепенно расходился.
Увидев нас, стоявших в стороне от толпы, Саид молча кивнул, давая понять, что заметил нас. Доиграв мелодию, он встал со «своей лавочки» и, низко поклонившись, объявил о завершении сегодняшнего концерта. Люди восторженно хлопали Музыканту, пожимали ему руки, а он благодарил их в ответ. Так постепенно все разошлись. Кто – то из пациентов с ухмылкой посмотрел на меня, мол, понятно, по какой причине концерт прервался.
Наконец, мы остались одни. Убрав свою виолончель в чехол, Саид подошел ко мне и чмокнул в щеку. Мы сегодня с ним не виделись.
– Привет!
– Привет!
Я показала на Соню:
– Мы думали, что ты сыграешь эксклюзивно для нас!
– Обязательно!
Саид громко расхохотался.
– Но вначале давайте немного поболтаем. Сонь, ты не против?
***
Моя маленькая малышка… Моя девочка… Осколок души, сгинувший во мраке небытия. Жгучая боль, разрывающая меня на части – мое второе «Я» …
***
Жизнь бесценна и безгранична. Таинство ее проявлений нельзя передать одними лишь действиями, она неосязаема.
Что такое больной ребенок?
