– Я поищу, есть ли тут еще рюкзак.
– Я за припасами.
– Приемник надо упаковать.
– Само собой.
Она задержалась на минуту, когда Марко вышел. Достаточно, чтобы сказать Мике:
– Я соберу лекарства, какие найду, и обыщу ящики. У таких, как Йоца, бывает оружие. Ты не против?
Алиса смотрела на Мику. Мика смотрел на госпожу Марию. Госпожа Мария смотрела на фотографию на комоде, все еще хмурилась и беззвучно шевелила губами. Наверное, рассказывала Йоце о том, как соседские дети опять разыгрались на весь дом.
– Госпожа Мария? – позвал Мика. – Я вас оставлю ненадолго, хорошо? Я рядом. Нам нужно собраться. Мы пойдем на прогулку, хорошо? Я и вы.
– Йоца работает.
– Господин Йоца сделает перерыв и прогуляется вместе с нами. Врачи ведь сказали, что ему полезно быть на свежем воздухе? Можно, я помогу собрать его вещи, чтобы не отвлекать, пока он заканчивает работу?
– Какой у нас хороший мальчик в гостях, Йоца. Вежливый. Не помню только, чей он племянник.
Только тогда Мика повернулся и сказал Алисе:
– Я сам поищу в спальне.
Сначала все втроем умылись по очереди в ванной. Алиса нашла бутылочку с перекисью. Ваты не было, так что смочила салфетку, обработала рассеченную бровь Марко под его недовольное шипение и залепила пластырем. Мика помог госпоже Марии дойти до ванной, намочил полотенце и осторожно протер ее лицо, помог вымыть руки.
Собирались споро, под аккомпанемент неутихающих криков и плача, под бухающие где-то вдалеке залпы, под звук топота ног из подъезда. Слова тратили как воду из последней бутылки на марше: скупо, по делу. Только один раз сорвались и поспорили с Марко, стоит ли взять бутылку ракии, которая запоздало нашлась в кладовке. А вот пистолета не нашли, как и рюкзаков. Пришлось обойтись Алисиным.
Она спешно вынимала из него свои вещи, чтобы решить, что взять, а что оставить. Блокнот. Два мягких пенала, купленных в сувенирном магазинчике на туристической пешеходной улице Князя Михаила: одна с ручками и карандашами, другая с обезболивающими, пластырями, активированным углем и антибактериальными салфетками в индивидуальных упаковках. Книжка в мягком переплете. Зарядное устройство от телефона. Визитница с картонными карточками, которые она собрала за три года от таксистов, со стоек книжных магазинов и на кассах антикварных лавочек. Зажигалка – сама Алиса упорно бросала, но носила по привычке, вдруг кто-то попросит прикурить. Ключи от квартиры. Новенькие танцевальные кроссовки, купленные неделю назад в бутике на Дорчоле, где на полках стояли нарядные пары пестрых туфель: блеск, глянец, атлас, лакированная кожа, блестки, и так до дальнего угла за прилавком, где были выставлены кроссовки с укрепленным носком и скользящей подошвой.
Алиса тогда примерила их наскоро. Топнула пару раз ногами в пол и кивнула: беру. Продавец спросил, не хочет ли она пройтись, подвигаться, почувствовать, как сидят на ноге, как держат ступни, не жмет ли в ширине. Он и сам танцует – может, включить музыку и попробовать в деле? Алиса отказалась от музыки и для вида походила туда-сюда, а когда продавец отвернулся за коробкой, все-таки сделала неловкое переднее очо, выставив вперед руки в имитации танго-объятия, как учили на тренировке. Продавец обернулся. Она схватила с полки ближайшую туфлю, изумрудный атлас с серебряной каймой, и принялась рассматривать подошву.
– Это не ваш размер, – мягко сказал продавец. – Примерите, может быть, вон те, красные? Или есть черные, очень элегантные, как раз на вашу ногу. И каблук небольшой, всего пять сантиметров.
Алиса покачала головой, вернула изумруд с серебром на место и полезла в карман за кошельком. Продавец упаковал в коробку атласный мешочек на длинном шнурке и с раздельными карманами для каждой кроссовки, за счет заведения.
Сейчас она выложила кроссовки в этом мешочке из рюкзака на диван. Погладила шелковистую ткань кончиками пальцев.
– Русская, где рюкзак? Бутылку вот нашел с ракией, влезет?
– Не влезет. И так еды мало.
Поспорили.
– В карман положу.
– Стекло побьется, Маки. Я бы и сама взяла. Валюта же.
– Скажешь тоже, валюта. Тогда в каждом доме, бре, по валютному сейфу! Менять не дам.
В рюкзак утрамбовали под завязку консервы, редкие блистеры с просроченными уже таблетками и пластыри, найденные на полочке в ванной, спички и пару зажигалок. Молотый кофе пришлось оставить, а растворимый из банки пересыпали в полиэтиленовый пакет и завернули еще в один, для верности. Алиса добавила пару кухонных ножей, предварительно обмотав лезвия найденными в комоде носовыми платками с вышитыми инициалами.
Радиоприемник Марко убрал под объемную куртку. На рюкзаке распустил лямки посвободнее и закинул его на спину. Алиса прошлась по платяным шкафам и ящикам комода. Нашла старую поясную сумку на регулируемом ремне. Лет двадцать пять назад с такими ходили новоявленные коммерсанты и первые заграничные туристы. Сейчас их носили модные девочки, сошедшие на улицы прямо с глянцевых реклам сетевых магазинов одежды. Эта была не из сетевого магазина, а из того, коммерсантско-туристического прошлого, добротная, но потрепанная жизнью. Алиса застегнула сумку на талии, подтянула ремень. Вернулась на кухню. Внутрь удобно поместился блокнот, ручки и собственная аптечка. Она взяла мешочек с кроссовками, покачала в руке, как будто взвешивала. Распустила шнурок, сдвинула ткань так, что показались уплотненные кожаной пластиной задники.
– Я вот это нашел, – в кухню зашел Мика с компактной картонной коробочкой в руке. – Это пригодится?
Алиса повернулась. Мика мазнул взглядом по ее рукам. Она быстро подтянула кромку мешочка, дернула шнурок, бросила кроссовки на диван.
– Это ружейные патроны. Охотничьи. Для них еще ружье надо найти. Хотя возьми, пусть Марко к себе в карманы упакует.
Взяла с дивана ключи, положила в поясную сумку, застегнула молнию и вышла в коридор.
– Кроссовки свои не возьмешь? – спросил в спину Мика.
Алиса остановилась. Пальцы автоматически затеребили язычок молнии. Всего-то и нужно, что пройти обратно, подцепить мешочек за шнурок. Он двойной, длинный, завязан петлей. Можно попробовать продеть руки и носить на манер рюкзака. Можно закинуть на плечо и прижать рукой к боку. Можно попросить Марко спрятать в недрах его надежной куртки. Можно примотать к рюкзаку, как делают туристы и хиппи со свернутыми резиновыми ковриками. Можно повернуться к Мике и спросить, зачем.
Спросить, стоят ли эти кроссовки всех усилий, который сейчас придется потратить, чтобы не потерять их и выносить до безопасного места. Когда она выведет их из самого пекла и чертоги революционного Аида останутся за плечами, что сделает Мика, когда она подойдет к нему с этим мешочком в руках и напомнит, что это из-за него она не оставила их в разоренной войной квартирой в старом доме. Когда снова станет можно, вспомнят ли они оба, что сегодня они должны были танцевать в пустой студии среди плюшевых кресел и атласных ламп-корсетов? Когда они оба выйдут вверх по течению к устью Стикс и Ахеронта туда, где над горизонтом после длинной ночи занимается красноватое солнце, захочет ли один танцевать с другим?
За эти два дня Мика, который даже ходил, как по паркету скользил, Мика, которого знали по всей Европе за его ловкие быстрые ступни, Мика, который дышал на танго-бит, ни разу не сделал ни одного танцевального па, ни простенькой разминки после неудобной ночи, не включил в телефоне музыку. Захочет ли вообще кто-то из них когда-нибудь танцевать? Сможет ли?
– Думаешь, стоит взять? – спросила Алиса.
Мика пожал плечами.
«Скажи, что ты бы взял. Скажи, пожалуйста».
«Скажи, что не нужно. Скажи, что не понадобятся они там, куда мы сейчас выйдем».
«Скажи что-нибудь».
– Твои кроссовки. Тебе решать.
Он развернулся и вышел.
Марко уже обувался, прямо с рюкзаком на спине. Мика помог госпоже Марии выйти из спальни. На ней было свежее платье, кожаные туфли на низком каблуке и другая пара перчаток. Мика нес в руке легкий вязаный кардиган.