Хороший массажист

Кощей любил хороший массаж. Казалось бы – что там мяса на его тысячелетних костях! – а вот поди ж ты – любил размять хорошенько плечи, спину, бедра и икроножные мышцы. Но завести себе штатного массажиста не мог.

Было на то две причины: явная, так сказать официальная, и тайная. Явная заключалась в том, что не было в тридесятом царстве мастеров массажа. Приходилось выписывать их из внешнего мира, а с этим были связаны различные препоны. Во-первых, как объяснишь какой-нибудь тайке или венгру, куда он попал и кого разминает? Во-вторых, бумажных денег Кощей не признавал, а с золотыми да серебряными возникли бы проблемы уже у нанятой им персоны. В-третьих, не станешь же всем показывать тайный ход, который ведет в тридесятое? Ходов этих было великое множество и поставить на каждом из них надежную стражу не было никакой возможности.

Но самое главное было не это – со всеми этими трудностями древний колдун мог бы совладать, если бы захотел. Главное было в том, что заведи он штатного массажиста, и со временем тот примется болтать. Начнет сравнивать стати шкоды октавии и нисана джука. Заведет бесконечную беседу о бабах, которые в него влюблялись, как кошки. Расскажет тридцать три верных способа заработать миллион, вложив всего десять тысяч. И так далее, и тому подобное. А болтать зазря Кощей не любил. И в конце концов, он же нанимал за свои деньги – за немалые свои деньги! – специалиста, чтобы тот размял его мышцы, а не мозги. «Мозги у меня и так хороши, и достаточно тренированы» – думал себе Кощей.

Поэтому на массаж он ходил исключительно инкогнито. Притворялся заезжим иностранцем, ничего кроме слов «лягте», «повернитесь» и «встаньте» на любом из языков земли (Кстати, известных ему в совершенстве) не знающим. А под приятную расслабляющую музыку, пока умелый мастер или мастерица растирали его теплыми камнями, топтались по нему голыми ногами или мяли крепкими пальцами, Кощею так хорошо думалось. О всяком таком, душегреющем…

Обычное утро, необычный гость

А о душегреющем как раз не думалось. Мысли шли чередой все тяжелые, грустные и философические. Философию Кощей, как сказочный персонаж, не уважал. По философии выходило, что вовсе он не выдающийся маг, великий государь и гениальный сутяга, а воплощение темных сил, угрожавших в древние времена восточным славянам. Темной силой себя Кощей не считал. По правде сказать, и все его тридцать четыре воспитанницы, так удачно выданные им замуж, и многочисленные их дети тоже так не считали. Для них он был добрый дедушка Кощей, не без странностей, конечно, но ведь все старики со странностями.

Думалось же Кощею вот о чем. Этим утром, едва он съел свой обычный салат из тертой моркови (без сахара и сметаны) и паровые биточки из зайчатины, запив все это свекольно-сельдерейным соком, как в дверь постучал расторопный слуга (других слуг Кощей не держал) и объявил, что в кабинете его дожидается странный посетитель. Старый колдун не стал допытываться, в чем заключается странность гостя и поспешил увидеть все собственными глазами.

Гость был, действительно, необычный. Начнем с его внешности. Ну, невозможно же одновременно быть прекрасным принцем, сморщенным старцем и еще каким-то неопределенного вида субъектом явно криминального происхождения? А гость был одновременно и те, и другим, и третьим. Вот только что на Кощея смотрел грустный темноволосый юноша с прекрасным строгим лицом, как прямо в лицо чародею усмехается прожженный урка. А стоило сказочному царю моргнуть, как наглый взгляд преступника сменили пустые бессмысленные бесцветные глаза глубокого старика.

Кощей заинтересовался.

Он вежливо пригласил гостя садиться и предложил ему чаю.

– Какой пожелаете: черный, зеленый, травяной? С восточными сладостями, с медовиком, с сухофруктами?

Гость пожал плечами и пожелал мятного с донниковым медом.

Потом долго грел руки о бока чашки, от которой поднимался душистый пар, прихлебывал маленькими глоточками, и все не торопился рассказать, что же привело его к именитому магу. Другой бы на месте Кощея совсем извелся, но за тысячелетнюю жизнь мой герой повидал всякого и разучился торопиться.

Допив чай и оставив чашку в покое, гость потянулся, хрустнув костями, и сказал голосом, в котором соблазнительные бархатные нотки сменялись гнусавой скороговоркой и невнятным бормотанием:

– По правде сказать, я не верю, что Вы мне можете помочь. У меня сложная проблема.

– А ко мне с простыми проблемами и не ходят, – сухо заметил Кощей.

– Видите ли… Я потерял лицо. Впрочем, вы, наверное, уже заметили. И голос тоже. Речь я пока могу контролировать, но все чаще замечаю, что мысли формулировать точно становится сложно. Например, вчера я подумал было: «Восхитительно!», а во рту вдруг закопошилось совсем другое слово, мерзкое и склизкое.

– И давно Вы потеряли лицо?

– Сам уж не понимаю. Иногда мне кажется, что все началось семьдесят лет назад, иногда – сто, иногда… Иногда я думаю, что у меня никогда и не было своего лица, а только маска. И это мучительно так думать! Ведь я еще так молод!

– Сколько же Вам лет?

– Всего лишь триста с небольшим.

– Для человека это возраст солидный.

– Но я не человек. Я – город.

О городах

Кощей прекрасно знал, что у каждого уважающего себя города должно быть лицо. Если город не умел стать самобытным, если он не обретал характер и душу, он был обречен. Множество городов строилось на земле и разрушалось, не оставив и следа, потому что так и не сумело создать своего лица. Триста лет прожить для города не так и просто, честно сказать. Кощей предупредительно кашлянул, нарушая затянувшуюся тишину, и мягко сказал:

– Я все-таки склонен думать, что лицо у Вас было. Оно и сейчас есть, и весьма оригинальное. Но прежде всего позвольте узнать, с кем я имею дело? А то, знаете ли, я так редко бываю во внешнем мире и в лицо мог бы узнать разве что Рим или Нью-Йорк…

– Я – Санкт-Петербург, – грустно сказал посетитель. – И придется добавить – тот, что в России.

– О!

Да, задачка и вправду была сложной. По правде сказать, Кощей и не думал, чтобы такой славный город мог потерять лицо.

– Увы, – кивнул посетитель, бывший в этот момент юношей. – Я слишком долго не придавал значения. Мне казалось, я просто меняю маски, а под ними я все тот же. А теперь… Теперь я то и дело слышу: «Я представлял себе Петербург совсем по-другому!», «И вовсе нет в нем ничего особенного!» и даже: «Жалкий закос под европейские города». Я в отчаянии!

«Есть отчего быть в отчаянии» – подумал маг, а вслух предложил гостю еще чайку.

И пока все повторялось снова – и нервные пальцы города, сжимающие горячую чашку, и мелкие глотки, и аромат меда с мятой – Кощей сообразил, что договор в этом случае заключать никак нельзя. «А то напишешь: мол одна сторона обязуется заплатить, а другая сторона обязуется предоставить и обеспечить, а ну как другая сторона как раз не сможет ни предоставить, ни обеспечить.

– Знаете что, – радостно воскликнул бессмертный старик, – голубчик, мы с вами давайте без церемоний! Без этих соглашений, задатков и прочих фанаберий обойдемся! Я вам так попытаюсь помочь, по дружбе и взаимному расположению.

– А поможете?

– Постараюсь помочь, – убедительным тоном сказал Кощей, избегая, однако, обнадеживать необычного гостя.

Должок

Кощей редко делал одолжения. Но уж если делал, должников своих хорошо помнил, и долги неизменно истребовал. Сам же одолжался охотно и так же охотно оказывал встречные услуги. Правда иногда кредитор сам не рад был возврату денег и всячески уклонялся, и отнекивался, но все напрасно – Кощей обычно выдвигал в качестве аргумента старинную поговорку «Долг платежом красен» и платил с лихвой.

От того ли, от чего другого ли, но среди близких соседей великого мага распространился слух, что уплаченное тебе царем тридесятого следует немедленно спустить на добрые дела, а если получил нематериальные блага, то тут уж следует благотворительствовать без устали. А иначе… – шептались водяные и бабы-ёги – иначе пропадет у тебя волшебная сила, исчезнет из твоей жизни счастье и даже весна будет тебе не в радость, а в тягость.