* * *

– Что ты знаешь о смерти, девочка?! – Веничка всё вглядывался в новую знакомую.

«Хм… Девчушка совсем… Косички почему-то разные… И банты разные по форме и по цвету… Хм» – подумал воскресший.

– Вот время сейчас сытое, а от чего же души умирают от голода? – Веничкино любопытство к девчушке возросло. Он даже задал «взрослый» вопрос.

– Я знаю ничего обо всём… И всё ни о чём… Этого, я думаю, достаточно? Ещё мне интересно выиграть у тебя…

– Что… выиграть? У меня ни х.., ничего нет… Чемоданчика тоже…

– Мы – мастера филоложества! Не словоблудия, а мудрословия! И только кусок идьёта не видит глубины и обширности наших весёлых фразеонелогизмов…

– Да? Это меня устраивает! Я, зуб даю, выиграю! Спор – на бутылку «Хереса»?

– С вас «Шабли»…

– Э-э-э… А кто это вон там? В окнах того поезда? Это наш поезд! Я не хочу людей! Ни воров, ни депутатов, ни интеллигентов.

– Ха! Играем: вороватый интеллигент-депутат… Ха, небывальщина-бездельщина! Ура… Ладно – потом… А какие люди тебе симпатичны? Ну, кроме умных девочек с разными косичками…

– Те – Веничка опустил седую чёлку и задумался – …что похожи на утёсы, одиноко и растерянно стоящие… Край… Обрыв… С глубокой трещиной слева. Или как волки, воющие на луну… Бездонные, с взволнованным сердцем!

– Утёс утёр нос… И волк умолк… – виновато прошептала Алиса.

– Не хочу сейчас болтовни…

– Да я всё ведь понимаю… Как ты! Таких мало… Но там, в том нашем поезде только «утёсы», «волки», «черепахи», и…

– Хорошо. Но далеко ли они едут?

– Этой ночью из Петушков все поезда следуют в Зазеркалье! Разными маршрутами…

– Хм… Маршруты… Жандармское словечко… Жизнь – это заболевание и дорожка к смерти начинается с самого рождения… Важно лишь помнить, что…

– Что уж лучше умереть, когда хочешь жить, чем жить, когда хочешь умереть… Почему же, Веничка, «жандармское»?… Нормальное… Дааа… Отделали они вас… Растерзали… Но ведь свободен лишь тот, кто потерял всё, ради чего стоит жить – в тени стоял мужчина с лошадиным выражением лица, в шляпе «на панаму» и с поднятым воротником пальто. Правая бровь его тоже была приподнята вечным удивлением и растерянностью. Но растерянностью сильного человека… И сильно пьющего… – Я, позвольте пред…

– Что ты, дружище! – воскликнул Веничка – Мы узнали тебя, бродягу. Мы учуяли тебя. Мы рады тебе! А что ты говоришь своими цитатами?

– У Ремарка много восхитительных, мудрых, хоть и очень грустных афоризмов… Хотите выпить? – спросила сияющая Алиса, поднимаясь в росте до уровня левой брови «потерянного» антифашиста.

– Спасибо… Я тоже вас узнал, Алиса… И «петушковца» Веничку… Ну что – удалось узнать, где Кремль? – иронично спросил Эрих.

– Ничего мне не удалось… Вот, с Алисой… поедем скоро… Хочешь с нами в Негу?

Э. Мария Р. кивнул безразлично и немедленно выпил.

– Наш парень… С нашего двора… – довольно заметил «человек без чемоданчика»… – Чемоданчик мой только вот пропал… – глаза Венички быстро потухли.

– Пустяки… У меня в моём «Карле» есть дюжина бутылок кальвадоса… Машина вон, на парковке…

– Да, да – ободряюще вставила Алиса – Нельзя терять надежды. Нужно уметь ждать…

– Нигде и ничто не ждёт человека, всюду надо самому приносить всё с собой – Веничка блеснул цитаткой Эриха – Я и про чемоданчик свой тоже… Мы пойти должны… Вот в тот поезд… Видишь? Туда и тащи свою «дюжну»…

Глаза его были тусклыми и жёсткими, почти всегда опущенными долу. И даже волосы, седые, нестриженные давно, были «ощерившиеся»…

– Всё в человеке должно быть «ощерившимся, защищающимся»: и глаза, и волосы… Особенно глаза, особенно левый… – уважительно перефразировал немецкий писатель русского писателя – Там, в том поезде пьют белое вино… Ладно, мы тоже не с пустыми руками припрёмся.

– А «Хереса» у тебя, Э. Мария, нету? А то вдруг прошлое накатит и схватит за горло… – Венедикт поднял белые, больные глаза – Или хоть «Духа Женевы»? Ты из Швейцарии сейчас, небось?

– Я тебе налью «Хереса». Только сто пятьдесят!… И всё! Мы договорились! – Алиса гипнотизировала «петушковца» своими волшебными лазуревыми глазами. – Я ведь доверилась тебе. А ты мне. Этого нельзя испортить! А прошлое? Оно больше не сможет впиться в тебя своим жалом. Я буду рядом!

– Ишь…, какая… Да, девочка славная… Когда умираешь, становишься каким-то значительным, а пока жив – ты так: фраер заигранный… Жизнь… Она не стоит ничего и стоит бесконечно много. Хорошо! Идём!

* * *

Веничка сразу понял, что люди в вагоне-ресторане не фуфелы какие, а люди, пропитанные духом женевских конвенций и хельсинских соглашений. И не гоношаться на мизера́х. Тёртые калачи. А таким доверять легче. Легче всего с бывалыми и тёртыми, с намозоленной душой, с «грешками» в потоптанной душе, чем с холодными, да ещё и глупыми «чистюлями». Чаще просто ханжами. Ещё и Веничка, и Ремарк быстро поняли, что эти люди любят парадоксы! И умеют дегустировать жизнь! Смело, со всем её ароматом… И всем матом…

«Почему эти двое симпатичнейших человека и талантливейших писателя стали алкашами? – думала добрая Алиса – Были, да и есть… гурманами… Магистрами Игры! И вот… Не повезло! Есть такие… Это не подстриженные газоны – колючки! Эх… Что-то говорят о литературе… Пожилые… Одинокие люди… Давно их умные головушки не оказывались меж любящих женских ладошек… Дланей… И между, хи-хи, не дланей… Ах! А между тем – Ох! Между тем, что-то, стоявшее на краю стола, упало и разбилось. Ах, это мой заветный керогаз… Как же теперь звонить? Ладно, у машиниста поезда есть запасной».

Познакомились… По первой… Второй… Третьей… Мыслишки «попёрли» неслабые, с пируэтами…

– Лёгкость слога должна пинать под зад психологизм и драматизм, а не наоборот. Не надо сложностей и сумятицы в композиции, во взаимовлиянии сюжетных линий – небрежно бросил худой, востроглазенький человек с тонкими скривлёнными губами, похожий на «Кащея».

«Хм… Коллеги… Херня! У волков и утёсов нет коллег! Этот, правда, что сейчас говорит, нахохлившийся до горбатости, сутулый «Кащей», явно не из нашей стаи писак… Симпатичный такой – Веничка молчал и вглядывался в попутчиков – Голову наклоняет то вниз, то вбок,… Видок старой и битой не раз птицы… Ха, на Николая Гоголя смахивает… А… Вот Алиса подсказывает, что он – математик и нумеролог… Что ж – пить умеет! Значит – мыслить!

– Да-да, Александр, слово должно «уплотнять» воздух своей мелодией, а не только «тащить из болота» смыслы дискурсов и парадигм. Виб-р-ация – тут лысый господин с одутловатым лицом то ли Фридриха Дюрренматта, то ли Альфреда Хичкока, пр-р-ролонгировал и «раскатал» ещё более выразительно букву «р-р-р» – должна быть понятной и не скучной… Ангелам – мягко закончил мысль КГБ.

Ну кто ещё умеет «порычать» и мягко «закрыть» вопрос?!

– Дюрренматт «подсел» на мат и Альфред на Фрейда – что-то филоложествовал Веничка – Вкусы… Ситуации… В моих «Петушках» среди железнодорожников популярен такой анекдот… Хм, с дискурсом и парадигмой абсурдика.

Встречаются двое друзей. Один жалуется другом:

– Мне кажется, моя жена изменяет мне с садовником…

– Почему именно с садовником?

– А кровать бывает усыпана розами…

– Да? А моя – с железнодорожниками! – возмущённо говорит другой.

– Почему с железнодорожниками?

– Частенько бывает, что обнаруживаю в кровати железнодорожников!

– А-а-а… Понял…

Все рассмеялись, кроме «Альфреда». Ему был не ясен дискурс анекдота… А парадигма – вообще никакая!