Как и тех, кто был не за нас.
Ты — дороже пиратских сокровищ!
Я люблю тебя — здесь и сейчас».
Мы всегда будем вместе — я знаю,
И спокойствие бродит в груди.
Одеялом я нас укрываю —
И сбегаем мы от темноты.
Ты смеёшься, когда я улыбаюсь,
И грустишь, когда мрачен и зол.
А когда твоей кожи касаюсь…
В голове лишь сплошной перезвон.
Ночь всегда укрывает от прочих,
То, что нужно оставить в тени.
Но ведь можно поспать хоть часочек?..
Ночью смяли мы все простыни…
Солнце ярко над миром восходит,
Греет ласково в нежных руках.
А меня каждый раз лишь заботит
Только свет в васильковых глазах.
Комментарий к Мы с тобой (стихотворение)
С новогодними праздниками, друзья)
========== Люблю (стихотворение) ==========
Люблю.
Пять букв.
Всё просто и всё сложно.
Люблю.
Тебя.
До невозможного возможно.
Как скрыть мне чувства, что таятся в глубине?
Никак — я знаю, знаю! И шепчу тебе их в тишине…
Забыть?
Никак.
Руки твоей не отпустить.
Уйти?
Куда ж?
Могу лишь боль разбередить.
Я чувства слишком долго прячу в сердце…
О, ты позволь мне заглянуть за мыслей дверцу!..
Возьми.
Любовь.
Я подарю тебе себя — дотронься.
Умри.
Воскресни.
И возьми меня, не церемонься.
Ведь я люблю тебя — люблю, как звёзды любят ночи.
Отринь преграды все, пойми, проснись: открой же очи…
Комментарий к Люблю (стихотворение)
Небольшой эксперимент после прочтения пары стихов Маяковского и учебника по клинической фармакологииXD Смесь адовая ещё та, но мне просто необходило было передохнуть, и вышло вот это)
Думаю, это скорее POV Усаги, хотя читать можно и с позиции Мамору)
========== Утро ==========
…знаете, с чего начинается утро?
Для каждого первые часы нового дня — свои. Кто-то сонный бредёт до ванной комнаты, умудряясь на ходу не врезаться в стены и двери, кто-то вскакивает с первыми нотами будильника и несётся на работу, словно он — живой клубок энергии. Кто-то ещё даже не ложился, а кто-то лениво чешет за ухом кошку и думает, что бы приготовить на завтрак.
Моё же утро делится на две части: в шесть я встаю, чтобы соорудить что-нибудь поесть, поцеловать любимого мужчину на прощание перед работой, потом заваливаюсь и дальше смотрю сны до полудня. И, честно признаться, «первое» утро для меня — самое лучшее.
— Сегодня ты как-то рано, — раздаётся в коридоре голос Мамору, и на кухню заглядывает его мокрая после душа голова. — Неужели Оданго выспалась?
— У меня есть ещё двенадцать часов, чтобы наверстать упущенное, — смеюсь в ответ, оборачиваясь.
Мамору проходит на кухню, быстро целует меня (каждый раз дух так захватывает, что ноги подкашиваются!) и заглядывает в холодильник в поисках сыра для бутербродов. Я же проверяю готовность омлета и, выключив плиту, достаю из шкафчика столовые приборы.
Завтрак пролетает за разговорами о запланированных на день делах. Мы любим поболтать одновременно обо всём, но в то же время ни о чём. Мелочи, наподобие списка покупок или напоминание о вечернем походе в кино, составляют неотъемлемую часть нашей жизни, и мне нравится это. Никогда бы ни подумала, что ради вот этого буду вставать так рано, однако… Я готова пойти против детских принципов, чтобы наслаждаться обжигающими поцелуями, пока мою посуду.
— Эй, а тебе не пора ли на работу? — усмехаюсь я, чувствуя, как руки Мамору прокрадываются под майку. В шутку брызгаю на него, но муж только отворачивается и сильнее обычного кусает меня за плечо.
— Я всё равно раньше всех прихожу, так что иногда и мне можно опоздать, — заговорчески шепчет Мамору мне на ухо и целует в шею.
У меня подкашиваются ноги, и только его родные любимые руки не дают мне упасть. Я разворачиваюсь в объятьях Мамору, и мы целуемся, жадно, как будто в последний раз…
Мне нравятся эти страстные, стремительные мгновения утреннего единения по будням — точно также, как и ленивые перешёптывания в выходные, когда никуда торопиться не надо, и можно долго наслаждаться его прикосновениями. Я люблю каждый день, когда мы вместе. А когда по каким-то причинам Мамору нет рядом — будь то вторая смена или банальная командировка — я люблю его ещё больше и с нетерпением жду нашей встречи, чтобы потом вместе наслаждаться лучами восходящего солнца, что рисует светлые узоры на потолке комнаты.
Я люблю всё это и никогда, ни за что на свете не променяла бы ни на что другое. Это — моя жизнь, и даже за каждое утро, когда мы просыпаемся вместе, я готова отдать жизнь, лишь бы эти моменты не заканчивались.
А с чего начинается ваше утро?..
========== Расскажи ==========
Над их головами шуршала листва, убаюкивая, успокаивая расшалившиеся нервы. Токио — суетливый огромный мегаполис — хоть и был им родным, но порой мысли о него уставали, а душа требовала покоя. В такие моменты они и убегали прочь. Садились в машину, захватив пару-тройку бутербродов, и уносились на железном коне далеко-далеко за город, туда, где шумели вековые деревья, а единственным источником шума был ветер да далёкий прибой.
Они любили устроиться на мягком мхе, подстелив лишь тонкие куртки или лёгкое покрывало, случайно захваченное с собой, и наблюдали за мерным и неторопливым полётом облаков на небе.
Усаги, положив голову мужу на грудь, рассеянно водила пальцами по рубашке, и наслаждалась лёгкими поглаживаниями мужской ладони по спине. Мурашки табунами пробегали по коже, и Усаги, выгнувшись, словно кошка, льнула к Мамору и довольно жмурилась. Муж наблюдал за ней из-под полуопущенных ресниц — мысли его хоть и витали далеко, но всегда сводились только к любимой жене.
— Мамо-чан, — Усаги подтянулась чуть выше, чтобы заглянуть глаза Мамору.
— Ммм?
— Расскажи мне чего-нибудь, — улыбаясь, попросила она и снова устроилась у него на груди. — Не важно, что, главное — просто расскажи. Да хоть как вы в прошлом столицу Терры от захватчиков лишь впятером освобождали, проникая в город по подземным стокам!
И Мамору, негромко посмеявшись, начинал рассказывать. Истории эти были знакомы им обоим — не раз и не два пересказывались как и в этой жизни, так и в прошлой, когда Эндимион, перепачканный в порохе, проникал в покои принцессы, и они, прячась под покрывалом, перешёптывались до самого утра. Или, бывало, сидели у камина, грея отмороженные в горах Нептуна пятки, и пили тёплый глинтвейн — безалкогольный, конечно же.
Многое изменилось с тех пор, но одно оставалось всегда неизменным и постоянным: что Серенити, что Усаги с восхищением наблюдали за своими любимыми, слушая родной голос и наслаждаясь его приятным баритоном.
— Ты очень интересно рассказываешь, — мурлыкала она после каждой новой старой истории.
Добродушно усмехаясь, Мамору поворачивался на бок и несколько длинных секунд вглядывался в лицо жены, словно хотел досконально изучить каждую родинку, каждую черту, увековечить это в памяти, чтобы в будущем, если он — мало ли — ослепнет или — не дай бог! — лишится этого каждодневного чуда, то сможет хотя вспоминать её и не быть таким уж одиноким. Но для полноценного счастья ему нужна живая Усако — настоящая, тёплая, такая любимая и светлая, которая всегда рядом с ним, несмотря ни на что.
— Ты уже раз сто слышала всё это, — улыбаясь, говорил Мамору, ласково заправляя за ухо выбившуюся из причёски золотую прядь.
— Ну и что? — зевала Усаги, лукаво поглядывая на мужа. — Мне всё равно нравится. Это ведь ты.
На такое у Мамору не находилось внятного ответа, поэтому единственное, что он мог — это наклониться к жене и поцеловать её так, чтобы она и без слов всё поняла. И Усаги понимала. Обхватывала его шею руками, притягивая ближе, и помогала доказать, что окружающая их действительность — не сказка, и они в самом деле вместе. Что смогли пройти длинный путь лишений и взлётов, не потеряли и нашли в друг друге истинное счастье.
