Постоянное ощущение того, что я хожу по самому краю, изматывало, и я поспешил отпустить мужиков, едва они под моим руководством вернули вертикальное положение самолету. Хвост, обнаруженный поблизости, теперь торчал примотанный на крыше моего летающего сарайчика. Самое удивительное, что это чудо-сооружение было еще вполне способно летать – правда, с большими трудностями. Мне удалось восстановить настройки движителя, действительно пострадавшего от удара сосульки, и теперь пепелац не вертелся боком в воздухе. Вертикальный привод и раньше не пострадал, благополучно пережил падение, поэтому высоту я мог набирать без проблем. Теперь же мне удалось вернуть и горизонтальную тягу. Однако с обломанным хвостом самолет лишился главного – маневра. Предстояли перелет к моей скале и посадка на разбитую крышу на аппарате, который не мог поворачиваться, – та еще задачка. К счастью, сам привод, расположенный на окончании хвоста, не пострадал, и я рассчитывал, протянув пару тяг – банальных тонких бечевок, добиться управления рысканьем с их помощью, в точности как древний извозчик, попеременно натягивая то левую, то правую вожжу. Пришлось потратить довольно много усилий, чтобы хвост на крыше был закреплен достаточно жестко, тем более что к тому моменту я остался на подсыхающем обрыве совсем один.

Дождь закончился. Длинный день Мау все тянулся и тянулся. Скелле вместе со своим отрядом давно исчезли за далеким изгибом обрыва. Совершенно измотанный, я уселся на днище кабины, собираясь поесть, но обнаружил, что сил не осталось даже на это. Накатило. Я таращился на ставший привычным инопланетный пейзаж и чувствовал себя совершенно счастливым. Я вновь был сам по себе, снова моя жизнь зависела только от меня. Ушло куда-то на время липкое чувство долга и обязательств – не до них, когда банально борешься за выживание! И одновременно пришло ощущение свободы. Лететь на скалу или ночевать прямо здесь, на обрыве, – решал только я. Захочу, откинусь на спину и засну прямо здесь. Храм подождет – ему не привыкать. Семья далеко, и это не изменишь.

Пришлось сделать изрядное усилие, чтобы не поддаться наваждению. Разум не хотел успокаиваться, диктовал, нужно сменить место – неважно, добраться до обрыва или просто перелететь куда-нибудь. Тело требовало покоя и отдыха. Победил на этот раз первый, и я, вздохнув и отложив так и не начатый запоздалый обед, полез за рычаги. Подергал вожжи – пепелац, окончательно приобретший вид сарайчика на подпорках, чуть дернулся, скрипнул привязанный на крыше обломок хвоста. Похоже, работает.

От земли самолет оторвался легко и охотно – все же лыжи из неведомой мне плотной древесины весили изрядно. Вбок не тянуло – значит, удалось вернуть привод на место. Я завис метрах в десяти, уставившись на колышущуюся напротив стену деревьев. Выдавленный мной сегмент остекления зиял пугающей дырой прямо под ногами. Босые пальцы ног, торчащие из сандалий, щекотал легкий сквозняк, и высота казалась ощутимой физически. Я потянул за правую вожжу – самолет охотно качнулся и начал, ускоряясь, разворачиваться на месте, одновременно почему-то слегка сдвигаясь назад. Я торопливо, но по возможности аккуратно потянул за противоположную тягу. Вращение удалось остановить – видимо, чебурашка движителя в хвосте, на мое счастье, охотно занимала привычное нейтральное положение. Одновременно утих и дрейф на корму. Самолет, немного плывя, развернулся к северо-западу, лес и обрыв пропали из вида, распахнулось холмистое море у подножия, и я решил, что лучше экспериментировать с тягами, имея какую-то скорость, – так машина сама будет стремиться выровняться, и сдвинул рычаг горизонтальной тяги.

Полет, поначалу показавшийся несложным, вымотал до предела. Отсутствующая часть остекления вкупе с хвостом, привязанным к крыше, сделали аэродинамику нестабильной – стоило прибавить скорости, и машина начинала вилять и раскачиваться. Хорошо еще, что я быстро приноровился править вожжами, а те, несмотря на архаичное исполнение, не подвели, правда, и я старался использовать их как можно реже. В результате до скалы я добирался едва ли не столько же времени, сколько на это потребовалось бы пешком. Вид утеса вызвал сильное чувство дежавю – казалось, что я предвидел все это. Разум отказывался признавать, что уже был тут сегодня и вполне мог никуда и не летать, в результате оставшись с целым самолетом и сэкономленным морем времени, которое теперь болталось между этой скалой с уже утихшим пожаром и той, мимо которой я так опрометчиво пролетел несколько часов назад. Как бы то ни было, надо было садиться.

Все-таки это другая планета. Подсознательно я ожидал привычного запаха потухшего пожара, отдающего копченостью, который надолго пропитывает всех и все рядом с потушенным кострищем, и совсем не предполагал, что древесина из местной растительности, обгоревшая и затушенная дождем, будет пахнуть ароматическими палочками из азиатского массажного салона. Самолет устало замер, почти прижавшись к скальной стенке на чудом уцелевшем ровном участке. Рядом из обугленного провала топорщились мрачным хаосом разломанные и как будто изжеванные почерневшие доски перекрытий. Уцелевший кусочек лестницы, когда-то служивший подъемом на крышу, нырял прямо в эту неаппетитную черную мешанину. Я добрался, посадил самолет, но сил на что-либо еще уже не было. К тому же, хотя местные сутки и длиннее земных на целых четыре часа, но и им, похоже, приходил конец – смеркалось, и я понимал, что скоро и очень быстро стемнеет. Измотанное тело требовало одного – быстрого перекуса, еще более стремительных санитарных процедур и сна – прямо здесь, на привычном и родном полу летающего сарайчика. Вот только прикрою окно в носу уцелевшей пластиной прозрачного пластика, заткну дыру в хвосте – и все!

Снился храм. К счастью, снился в буквальном, традиционном смысле. Я отчетливо понимал, что эти обрывки невнятного общения, засевшие в мозгу, – клочки сна, не успевшие покинуть его, когда порыв ветра, прорвавшийся через многочисленные щели и дыры в обшивке, заставил проснуться, ласково погладив лысую голову. Некоторое время лежал, слушая шорохи и бессмысленно таращась на крашеный красным шарик с одной глубокой бороздкой по окружности, спокойно валявшийся на полу рядом с моей головой. Раздвигая мутные полотнища сна, в голову протиснулось осознание реальности – это же кристалл соли, переживший бой, крушение, полет на разбитой машине и дождавшийся хозяина, чтобы подарить мне возможность творить тепло – от простого разогрева завтрака до точечной сварки. Я рывком сел и схватил находку, как будто она могла сбежать. Возбуждение прошло, утащив упирающиеся остатки сна. Воспоминания о нем, о храме разом потеряли вкус и запах, выцвели и стали стремительно испаряться. Свежий ветерок с ароматом благовоний гулял по кабине, за окном виднелось светлеющее небо с далекими разрывами облаков на западе. Хотелось есть и пить, но вместо этого я тщательно осмотрелся и, к своему удивлению, без труда нашел еще два шарика – сода и гипс, белый и синий, две бороздки и волнистая насечка, возможности для меня творить импульс и потенциал. Настроение стремительно улучшалось – я жив, здоров, без труда могу изобразить мага, плюющегося огнем и молнией, швыряющего предметы и врагов, и я в месте, полном скрытых маленьких роялей, как игрок в разрушенной башне древнего волшебника. И не важно, что эти музыкальные инструменты я сам заботливо копил и собирал здесь – начинается новая игра, а у меня уже есть бонус для лихого старта. Сожаления о безрассудном преследовании, бое и пострадавшей корзинке воздухоплавателя не было – что было, то было!

Площадка встретила веселым теплым ветерком, светлым небом и ароматным хаосом разбитой в хлам мастерской. Я никогда не интересовался экономикой древнего Мау, но, так или иначе, товарно-денежные отношения, и их главное выражение – универсальный эквивалент, а попросту – деньги, присутствовал на планете в полной мере, и не хуже, чем на Земле, мог творить чудеса. Свои сбережения я не доверял местным банкам и благоразумно не хранил в доме, а скрытая расщелина, приспособленная мной под сейф, не должна была пострадать, так как находилась в стороне от главного удара. Так и оказалось, и десять минут спустя мое настроение еще более улучшилось – главный рояль покоился именно под тем камушком, который я для него и выбрал. Сумка, памятная по моим приключениям на востоке, ждала меня на месте, почти не похудев. Насколько я теперь ориентировался в местных ценах – сумма была более чем достаточна для найма морской яхты и заокеанского вояжа. Более того, я мог бы заказать постройку и собственного судна, однако на его содержание точно денег уже не хватило бы. Пришлось бы ставить его на прикол и гордо обитать там в одиночестве – без экипажа и капитана.