Большинство сотрудников не обращало на девушку внимания, обсуждая между собой непонятные Лене вопросы, а то и бросая на неё холодные высокомерные взгляды. Она была не их круга, слишком простая, не такая образованная, как они. Поначалу Лена решила, что они горят жаждой познания, и даже начала завидовать такой самоотверженности, но вскоре поняла, что большинством движет честолюбие, стремление сделать карьеру, наука для них была только способом достичь желаемого. Всего несколько человек на самом деле работали исключительно ради чистой науки. И их поведение часто пугало девушку, потому что они не видели в человеке никакой ценности, только говорящий инструмент или объект исследования.

Обслуживающий персонал тоже не принял Лену: вроде бы доброжелательные, эти люди интересовались совершенно другими вещами, которые девушка понимала немногим больше научных споров. Лена с трудом поддерживала беседы о голосериалах, новостях киберспорта, модах и тем более о возможностях заработать на всём, что только можно, а они совершенно не понимали её слишком правильную, «книжную» речь, любовь к книгам и нежелание делать карьеру и деньги любыми способами. Лену такое отношение не тяготило, она привыкла к подобному ещё в школе. И спокойно заняла место незаметной «серой мышки», при этом не позволяя никому помыкать собой: некоторые сотрудники поначалу пытались это делать, особенно те, кто занимал нижние ступени научной иерархии. Такие как раз и были самыми высокомерными и нетерпимыми, вымещая на обслуге раздражение от неудач и зная, что обслуга молча стерпит всё, лишь бы за это заплатили. Но с Леной такое не проходило. Возможно, потому, что к обслуге девушка не относилась, да и карьеру здесь делать не собиралась, а значит, ни от кого не зависела.

Зато Лев Борисович заглядывал к девушке в мастерскую почти каждый день. Не для того, чтобы контролировать её работу, а чтобы поболтать о совершенно не связанных с центром вещах. Эти разговоры нравились обоим и постепенно сближали девушку со старым учёным. Хороший он, и очень одинокий. Лена удивлялась, как смогла подружиться с человеком в несколько раз старше себя.

Возиться с завтраком не хотелось, и она спустилась на два этажа, в большую почти безлюдную столовую, где готовили великолепные круассаны и сдобные булочки с корицей. И отличный кофе какой-то очень дорогой марки. Ну разве от такого откажешься?

После завтрака девушка спустилась ещё ниже, в мастерскую. Почему-то руководство настаивало, чтобы она работала именно здесь – в просторном, хорошо освещённом, но лишённом окон помещении. Но тут уж хозяин барин, что сказал, то и делай. И из того, что дали. Лена удивлялась странному материалу, похожему на полимерную глину, но при этом совершенно иному на ощупь, тёплому и нежному. Лену казалось, что она касается человеческой кожи.

На рабочем столе лежали фотографии и эскизы того, что Лене предстояло сделать. И это была ещё одна странность, вроде бы объяснённая учёным, но всё равно удивлявшая девушку. Ей нужно было лепить не просто эскиз для робота или, как она думала сначала, что-то вроде очень хорошего манекена. Нет, в первый же день Лене дали папку с фотографиями и подборку видеозаписей и сказали, что она должна «создать человека по этому образцу». Ни больше, ни меньше. И не лепить, как обычно лепят большие скульптуры: отдельно голову, торс, конечности, соединяя потом всё на каркасе. Нет, её в мастерской ждала заготовка – что-то вроде обрубо́вки3 в натуральную величину, в которой уже были заданы все пропорции будущей фигуры. На эту болванку следовало «налепить мышцы», придать ей живость, черты когда-то существовавшего человека, при этом не полностью копируя его.

«Представьте, что вы создаёте брата, но не клон, не двойника человека с фотографий», – говорили ей заказчики, раскладывая на столе эти самые фотографии, сделанные лет за сорок до её, Лены, рождения. Высокий стройный парень-манекенщик с красивым, но слишком худым и в то же время рельефным на её взгляд телом (наверняка сидел на жёстких диетах и не вылезал из спортзалов, качая «кубики»), с правильным лицом, светло-русыми, как когда-то говорили, поло́выми волосами и трудноуловимым ощущением превосходства, сквозившим в каждом его движении. Это ещё больше проступало в видеозаписях, для которых парень наверняка позировал, даже когда занимался обыденными делами.

– Неприятный он человек, – заметила тогда Лена.

– Верно, – согласился Лев Борисович. – Человеком он был отталкивающим, самовлюблённым эгоистом. Но в своё время – одним из известнейших людей в мире моды и искусства. Его называли «вторым Антиноем»4, да и псевдоним был не менее громким – Лепо́нт. Он погиб в двадцать семь лет, по собственной дурости, но перед этим, нуждаясь в деньгах, продал своё тело одной фирме. Наш центр перекупил право использовать его образ, мы хотим создать роботов с внешностью Лепонта. Но я прошу не повторять его вид полностью. Представьте, каким он мог бы быть. С такими пропорциями, но с другим характером, судьбой.

И теперь Лена вглядывалась в фотографии давно умершего человека, пытаясь понять: что нужно повторить в точности, а что изменить – неуловимо, но так, чтобы создать иной, человечный образ. И по привычке говорила с ним как со знакомым, ведя странный для постороннего «диалог», в который вплетала любимые с детства песни.

– Можно? – От двери раздался низкий хрипловатый голос Льва Борисовича. – Сегодня я свободен весь день и решил заглянуть к вам в гости.

– Здравствуйте! – Девушка радостно улыбнулась, и старый учёный вновь, как в первый день, залюбовался ею. У него могла бы быть такая дочь… или внучка.

Лена сгребла в сторону фотографии и расставила на рабочем столе посуду.

– Скоро чай закипит, а булочки я с вечера приготовила.

– Спасибо! – Он грузно опустился в кресло. – Как работа продвигается?

– Понемногу. – Девушка бросила быстрый взгляд на фигуру в центре мастерской, из-за цвета материала казавшуюся живым голым человеком. – С телом почти закончила, это не так сложно…

Учёный понимающе улыбнулся оборванной на полуслове фразе. Фигуру следовало делать абсолютно реальной, со всеми признаками пола, что Лену несколько смущало. Медсестра и массажист, она не стеснялась обнажённого тела, но создавать его – это совсем другое.

– Теперь вы займётесь лицом? – Лев Борисович с наслаждением отпил золотистого и невероятно вкусного чая.

– Не сейчас, но скоро. Нужно сначала ладони доделать. – Лена придвинула ему тарелку с булочками. – У того они какие-то некрасивые были, как у манерной женщины, а скелет совсем не утончённый. Лепонт, наверное, на диетах сидел?

– И пластические операции делал, небольшие, – подтвердил учёный.

– Почему же за образец взяли именно его? Только из-за прав на внешность?

– Не только. – Учёный снова взглянул на обнажённую фигуру. – Он был невероятно здоровым человеком и – вы сами это признаёте – очень красивым. Наш центр нуждается в деньгах, вот руководство и решило, что продажа красивых роботов сможет привлечь дополнительные деньги.

– Секс-куклы? – Лена брезгливо поморщилась. – Их, вроде, запретили ещё полвека назад. Снова разрешили? А что психологи?

– Нет, не секс-куклы, – с удовольствием, всегда сопутствующим разговорам о работе, начал объяснять Лев Борисович. – Компаньон, телохранитель, лакей. В качестве робота-компаньона обычно предлагают женский образ, но эта ниша уже занята, к тому же мы делаем не игрушку или псевдо-собеседника для одиноких стариков, а полноценного компаньона, друга для человека. А друг обычно воспринимается именно мужчиной.

– Друга? – Лена, уже допившая свой чай и теперь рассматривавшая фотографии, удивлённо подняла взгляд на учёного. – Друга сделать нельзя! И кто согласится на такого друга? Что с вами? Вам плохо?

– Ничего. – Учёный перевёл дыхание. – Просто возраст. Всё уже прошло.