Другой, тот, что у кассы, замер с сумкой, набитой деньгами, уставился на нее недоверчиво, будто бы что-то пробормотал. Потом сумка тяжело упала на пол, выхлестнулись разноцветные бумажки. «Хоть бы не вздумал стрелять по людям», — мелькнуло в голове у Анны, но мальчишка целился в нее. Видно, еще верил, что сможет сбежать, если избавится от наглой нечисти.

На их совести уже был один труп — даже если они сделали это случайно. Ему нечего было терять. Но все же…

Он выстрелил. Анна почувствовала мощный удар в бок и сердито зашипела. Прокляла себя, свое человеколюбие, крохотную надежду на то, что мальчишка одумается.

Удар сердца — и она оказалась рядом. Не ее, конечно, сердца, старого и мертвого. Кровь у Анны текла медленно, как будто она всего лишь порезалась неаккуратно. Мальчишка вытаращился на нее. Его пульс стучал в ушах. Нечто древнее и жадное требовало впиться клыками, порвать его юную кожу, но Анна рывком схватила его за горло, вздернула над собой. Пистолет выстрелил в пол, выбивая плитку, вывалился из слабеющей руки. Он жалко захрипел, закатывая глаза.

— Одну вещь я хорошо запомнила за свое долгое существование: никакие деньги не стоят человеческой жизни, — отчеканила она, небрежно пиная сумку. Ему определенно будет, над чем поразмыслить в тюрьме. Анна надеялась, что хоть чему-то сумеет его научить.

Он боялся смерти, но Анна ни за что не убила бы его. Отпустила тут же, как почувствовала, что ее пленник потерял сознание, сгрузила у стены. Когда-то она работала медсестрой, а в те времена мало слышали об обезболивающих и наркозе.

Позади послышался шум — это, привлеченные стрельбой, возвращались оставшиеся двое. Вместо того, чтобы кинуться в укрытие, как остальные посетители, Анна побежала прямо навстречу, и вампирская скорость на мгновение позволила ей пропасть из поля зрения, а потом очутиться прямо напротив. Одного ударила в грудь, откидывая к стене, другому подставила подножку, чтобы споткнулся. Не рассчитала силу, потому что грабитель завыл и схватился за ногу.

Двери в банк распахнулись, в зал ворвались люди в черном. Анна остановилась, высоко подняв руки, чтобы ее ненароком не приняли за сообщницу налетчиков — она вдруг единственная оказалась на ногах. Один из грабителей все еще завывал, хватаясь за ногу, словно кто-то пытался ее оторвать.

Хватило удостоверения, чтобы Анну не слишком дергали. Она отошла в сторону, наблюдая, как перепуганных гражданских выводят наружу. Грабителей тоже выводили, но в наручниках, даже вытаскивали: двое все еще были без сознания, один страшно хромал. Анна взглянула им вслед и вдруг вспомнила про свое ранение, коснулась бока.

— Все в порядке? — спросил следователь, Роман, которого Анна мельком знала. На многих делах Инквизиции и полиции приходилось работать вместе, вот они и пересекались. Сейчас его добродушное круглое лицо выглядело обеспокоенным: — Это пулевое ранение…

— Ничего страшного, я в порядке! — ничуть не солгала Анна. — Только придется вытаскивать пулю, но это… не настолько неприятно, как кажется.

Он покачал головой.

— Нам стоит выразить вам благодарность, — пояснил Роман. — Пока мы добрались, они бы успели уехать, так что…

Анна знала, в чем состоит трудность с банками и прочими государственными зданиями: на них вешали такие мощные щиты, что телепортироваться сюда было попросту невозможно. Полиция, хотя и состояла сплошь из людей, часто пользовалась магией… но не в этот раз.

— Они убили человека, — сказала Анна. — Думаю, иначе бы я просто позволила всему идти своим чередом. Деньги — это всего лишь… крашеная бумага, которой люди придают слишком большую ценность. И готовы ради нее убивать.

Анна вздохнула. Казалось странным, что она, хищник, которому пристало охотиться на людей, как волку на овец, больше всего волновалась об их жизнях. Она наблюдала, как уносят тело охранника.

— А вы здесь, потому что?.. — уточнил Роман для проформы.

— Нужно было уладить что-то со счетом, — отмахнулась Анна. — Не продляла его с прошлого столетия, это начинало казаться немного подозрительным. Не важно. Это все мелочи по сравнению…

— Если позволите, довезу вас до больницы… чтобы решить проблему с пулей, — отважно сказал Роман.

— Очень любезно с вашей стороны!

Анна постаралась улыбнуться.

Тело унесли, но кровавый привкус на языке остался — и наверняка она еще долго не сможет избавиться от него. Всего лишь налет, воспоминание. Чья-то потерянная жизнь, которой не было бы, вмешайся она раньше.

========== 5. соль ==========

Все, что было соленым, причиняло Анне боль. Кровь, которую она пила — и скулы сводило. Слезы, которые она проливала — горькие, но искренние.

Все, кроме моря.

На работе часто говорили, что Балтийское море какое-то неправильное. Люди и многие нелюди, те, что теплолюбивые — большинство из них, — считали, что настоящее море должно быть теплым, летним. У кого ни спроси, что такое лето — сразу вспомнит какой-нибудь солнечный обломок из детства. Сияющий, полный смеха.

Но Анна вдруг узнала другое море, холодное и суровое, ей под стать. Невозможно было представить вампира на обычном пляже, это было смешно, как какая-то древняя карикатура. Но на каменистом побережье залива Анна вдруг почувствовала себя настоящей и почти живой.

Отпуск она обычно не брала, но в этом году решила отдохнуть. Дело было не в усталости — Анна не помнила, что это такое. Но иногда нужно было развеяться, выбросить все из головы, потому что дрянные темные дела скапливались неприятным осадком. У человека давно начались бы ночные кошмары, но Анна от них не страдала. В каком-то смысле и она сама была кошмаром. Но в один день ей невыносимо стало думать о всех смертях, что она видела на работе.

Они умирали, а Анна жила. И это казалось несправедливым.

Когда она прислушивалась к реву моря, Анне чудилось, что оно ее понимает, слушает, испытывает ту же тоску. Волны, лизавшие берег, были тяжелые, сизые с проседью — как будто тоже возрастом в три сотни лет. И они метались, переливаясь туда-сюда, рокоча в тишине.

Калининград Анне нравился — славный город с богатой историей, напоминавший и об ее прошлом, о том, что родом она из Германии, хотя для нее давно стерлись границы. Гуляя по улицам, Анна иногда ощущала неприятное скользкое одиночество: тут многие были парочками, семьями, довольные и счастливые, а она проходила мимо них — холодная фигура в черном пальто.

Но, стоило оказаться на берегу, все вставало на свои места, наконец-то становилось правильным. Море было такое же вечное, одинокое и безутешное, и Анна находила свое место там, сидя на каком-нибудь старом камне и вслушиваясь в рев и шелест. Время тянулось — и ничего не значило, потому что не бессмертным думать о протекающих минутах и часах. Она не нуждалась ни в еде, ни в отдыхе — только в море.

В этом пронзительном соленом запахе, напоминавшем ей о свободе. Иногда Анна с тоской поглядывала на вьющихся в сером небе чаек — мечтала, если бы у нее были перья, она затерялась бы где-нибудь над морем. Суровый балтийский ветер рвал ее волосы, превращая аккуратную прилизанную прическу в какое-то безумное воронье гнездо, но Анна улыбалась и чувствовала себя так, будто уже летела, продираясь в небо, отражающее море.

Потому что море было всем, о чем она могла думать.

Прогуливаясь по берегу, Анна редко знакомилась с людьми, хотя некоторые пытались обратиться к ней. Видно, на отдыхе они расслаблялись и были не прочь завести новое знакомство — совсем не как в Петербурге, где все ходили мрачные. Пару раз Анна даже говорила с кем-то.

— Девушка, сфотографируйте нас, пожалуйста! — воскликнула какая-то бодрая старушка, помахав Анне рукой. Ее муж мечтательно всматривался в море, опираясь на трость с красивой рукоятью.

Анна улыбнулась про себя: вероятно, она годилась этим людям в прабабки, однако ничего не сказала, только взяла старомодный фотоаппарат, сделала несколько снимков.

— Я тоже могу вас сфотографировать, — поблагодарив ее, предложила старушка, но Анна лишь рассмеялась и покачала головой.