Домовые – это не просто идеальный содержатель дома, это и есть сам дом. Выражение, что у стен есть глаза и уши, не на ровном месте родилось.

Из-за этого я еще больше переживала.

А вот Миртл была непозволительно спокойна, ее не волновали даже менталисты, которых в академии было пруд пруди. Неважно, что мои мысли могли прочесть, и тогда все пропало.

– Меньше паники, – утверждала она, пока я собирала остатки наших вещей. – Не было еще такого менталиста, который бы прочел фею.

– Много ты знаешь… – бурчала я.

Еще в кабинете у Мефисты я едва не поседела, когда самодовольный блондинчик пригрозил залезть в мою голову. Я все же не фея, у меня защиты нет.

И вот теперь я стояла в выделенной мне комнатушке и осматривалась.

Мефиста не преуменьшила, когда сказала, что мое новое жилье «так себе». Голые каменные стены, сырость, окошки размером с форточку и те на уровне земли.

Я подошла к ним ближе, выглядывая наружу.

Пейзаж за окном был унылейшим: лысая трава, зачахшая без солнышка, кривые деревца – все это дополнилось возгласом Миртл.

– Мрак! – резюмировала она. – Ощущаю себя в склепе. Пчих!

– Привыкай, – ответила я, стараясь запихнуть феечку обратно в карман. – Ты что, не слышала? Комендант принадлежит Дому Греф. Сиди тихо.

– И не подумаю. – Она впилась в мой палец своими крохотными ноготками и выпорхнула наружу. – Хоть Греф, хоть гном. Плевать.

– Но ведь услышит же. – Я покосилась на каменные стены. – Ты же в курсе, на что способны домовые…

– Главное, они не в курсе моих… – феечка оскалилась и перелетела на одну из двух свободных кроватей. – Да уж, на перине тоже сэкономили.

– И какие же у тебя способности? – поинтересовалась я. – Я что-то тоже не в теме, хотя знаю тебя уже не первый год. Фигурное витание над цветочками? Повышенный надой нектара?

Миртл фыркнула и закинула ногу на ногу.

– Знаешь, почему нас признали существами повышенной опасности? – тихо спросила она.

– Потому что, когда вы роитесь, то сносите все на своем пути. Говорят, с прошлого роения прошло сто пятьдесят лет, тогда вы уничтожили почти весь урожай овса на континенте.

– Какая катастрофа… – зевнула Миртл. – Овса у них не было… Ужас-то какой! А вот то, что магия почти у всех пропала, умолчали. Засекретили, сволочи. А нас в Предгорье сослали, на самый нелюдимый клочок континента. Пустили миф, что мы теплолюбивые и можем жить только на юге. А на деле что? Я разве мерзну?

– В смысле магии не было? – Я впервые про это слышала. – Я тебя много лет знаю и все же оборачиваюсь.

– Это физиология. – Феечка принялась глубокомысленно разглядывать свои коготки, словно примеряясь: наточить их посильнее или и так сойдет. – Вот кто в Предгорье живет: оборотни, гномы, феи, стихийники – наша магия природная, живая. А все эти домовые, артефакторы, менталисты – они противоестественны своими вмешательствами. Вот разве наши предки жили в домах с удобствами? А залезали без спросу друг другу в головы? Творили предметы, изменяя другие?

– Ну, допустим, нет, – задумчиво кивнула я.

– Вот и я о том же. Есть магия природная, а есть как у них – насильственная над естественным ходом вещей. Вот такая рядом с феями не работает. Мы как магический обнулятор: там, где фея, ничего работать не будет. Как тебе такое, Габриэль?

Я сощурилась в неверии.

– И про это никто не знает? – нахмурилась я.

– Почему никто? Я же тебе рассказала. – Миртл зевнула. – Наверняка еще кто-то в курсе – профессора какие-нибудь старые, но им необязательно знать, что в академии теперь живет фея. Мне прабабка рассказывала, что среди менталистов даже ввели запрет на употребление нашего меда. Еще триста лет назад они его ели на завтрак, обед и ужин – он увеличивал силу, пока побочку не обнаружили. Если пережрать, – фейка пакостно хихикнула, – способности исчезают. Представляешь? Хоп, был менталист, а стал пустышкой. Поэтому они и боятся нас, и держат подальше от больших городов.

– Ну я же не ты, – не могла не заметить я. – Мне по академии перемещаться – кто угодно прочтет.

– А кто свалился в пять лет в чан с медом? – напомнила Миртл неприятное обстоятельство из моего детства – собственно, тогда мы и познакомились. Я после того случая три недели провела без сознания. – Ты его тогда так нахлебалась, что он у тебя до сих пор по венам пульсирует. Спорим, все эти мозгокопатели об тебя зубы сотрут?

– Даже проверять не хочу, – мрачно пробурчала я, потому что звучало это как вызов для этих самых мозгокопателей.

Взломай головушку одной никчемной крыске – чем не тренировка для способностей.

– Опять же, я сюда не вредить приехала, – продолжала Миртл. – Я просто хочу нормальной жизни в обществе. Радиус моего «отрубательного» эффекта небольшой, как раз хватит на эту комнатку, чтобы никакие стены за нами не подглядывали. Так что расслабься, Габриэль…

– К нам вообще-то подселят соседку, – напомнила я, скашивая взгляд на вторую кровать. – Ей тоже предложим расслабиться?

– Решим проблемы по мере их поступления, – спокойно ответила фея. – Так что бояться совершенно нечего.

– Как же у тебя все просто, – вздохнула я, понимая, что легко точно не будет.

С такими подругами и врагов не надо.

Вот чует мое сердечко, вляпаемся мы, как пить дать вляпаемся.

Рэкшор

– Какая еще академическая форма? – Артемиус смотрел на меня непонимающе. – Что еще за безумная идея? У нас нет на это финансирования.

– Я готов лично проспонсировать нововведение в качестве подтверждения моей лояльности, – улыбнулся я. – Вы же хотели, чтобы я перевоспитался. Так вот, я даже активно включаюсь в процесс. Сами посудите: социальное неравенство, с которым все так активно принялись бороться, это не только система Домов. Это и финансовая пропасть между высшей знатью и обычными гражданами. Достаточно выйти в коридор академии, чтобы это понять: у одних одежда стоимостью тысячи льинов, а у других обноски, которыми только полы протирать. Мы должны уравнять наших студентов.

– Это не уравнение, – протестовал ректор. – Это унижение представителей Домов Вивьерн и других. Обрядить всех в одинаковую одежду!

– Вы зашорены, – осклабился я, припоминая одну из фраз, которую еще недавно применяли в мой адрес. – Если хотим равенства, нужно начинать с малого. Хотя бы с формы. Вот взгляните. Я уже вызывал своего личного портного, чтобы тот накидал эскизы.

Положив на стол ректора с десяток листов, на которых красовались наброски будущей формы, я принялся ждать.

– Идея, конечно, неплохая, вашему отцу наверняка придется по вкусу, – перебирая модели, произнес Артемиус. – Но что это, мешки для перевозки репы?

– Это плащи, платья, брюки, рубахи… – принялся перечислять я. – Я специально попросил модиста не изобретать сложный крой. Форма должна быть простой, без излишков, чтобы изготовить ее в кратчайшие сроки. Никаких вытачек, декольте, рукавов с фонариками и прочих красивостей, подчеркивающих половые признаки. Все строго. Я даже разработал цветовую дифференциацию для факультетов. Зеленые – природники… Красные – огневики…

– Оставим серый, – мрачно перебил Артемиус. – Выравнивать так выравнивать. Преподавателей тоже переоденем?

Тут я задумался: если это та небольшая плата за то, чтобы у одной крысы не осталось даже упоминания о запахе меда на одежде, я согласен.

– На ваше усмотрение, – миролюбиво заметил я. – Так что? Вы одобряете?

Старик задумался…

И думал так громко, что грех было не прочесть: Артемиус хотел откатов… У этого прохвоста все измерялось золотом.

Значит, дадим то, что он хочет.

– Впрочем, заказ на пошив можем отдать любому модисту по вашему усмотрению, господин Артемиус. Наверняка у вас на примете есть знакомые специалисты. Я оплачу любой выставленный счет.

Уходил я из кабинета ректора, потирая руки от удовлетворения. Мне не было жалко денег: зачем жалеть то, чего у тебя в избытке настолько, что не потратить за целую жизнь.