Иван чуть привстал, чтобы напоить Кощея, осторожный, боявшийся пролить на себя. Приглядываясь к нему, Марья ощущала губительный страх, но княжич старался не дрожать, стискивал пальцы на неглубокой миске. Мертвая вода смочила сухие губы Кощея.

Наивный княжич, глупый ребенок… Марья знала, что будет дальше.

Сначала казалось, что Кощея не вернет уже ничего, но в глубине груди, у сердца, Марья почувствовала знакомый трепет. Под ногами раскатился какой-то гул, словно к ним взывали все заплутавшие в Нави души. Кандалы разлетелись обломками, брызнули во все стороны… Ахнув, Марья пригнулась; Иван вздрогнул — ему ударило в руку, на плече кафтана растекалось красное пятно. Завизжав, рванулась Любава. Нож неглубоко чиркнул по ее горлу, но она вылетела из рук Василия, кинулась за спину Марье.

Не успел никто опомниться, освобожденный Кощей бросился на оторопевшего Ивана, схватил за горло, прижимая к каменной стене темницы. Марья стиснула зубы. Первым делом ее муж обратился не к ней, а к упоительной мести предательской своей семье… Василия он отшвырнул легко, даже не глянув. Кощей молчал, словно еще не вспомнил, как говорить. В тесной темнице вдруг налетел сильный ветер, трепал волосы Кощея, драную окровавленную одежду… Ничто не заботило его, он лишь смотрел в перепуганные глаза брата и мог простоять так, казалось, целую вечность.

— Пощади! — испуганно выкрикнул Иван, дернулся, пытаясь отвернуться, отстраниться от острых когтей, стиснувших его горло. — Я тебе жизнь спас…

— И поплатишься за свои ошибки, — прорычал Кощей. — Думаешь, этим можно исправить все, что содеяно? Всю подлость твоего рода?

— Нашего рода, — попытался напомнить Иван.

Кощей расхохотался. Кровь давно ничего не значила для него — кроме той, что стекала по бледным рукам, глубоко отмеченными шрамами от кандалов. Марья едва дышала. «Посмотри на меня», — мысленно умоляла она, глядя в худую напряженную спину.

— Я не знал! Никто мне не говорил, кто ты такой! — крикнул Иван. — В Китеже никто не вымолвил ни слова про старшего княжича, словно заклятие какое! А может, так и есть! Наши жрецы могли это сделать. Чтобы… — он весь поник. — Чтобы никто не сомневался, что именно я займу трон отца, когда его не станет.

Священники Китеж-града крепко держались за власть. Марья не заметила волнений в народе в те большие церковные праздники, все они казались единым… стадом, следующим повелению слуг Белобога. Но всегда есть недовольные. Они могли напомнить, что первенец великого князя еще может быть жив — или его наследник. Неужели не было у священников возможности задурить людям головы, когда в руках их Исток, вся сила их мира, место, где он народился?..

— И что бы это изменило, если бы ты знал? — вкрадчиво спросил Кощей. — Не стал бы преследовать нечисть? Погляди на меня, не отворачивайся! Такой брат тебе не нужен. Вы сожгли бы меня на площади… А теперь ты просишь милости?

— Я… Я могу отвести тебя к отцу! — в отчаянии воскликнул Иван. — Поговори с ним, он, может, все объяснит… Должна быть причина!

— Думаешь, мне чего-то стоит перевернуть весь терем и посмотреть, куда побегут дружинники, чтобы защитить старика? Да уж, ценный совет… И чего же ты сам хочешь? — спросил Кощей, поняв, что Иван торгуется. Лицо исказилось какой-то болезненно-злой ухмылкой. С ним пытались заключить сделку.

— Жить, — бесхитростно признался Иван, с отчаянием глядя на него.

Снизу вверх, человек — на разъяренное чудовище. Сейчас он совсем не походил на славного царевича из историй, скорее — на обычного мальчишку, трясущегося перед чем-то неизведанным, страшным. Он не гордо вскидывал голову, стараясь сохранить честь, а всего лишь прянул от когтей, впивавшихся в загорелую кожу. Марья подумала, что ее отец презирал бы Ивана, если бы увидел, как он собирался умереть. Юлил и старался выкупить себя.

— Веди, — жестоко велел Кощей. — Не должно детям умирать раньше родителей, верно?

Мимолетом посмотрел на Марью, и по лицу его скользнула тусклая улыбка. «Скоро все кончится», — отчетливо услышала она и воспрянула.

Марья ожидала, что Иван потянется к знакомой лестнице, но он уверенно свернул к стене, где между каменными колоннами прятался прорубленный людьми ход. Марья опасливо оглядывалась, ей все казалось, что стены сомкнутся… Они с Кощеем одинаково внимательно следили за Иваном и мрачным Василием. Последней шагала испуганная Любава, которую еще трясло после пережитого, и Марья часто оборачивалась на подругу.

— Эти ходы давно еще строили, до моего рождения, — сказал Иван по дороге. Ход вилял. Он волновался и никак не мог замолчать. — Годами тут Алатырь искали, все перерыли, еще заморских мастеров приглашали, чтобы помогали землю прорубать. Нашли, наконец…

Он мог бы завести их прямиком в ловушку, но разве засада остановила бы озлобленного Кощея? Он смахнул бы всех дружинников разом, что встали бы у него на пути. Марья, однако, порадовалась, что Иван не попробовал обмануть. Честный он, этот княжич, чистый, еще не научившийся лгать.

Они вышли из черного хода для прислуги, оказавшись в незнакомом Марье крыле. Двое стражников пали на пол, открывая им дорогу. Кощей толкнул двери легко, словно они ничего не весили. Заставил сперва пройти княжича с его слугой, чтобы не подставлять им спину. Служанка, стоявшая у постели, вскрикнула и тут же упала, схватившись за сердце.

— Ваня…

Марья не видела в его взгляде ничего, кроме ненависти. Старый князь поднялся на постели с трудом, мутными глазами посмотрел на Кощея. Совсем изможденный, седой старик с нечесаными космами волос. Узнает ли?.. Марье показалось, об этом она одна волнуется, жадно наблюдая за переменами в лице старика, а Кощей безмятежен — ему все равно, он убьет его в любом случае. В Марье всколыхнулось что-то: это неправильно, странно — убивать немощного отца, уже отвоевавшего свое. Болезнь прикончит его через пару седьмиц.

— Иван, — недоверчиво прошептал старик надтреснутым голосом. — Ты… сбежал? Освободился?..

Он потерялся во время. Думал, сын вырвался из ордынского плена и явился к нему на порог, измученный испытаниями. Там могло бы статься — но Кощей избрал путь гораздо худший, в конце концов приведший его домой, в город, который он жаждал разрушить.

— Скажи мне, что хотя бы пытался выкупить меня, — наклонившись к старику, прошипел Кощей. — Что не сразу решил меня бросить на растерзание ордынцам. У тебя родился другой сын, и я стал не нужен, так, отец? Не стою золота? Лучше окрасить им новый храм. Вы тут много возвели, пока я мучился…

Но разум уже покинул старика. Он смотрел на Кощея безучастно, мертвыми глазами. Почему-то взгляд его казался жалостливым. Марья замерла. Она не смогла бы. Вспомнила своего отца, умного и гордого, их неловкое примирение — убийство было неправильно, бесчеловечно — так одни звери поступают. Но остановить мужа она не смогла, видя горящую в нем злость.

И Кощей, покачав головой, наклонился и одним движением перерезал ему горло — сверкнули когти. Медленно поднял руку, поглядел на тягучие капли, стекающие по длинным черным пальцам. Кровь растекалась по постели, впитывалась в ткань. Удивительно — Марье казалось, старик совсем иссох. Ни криков, ни мучений. Ничего. Любава отвернулась, спрятала глаза. Даже нечисть не была столь жестока…

— Ему никогда не нужен был сын, — сказал Кощей, дрогнув. — Только наследник.

В нем еще было что-то человеческое — поэтому он колебался. Может, не так представлял долгожданное отмщение. Не принесло оно ему удовольствия?.. Он оглядывал комнаты, лампады, какие-то иконки с изображением неизвестных святых, чтимых тут… Тусклый свет. Кощей выскользнул и тут же столкнулся с Иваном у дверей.

— Ты получил то, что хотел? — негромко спросил княжич, утирая слезы украдкой. — Теперь ты оставишь Китеж? Тебе нужна была эта война, только чтобы до нас добраться, так? — устало проговорил Иван. — Все бессмысленно.

— Ты прекрасно знал, что старик умирает, и решил откупиться от меня его жизнью, — прозорливо сказал Кощей. — Всегда знал, что подлость у нас в крови…