Литмир - Электронная Библиотека

Игорь Саврасов

Собирание игры. Книга третья. Петушки-Зазеркалье

В делах людей бывает миг прилива,

Он мчит их к счастью, если не упущен,

А иначе всё плавание их жизни

Проходит среди мелей и невзгод.

У. Шекспир

… – С тех пор я не приходил в сознание, и никогда не приду – хрипло бормотал Веничка, с удивлением рассматривая бурую кровь, хлынувшую из его раненного горла – А где, где багрянец?… Пурпур?… Ангелы мои господни!… Опять непроницаемая завеса тайн… И что случилось со Временем?

– Да, Веничка. Тайны! Каждый пловец когда-нибудь утонет в Реке Времени… – ответила Алиса, улыбаясь и осторожно вливая в рот убитого жидкость с пряным запахом трав. – Если! Если не научится ходить по воде… – девочка посмотрела куда-то в даль – Тогда можно уйти в бесконечность!

– Угу… А чем ты поишь меня? Это что? Альб де десерт?

– Это мой животворящий сбитень… На основе росы…

– Мне бы «Зубровки», а? Или «Кориандровой»… А? – жалобно попросил умерший.

– Потом, Веничка… Когда сядем в наш поезд… Я дам тебе немного «Хереса».

– Угу… А что за поезд? Экспресс на Пермь? – с надеждой спросил Венедикт.

– Нет… Маршрут вне расписания… Вне Времени, вне пространства… Просто вне. «Петушки – Зазеркалье». Правда – замечательный маршрут?!

– И я, наконец, увижу Кремль?

– Нет, Кремля не будет… И не будет более избиения!

– Но это же о-за-да-ченность! Ангелы милостивые! – всё шире открывал трезвеющие глаза возвращающийся к жизни Поэт.

– Конечно, это так. Но! Но если бы это было так, это бы ещё ничего. Если бы, конечно, оно так и было. Но так как это не так, то оно и не этак. Такова логика вещей.

– Дааа…Понимаююю… Не будет избиения… И не будет изгнания?

– Хм… Изгнание, разумеется, будет! Не расслабляйся, Поэт! – девочка выросла на пол метра и добавила – Но мы будем zashtsheeshtshay-oyshtshyshsya…, э, защищающиеся… Защищённые!

– Это хорошо… Только я не умею… И благоразумным быть не умею… Но благодарю тебя, девонька ясная! И мысли, и планы твои такие ясные… Простые и понятные любому, кто знает толк во фразе: «И немедленно выпил». А как тебя зовут, Ангел мой путеводный?

– Алиса… Хм… Неужели не узнал?!

– Ах, да! Извини!… Конечно… Но зачем время…

– Стоп! Время – не «зачем». Время – «потому что». И всё!

– Хм… Я попался… в твою в гораздость… Но я буду скучать! По Курскому вокзалу…, Петушкам… По букве «Ю»! – грустно запричитал вдруг новый жилец.

– Будет Жизнь на Предъявителя! Будет путь! Будет буква «Ю»! И твой сынок будет ждать тебя там, в Зазеркалье! Вот же твои гостинцы ему… Орехи… Конфеты «Василёк»…

– Хм… А «Кубанская»?! А «Розовое крепкое»?! А моя любимая бл…ь с косой до попы?!

– Нууу… Может только когда мы, подъезжая к Байкалу,… сделаем пару остановок в греческих деревнях… Там такую лавочку держит Аристотель. Подковать Пегасика поможет кузнец Демосфен… Хорошие мужики! Простые, без затей… И честные! Когда они ездят порыбачить на озеро Байкал и им в сети попадается «золото Колчака», они почти половину отдают жёнам.

– А другую… половину?

– Мне на приданное копят… – равнодушно ответила девочка.

– Хм… Не всё я что-то…

– Плохо! А ещё поэмы постмодернистские сочиняешь… В прозе алкогольного бытия… Хорошо, что хоть чемоданчик свой заветный, ха, «литературный», потерял!

– Без чемоданчика, Алиса, трудно бороться с томлением духа… Как открывать душу для впечатлений бытия? Я же – писатель, печально тяготеющий к суровой и загадочной правде о вечно одинокой, вечно скорбной человеческой жизни… И пишу я тоже, не предполагая всего сюжета… Что произойдёт на этой станции? А что – после той?

– Не обманывай себя! Уж я-то знаю: всё ты предполагал! И финал тоже! «Русская Одиссея» знает финал!

– Ангел мой скорбный! Ты так умна! Да – я писа́л, как пи́сал. А ты, в виду своего недюжинного ума, знаешь – насколько это интимное действо. Как я стесняюсь даже себя! Тем более ведь люди не прощают ни таланта, ни мыслей иных, никакой тактичности вообще. «Ишь – «тактика» у него кака! Умнее всех, что ли?!» – Веничка помолчал секунду – А там, в Зазеркалье меня простят? Поймут?

– Ты – замечательнейший писатель! Только и ты, к сожалению, тоже очень умный… Шибко образованный! Тебе чуть углупиться! И тогда наши люди, ну… те, что с такими белыми, влажными и выпуклыми глазами, непременно примут тебя! И полюбят! Ты думаешь, что ты достаточно обвалялся под взглядами нашего народа! Хо! Ты лишь подрумянился, ты…

– Да вроде «обагрянился» уже…

– Ну, смерть – ерунда! Что о мелочах думать? Ты – вечный!

– Изувечно-вечный – хмуро пошутил классик.

– Да и умер-то ты в первый раз… Вот если в третий – да! Всё, что умирает по три раза в одной жизни – истинно!

– О, девонька мала! Я пытаюсь прозревать твои «кувырки» и парадоксы, но ни хр…а не …

– Не ругайся при девоньках малых! А то я сейчас вытянусь ростом в три метра… Хотя… Ты мило ругаешься! А прозреть ещё труднее, чем протрезветь! И ещё… Убитое сердце останавливает вечно неуверенную мысль…

Веничка незамедлительно выпил… Сбитня.

– О, да! Да, славная! Вечно неуверенную! – Веничка с надеждой узреть «новые впечатления бытия» почти с «восторгом бытия» смотрел на Алису.

– Ты – хороший! Ты – иноходец! Ты – чужой в толпе белых глаз… И возле Кремля, и возле Курского вокзала и… везде…

– Но почему? За что?

– За то! Цена у тебя высока! И мера высока! Твой ум не неуверенный… Ум вообще любит загадки! А твой ещё и любит медленное и неправильное, а сердце – грустное и растерянное…

– Но нет неги! Нет неги! А как без неги и запаха жасмина? А? – он с гневом в ставших жёсткими, рысиными глазами, посмотрел куда-то вбок, затем на девочку… Уже мягче – Куда бы засунуть все эти правила?! Эх! Ты, небось, думаешь, девочка светлая, что дурака я валяю, что моя поэма – пьяный стёб?! Как этот… критик, бл…, один: «Язык и стиль блестящие, но основная идея ложная». И нет, мол, восторга бытия!

– Это Боль твоя чудесится и Ум восстаёт! Я ведь не маленькая! Я – разная! И по возрасту тоже. Людей бесит образ Венички потому, что они в этом «кривом зеркале» видят свою низость, а его – Высоту! Видят! А стилистика мятежного, эстетизирующего маргинала, покаянного и пафосного, саморазрушающегося и разрушающего всё вокруг, даёт им, ханжам, возможность боднуть тебя их жалкой моралью… Одна своего мужа-«бухарика» вспоминает, другой – вечно злого отца, третий – свои бездарные поэмки… Не желает мещанин дать себе отчёт в том, что пьяниц, да, много, а Поэтов – единицы! Обывателю не нужен твой Код! Он – для своих!

– Хм… Дааа… Точно… Когда Фрейд пытался пояснить одной дамочке-клиентке смысл своих методов…, и основ, так сказать – первопричин её проблем, он сказал: «Сознайтесь, фрау! Ведь для вас иногда банан – и не банан вовсе! И огурец – не огурец! А огурчик! А?», та вспыхнула и, вскочив с кушетки убежала, гневно ругаясь… В овощной магазин, ха… Поэтика сатирического и лирического абсурда, сюра и мыслей-кувырков-пируэтов афористичных (да и не моих зачастую!)… ну, весь «джельтменский» набор фирменных коктейлей постмодернизма Венички – не для любителей… противного голоса Ивана Козловского… Необычное, дерзкое,… неправильное любят нежные и высоколобые…, пьющие замедленно и «некультурно»… одиночки…

1
{"b":"750900","o":1}